Избранная по контракту - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка"

— А если будет другая раздача? — спросил наконец-то въехавший в засаду пес.

— При благоприятном раскладе нас всего лишь под почетным конвоем поставят пред светлые очи императора. Он произнесет патриотично-благодарственную речь и лично депортирует нас на Темную сторону, и хорошо, если хоть перед этим даст в туалет сходить на дорожку. А потом его императорство, смахнув суровую слезу, отправится служить молебен местному божеству за то, что тот внял его молитвам и так быстро откомандировал в его распоряжение команду камикадзе.

Я делала жалкие попытки взять себя в руки, но вместо этого еще больше распалялась:

— Как специалист, по роду службы почитывающий специальную литературу, могу проинформировать: сейчас не в моде добродушные мудрые Гэндальфы с голубыми вертолетами. Времена давно изменились, на сцену вышли колдуны с кровавыми мальчиками в глазах, которые, вместо того чтобы вести переписку с такими же заслуженными пенсионерами на тему народных средств по борьбе с простатитом, грешат расчлененкой. Эти Чикатилы Крюгеровичи приложат все свои силы, чтобы заполучить наши тушки в свои лаборатории, и, поверь мне, простым анализом мочи они не ограничатся.

Пес в ужасе смотрел на меня, а я продолжала верещать как потерпевшая:

— Нет, ты не думай, я не дура и сразу поняла, что наш внешний вид отличается от местных. Я все это знала, но по плану должна была прикопать наши вещи в кустах, а потом под покровом ночи упереть с забора какой-нибудь половик, замотаться в него и прикинуться жертвой местных разбойников. Но все мои планы накрылись медным тазом. Даже если я буду выглядеть как местная пастушка, чудом избежавшая группового секса, то стоит мне открыть рот — и меня возьмут за жабры. Эти небесные мрази не дают ни минуты на подготовку, только и делают, что осложняют нам жизнь. Я своим начинающимся циррозом печени чувствую — изначально планировалось, что никто нам помогать не будет. Никаких народных ополчений не собирается, а все сидят и ждут, когда же придет обещанный Терминатор и надерет задницу диктатору, окопавшемуся в Цитадели.

— Ну, может, все не так и плохо, они же вроде как на нас ставили, — сделал жалкую попытку меня успокоить пес.

— Ха, на нас, но только не забывай, что они еще ставят на то, как мы будем выпутываться из любой непредвиденной ситуации. Это такая многоплановая развлекуха у них и стабильный источник дохода — сам понимаешь, создание миров не оплачивается, надо же на что-то жить. Нет, нам не дадут погибнуть в первые пару недель, но чем больше мы будем лажаться, тем больше кто-то заработает и получит удовольствия от шоу «Два лоха»! — Мой голос дрожал от неконтролируемого бешенства. — И вот еще что: я не уверена, будто эта троица ставила на нас, а не на Темного лорда, слишком много нестыковок. Но самое дерьмовое во всем даже не это, а то, что первый, кого мы тут встретили, сдаст нас по пьянке любому, кто ему нальет. У таких, как он, свистунов-задушевников, вода в одном месте не держится!

— Дашка, не истерии, что реально делать будем? — утробно рыкнул Сосискин.

— Да ничего, млять. Будем косить под слепоглухонемых больных проказой пилигримов, а пока будем думать, куда этого бомжа девать. — Я кивнула в сторону обалдевшего от моих воплей Сивки и принялась лихорадочно метаться у костра. — У меня же были идеи по ведению партизанской войны, планы по вливанию в общество в качестве эксцентричной эмигрантки с Темной стороны, почти готовые комбинации по военной кампании, а сейчас все это рухнуло как карточный домик!

К моим метаниям присоединился и пес.

— Даша, а может, нам поменьше говорить? Ты уж прости, но немым еще сложнее быть, чем Джамшудом, да и писать не умеем на их языке. Мы даже спросить не сможем ничего.

— Как поменьше говорить, запас ты мой словарный, как? Даже если я буду фильтровать весь свой базар, то как я узнаю, есть тут такое слово или нет? Запомни, а лучше запиши за мной: над Ником, Димоном и Абрашей сначала цинично надругаться, желательно с привлечением гамадрилов, а потом казнить с особой жестокостью.

— А Эдика? — деловито уточнил мой соучастник в предстоящих репрессиях.

— А Эдика сначала материально наказать, гамадрилов заменить на агрессивно настроенных гомосексуалистов, а потом казнить.

