Магический источник (СИ) - Криптонов Василий

— Есть деловое предложение. Верните меня обратно, дайте с собой золотишка килограмма три-четыре (я сделал скидку на то, что семья явно не жирует) — и я никому ничего не скажу.

— В том-то и загвоздка, Александр Николаевич, — поник Фёдор Игнатьевич. — Ритуалов, позволяющих вернуть изъятое, не существует… По крайней мере, я о них не знаю.

Мы с ним долго-долго смотрели друг на друга. Потом я хитро улыбнулся и погрозил пальцем:

— А-а-а-а, «заимствовать книги», да? «Заимствовать» — это когда потом возвращают! Дочка-то воровством промышляет? Нехорошо, Фёдор Игнатьевич. Межмировое литературное пиратство!

— Я этим не горжусь! — ударил себя кулаком в грудь Фёдор Игнатьевич.

Ну, гордится или нет, а факт оставался фактом. Я — тут, пути назад — нет, и что со мной делать — тайна тайн во тьме веков.

Для начала мне отвели гостевую комнату, постелили постель. После ужина я долго лежал, не мог заснуть, всё думы думал. И тут вдруг дверь открывается, и в комнату входит маленький такой силуэт.

— Стоять, — тихо сказал я. — Бояться.

Силуэт замер, но бояться не стал.

— Это я, Татьяна, — услышал я шёпот. — Ты, это… — Она шмыгнула носом. — Книжку верни?

— В смысле, «верни»? — запротестовал я (книжка у меня под подушкой лежала). — Ты её украсть пыталась! Это уголовное преступление.

— Не у тебя же украсть!

— А ты откуда знаешь?

— Я только ничейные книги брала. В «паутине» это сразу видно.

— Не ничейные, а общественные. Ты, можно сказать, совершала преступления против всего человечества!

— Слушай, — не прониклась рыжая, — меня и так папка розгами отходил, как маленькую! Я что, зря страдала?

— Тебе рано такие книги читать, — сказал я, вспомнив, что вытворял с несчастной правительницей дерзкий варвар.

— Мне восемнадцать лет, вообще-то! А через два месяца — девятнадцать будет.

— Я б такое до тридцати лет никому не советовал.

— Самому-то сколько?

— Уела. Двадцать семь.

— Фр! — смешно сказала Танька и всплеснула руками. — Взрослый мужчина, можно сказать, пожилой! Зачем ты читаешь дамские романы⁈

— В них много доброты и любви, а в конце все женятся и счастливы. Это немного раскрашивает мои серые будни.

В общем, как она меня ни стыдила, как ни пугала, а книжку я ей не дал. Ну, тогда — не дал. Потом, когда сам дочитал — отдал, конечно. Что я буду с этой макулатурой, как дурак с писаной торбой носиться.

Много обсуждали сюжет, даже пытались реконструировать ту странную позицию. Ну, так, «насухую», без обнажёнки. Пришли к выводу, что автор — школьница младших классов, получившая сексуальное образование из таких же книг.

Ну и как-то так незаметно завязалась у меня с Татьяной хорошая дружба.

Глава 2

Учеба, позорище и ночной душитель

В кресле я расположился с толком. Этак полулёжа, одну ногу на подлокотник — удобно. Только успел книжку открыть — бах! — дверь распахивается.

На лицо я даже смотреть не стал, и так ясно, что молнии глазами мечет. Посмотрел сразу на ноги, удовлетворённо кивнул — в тапках — и опять уткнулся в книгу.

Это, собственно, одно из моих ключевых условий было — тапки для Татьяны. Нечего по дому босиком расхаживать, сие вредно для моего здоровья, как психического, так и всего остального. Долго бушевала, бестия, но перспективы перевесили: закупила себе пар десять.

Перспектива была, строго говоря, одна: я мог спокойно пойти на улицу и начать кричать: «Эгегей, я — сущность из иного мира! Татьяна Соровская меня призвала». Вот, собственно, и всё.

Очень жёсткий тут запрет на такие вещи. Говорят, была пара попаданцев, так чуть армагеддоном всё не закончилось. Так что теперь на воду дуют. А раньше, как Фёдор Игнатьевич утверждает, даже такая научная дисциплина была — ну как, «научная»? магическая, конечно, — про призывы, путешествия между мирами и всякое такое. Теперь, ясное дело, всё запрещено, книги изъяты…

Но у Фёдора Игнатьевича фолиантик завалялся, где вскользь было про призыв предметов. Татьяне этого «вскользь» хватило. Талантливая, зараза, это я уже сам понял, что не дура.

