Зелье, кот и чемодан (СИ) - Романюк Светлана

Бульк! Громко лопнул первый пузырь в закипающей воде.

— Эх, — вздохнула Трин. — Вот бы все люди, задумавшие нехорошее по отношению к другим, взяли и просто забыли обо всем…

Трин еще раз привычно вздохнула, тряхнула кистями рук и, плотно сжав губы, принялась за работу. Зелье имитации надлежало готовить в полнейшем молчании.

Где-то на четвертом ингредиенте кот, расправившись с подношением и заскучав в одиночестве, бесшумно подошел к Трин и, не останавливаясь, легко вспрыгнул на полку, что была прибита аккурат над плитой. Трин нахмурилась, но кот улегся на полке, не издав ни звука, не сдвинув ни единой склянки, и она облегченно выдохнула. Руки ее меж тем, не останавливаясь, продолжали ритмично высыпать в кастрюльку толченые крылышки саранчи, сушеные усики страстоцвета и пыльцу кипрея. Пыльца была седьмой и самой коварной. На ней нестерпимо захотелось чихнуть. Но Трин сдержалась и мужественно ссыпала в кипящее варево зверобой, кору дуба и сухие цветки ландыша. И чихнула только после того, как зелье в кастрюльке робко засветилось нежно-розовым заревом.

Чих вышел оглушительным!

Кот на полке возмущенно зашипел.

А когда Трин открыла зажмуренные от собственного чиха глаза, то увидела, что кот на полке не только зашипел, но еще и подскочил… И склянки поронял. А одна, та, что с сахаром, аккуратненько так на боку лежит, и сахар из нее тоненькой струйкой в кастрюльку сыплется.

Трин ахнула и с трудом поборола желание зажмуриться вновь. Она обреченно смотрела, как от каждого попавшего в зелье белого кристаллика оно темнеет все больше. Сахар высыпался весь. Зелье сделалось черным. Трин вяло подумала, что вот сейчас завоняет, а густой болотный запах так просто не выветришь, да и домочадцам его наличие так просто не объяснишь.

Но вони не было. Зелье вдруг мигнуло ядовито-зеленым. Затем золотисто-оранжевым. После засияло нежно-сиреневым, почти розовым. И наконец сделалось прозрачным.

Магический процесс явно завершился удачно. Зелье было готово к употреблению. Оставалось выяснить, к какому именно.

В этот момент из столовой послышался азартный крик Кристофа:

— Ага! Загоняй его ребята! Держи!

После послышался грохот, звон разбитого стекла и радостное гиканье мальчишек.

Трин взяла себя в руки. Накрыла кастрюлю крышкой и поспешила из кухни. Зелье может подождать, а вот за сражающимися с пылевым драконом мужчинами семейства Хольман нужен глаз да глаз.

Глава 21

Амма

Сознание возвращалось плавно. Постепенно. По капле.

Сперва Амма почуяла одуряющий запах сирени. Сладкий. Терпкий. Чуть резковатый.

Затем ощутила мягкость и тепло шерстяного пледа, что укрыл ноги, укутал колени, обнял плечи.

Только после этого она попыталась понять, где она. Да и как она? Она стоит? Лежит? Сидит? То, что она не стоит, Амма поняла довольно быстро, а вот выбор между лежит и сидит пришлось делать довольно долго. В конце концов Амма решила, что она расположилась полулежа. Или полусидя. К тому же ее явно покачивало. Она расположилась в лодке? На качелях? Кто-то баюкает ее на руках. Не похоже.

Теплый ветерок обдувал лицо и щекотал ноздри уже узнанным ароматом сирени. Амма вздохнула несколько раз и попыталась приподнять веки. Глаза открыть не получилось. Зато в сознание хлынули звуки. Много. Разных.

Мерное поскрипывание, пение каких-то пичуг и голоса.

— У моей младшей сестры был дар, — грустно сказал усталый мужской голос. — Она не была пифией. Нет… Но могла находить утерянные вещи… Или людей… Говорят, что это родственные способности: предсказатели, поисковики… Каждый раз после того, как она интенсивно использовала свой дар, ей нужно было некоторое время побыть в тишине и одиночестве. Для восстановления.

— А где сейчас ваш сестра? — спросил звонкий девичий голос, когда пауза слишком затянулась.