— Дашка, может, просто убить? Что ты зверствуешь-то? — некстати проявил мужскую солидарность пес.

Чтобы задушить ее на корню, я медовым голоском пропела:

— А меня в детстве из гестапо за жестокость выгнали, так что пусть наслаждаются жизнью, пока они еще в состоянии это делать.

Я еще бы долго расписывала предстоящие демиургам ужасы, но на самой высокой ноте меня прервали.

— Кхм-кхм, простите, что прерываю ваш разговор, но я не понимаю, что вы так всполошились, — привлек к себе внимание Сивка. — Я уже давно понял, что вы не из нашего мира, и просто ждал удобного момента, чтобы предложить вам пойти к Ковену магов.

Мы злобно переглянулись и, не сговариваясь, пошли в наступление на единорога.

— Знаешь, что в нашем мире делают с такими вот птичками-говорунами? — сказала я и полезла в рюкзак за тупым кухонным ножом.

— Ты, Даш, давай кончай его, а я пойду ямку вырою, чтоб потом прикопать его по-тихому, — кивнул Сосискин.

— Не надо меня убивать, я ничего никому не скажу, — глядя на наши зверские лица, пролепетал Сивка.

— Конечно, не скажешь, мертвые не говорят, — осклабилась я в ответ.

Увидев, что пес воспринял мои слова о ямке буквально и начал усилено рыть лапами землю, я взвизгнула:

— Сосискин, отставить копать яму! Мы его кремировать будем — чтоб уж наверняка. А то у них, по сведениям, некроманты водятся.

Единорог отскочил от нас, как сексуальный маньяк от старой девы, и угрожающе нацелил в нашу сторону ярко засветившийся рог.

— Давайте успокоимся и поговорим, я вам не враг, — попытался образумить нас Сивка.

— Дашка, смотри, у него рог светится, радиацию на нас конь педальный напускает! — заорал Сосискин.

— Сейчас мы ему этот рог обломаем, мы не таких обламывали, — отмахнулась я и пошла прям на эту фару. Перед глазами вспыхнул свет, и я, моментально ослепнув, провалилась в темноту. Когда спустя какое-то время я пришла в себя, то первым делом проверила, как мой верный пес. К счастью, он был жив, лежал рядом со мной и тоже приходил в себя. Долбаный рогоносец никуда не делся и, стоя напротив, виновато смотрел на нас.

— Дариа, ну зачем ты так? Мы же вместе пили. Ты что, думаешь, я бы после этого тебя предал?

Я с отвращением кивнула, а он в ответ осуждающе покачал головой.

— Дариа, почему ты решила, что я тебе враг?

— Жизнь научила никому не доверять, — зло выплюнула я в ответ.

Бешенство медленно отступало. Проснулась совесть и проинформировала о наличии у меня наклонностей к убийству. Стало безумно стыдно: еще минуту назад я действительно была готова убить это волшебное существо. И что самое поганое, если бы не его рог, сработавший как световая ракета, то я бы завалила его. Пусть не профессионально, одним ударом оружия или, как киллер, хладнокровно, но лишила бы его жизни невзирая на тупость ножа. В крайнем случае, я бы использовала свои ногти. А потом действительно бы постаралась избавиться от трупа, предварительно выломав рог. В том, что оборотистый Сосискин найдет способ его реализовать, я даже не сомневалась.

Сивка настороженно молчал, демонстрируя всем своим видом униженного и оскорбленного. Делать было нечего, я попыталась неуклюже принести свои извинения:

— Ладно, ты извини нас за то, что накинулись на тебя. Просто слишком многое идет не так, как мы думали, и я подозреваю, что дальше будет еще хуже.

Я отвернулась от Сивки и села на матрас. В голове не было ни одной мысли: после демонстрации действия рога при опасности, думать о том, какими талантами к смертоубийству тут обладают остальные, мне попросту не хотелось. Ко мне на коленки заполз Сосискин и попытался свернуться клубочком. Бедный пес всегда так делал, когда ему было плохо, а мне до зубовного скрежета захотелось удавить трех уродов, которые втравили домашнее существо в это дерьмо. Я и не заметила, как сзади подошел Сивка и, фыркая мне в волосы, положил голову на плечо. Меня вдруг охватило тепло, как будто теплый ветер ласково коснулся моей головы и унес остатки злобы. Откуда-то возникло спокойствие и умиротворение, на коленках, распрямляясь, завозился Сосискин, и я вдруг поняла, что единорог хочет мне только добра.