Голоса были знакомы. Амма вновь попыталась проморгаться. В этот раз не без успеха. Ресницы наконец-то удалось слегка разлепить. Когда глаза привыкли к дневному свету, первым, что Амма смогла разглядеть, была качающаяся перед самым носом гроздь сирени.

— Она… Ее больше нет, — произнес норр Штиплер, которого Амма увидела, чуть повернув голову.

— О-о-о! Мне так грустен! Так печален! — сдвинув бровки домиком, протянула Паулина, которая тоже, оказывается, была здесь.

Амма осторожно покрутила головой. Они все находились на открытой террасе, что примыкала к домику норра Штиплера. Террасу окружали заросли сирени. Амму разместили в кресле-качалке, заботливо обложив подушками и укрыв клетчатым шерстяным пледом, а норр Штиплер и Паулина сидели рядышком за круглым дощатым столиком и, словно старые приятели, вели задушевную беседу.

— Мне тоже грустно, но это случилось уже давно, — бледно улыбнулся норр Штиплер. — Марит с мужем и дочкой ехала навестить меня, когда их экипаж перевернулся. Меньше всего пострадала маленькая Теа. Лукас, супруг Марит, восстанавливался долгие семь лет. А сама она… Сама она почти пятнадцать лет находилась в специализированном пансионате, где ей могли оказать надлежащий уход, а после угасла, так и не придя в сознание…

— Ох! — Паулина прижала ладошку ко рту. Глаза ее были полны слез сочувствия.

Амма и сама еле удержалась от всхлипа. Но вздохнула, видимо, достаточно громко.

— Вы пришли в себя? — тепло улыбнулся норр Штиплер, встретившись с ней взглядом. — Я рад. Я сейчас принесу вам чай. Он прекрасно восстанавливает силы.

Амма смотрела, как он поднимается, слегка сутулясь, идет и наконец скрывается в доме.

— Такой грустен история… Вы слышать? — спросила Паулина.

— Немного, — не стала скрывать Амма.

Обе вздохнули.

Норр Штиплер вернулся довольно быстро. Он принес чайничек, три чашки и сушки. Разнокалиберные чашки явно были из разных сервизов. Но это никого из троих не смущало. Они пили чай. Слушали печальный рассказ гостеприимного хозяина. Норр Штиплер говорил спокойно, размеренно, не пытаясь давить на жалость или вызвать сочувствия. Просто делился историей. Вспоминал. О том, как первые несколько лет после аварии разрывался, пытаясь заботиться и о малютке Тее, и о ее пока не вставшем на ноги отце, и о впавшей в кому сестре. О том, как пришлось забыть о карьере. Времени еще и на нее катастрофически не хватало. О том, как быстро таяли сбережения. Но разве стоит жалеть об этом? Ведь Теа получила лучшее образование, а ее отец — лучшее лечение. Да и пансионат для Марит стоил недешево. Похороны опять же… Теперь Теа уже совсем взрослая. Недавно вышла замуж. Регулярно шлет норру Штиплеру письма. Три раза в год как минимум. И еще открытки. На день рождения и на Зимний Коловорот… А что он? Ему много не нужно. Есть дом. Есть добрые соседи. А что не стал известным столяром, так то не беда. Столяров в Норландии много, а семья одна. Хотя поговаривали, что у него, у норра Штиплера, талант. Что он слышит древесину, как никто другой… Что вышедшие из-под его инструментов вещи живые… Давно это было. Теперь и руки загрубели, да и пальцы стали неповоротливыми, нечуткими.

Амма и Паулина слушали. Вздыхали. Качали головами. Паулина грызла сушки. Амма мелкими глотками пила чай, чувствуя, как возвращаются силы. Пальцем выводила на досках стола цифры: пять, два, девять, семь, ноль, один. Норр Штиплер бездумно следил за ее рукой, а потом тряхнул гривой седых волос и воскликнул:

— Да что же это я! Заболтал вас совсем! Я ведь обещал вам калюку!

Он вскочил. Вновь скрылся в доме. Вернулся улыбающийся. На вытянутых руках его покоилась достаточно длинная деревянная дудочка.

— Вот, — сказал он, протягивая дудку Паулине. — Норландский народный инструмент. На долгую память!

Паулина захлопала в ладоши. Схватила дудку и заливисто в нее свистнула. На музыку это не вполне походило, но вышло громко. Девчонке этого вполне хватило для радости.

— Зачем вы? — начала Амма. — Не стоило беспокоиться, время тратить. Не дело даром…

Паулина услышала, тоже нахмурилась.