Фёдор Игнатьевич сквозь пальцы смотрел, потому что, строго говоря, в законе говорится только про призыв разумных существ. Ясен день, что если бы попались на книжках, всё равно бы разбирательство было. Но любимая дочка — дело такое…

Вот, например, у нашего директора фирмы тоже дочка. То танцам учится, то вокалу, то сценической речи, то биатлоном займётся, то японский язык штурмует. И всё, конечно, с крутыми учителями, за денежку. Сама, разумеется, не работает (двадцать четыре года девочке, куда ей), так что всё на папе. Тот и пыхтит… Ну, пыхтел, в смысле, пока фирма в унитаз не слилась. Сейчас не знаю, чего делает. Может, почки продаёт. Свиные. В мясном магазине.

Впрочем, я под литературку опять чего-то раздумался, а Татьяна, кажется, орёт. Переключу-ка я канал восприятия на аудио, вдруг что-то важное.

— … аже если бы ты был единственным мужеподобным существом на всю обитаемую вселенную, я бы скорее жила во грехе с первой попавшейся женщиной, чем с тобой! — выпалила Татьяна и тяжело задышала — умаялась.

— Полностью тебя понимаю. Я — тоже, — сказал я и перевернул страницу.

Там у меня женщина, вернувшись домой с работы, застала мужа с лучшей подругой. Жесткач, ситуация. И под Новый год, эх… Сердечно сопереживаю обоим. Или обеим? Всем участникам событий, в общем. Кроме лучшей подруги. Фу такой быть! Впрочем, муж тоже скотина, если разобраться. Эх, как хорошо, что это всё не про меня, аж на сердце легко становится! Вот она, целительная сила литературы. Благотворное её воздействие на психику.

— В смысле? — не поняла Татьяна. — Чего ты — тоже?

— Ну, если бы я был единственным мужеподобным существом на всю обитаемую вселенную, я бы тоже скорее жил во грехе с первой попавшейся женщиной, чем с тобой.

Татьяна помолчала, осмысливая. Гыгыкнула неподобающим аристократке образом и промаршировала к лестнице, прислонённой к стенке с книгами. Я проследил за ней взглядом.

— Ты что это задумала, рыжая? Соблазнять меня формами?

Она всерьёз нацелилась лезть вверх, что обещало некоторую усладу взору. Снаружи дресс-код какой-то существовал, но дома Танька в основном таскала в меру обтягивающие шорты. Как я краем уха слышал из их с отцом споров, одежда эта была мужская и спортивная, как она её раздобыла — вопрос непонятный, и папа был резко против. Но что он мог сделать? То-то и оно.

Танюха из отца, прямо скажем, верёвки вила. Но он таки обладал способностью иногда грохнуть по столу кулаком и сказать своё веское отцовское слово.

— Нужно мне тебя соблазнять! У тебя ни капитала, ни положения в обществе.

— А как же любовь, большая и чистая?

— Фр!

— А жгучая похоть?

— Так, сейчас случайно лестницу на тебя уроню!

— Молчу-молчу.

Полезла. Я, помимо воли, следил за ней взглядом. Чтоб Танюха, да на верхние полки устремилась посреди каникул?.. Хотя, если совсем уж честно, то каникулы уже за середину перевалили. Самое время, наверное, начать пихать в голову хоть какие-то знания из тех, что успели вывалиться.

— Ага, вот она. — Танька вытащила здоровенную томину, сдула с неё пыль и чихнула.

Чихнула от души, а книгу обеими руками держала. Ну и, как следствие, навернулась с лестницы. Хорошо, что я это предвидел и заранее отложил книгу, встал и вытянул руки.

— Пусти! Оставь меня! Нахал!

— Ногами не дрыгай, я тебя на них поставлю.

Поставил. Хоть бы спасибо сказала, что ли. Мне, конечно, не надо, но вежливость никто не отменял. На балу такое случись — обязательно бы выдала: «Ах, благодарю вас, князь такой-то, вы так любезны!»

Двуличие кругом, лицемерие. Аж тошно. Пойду книжку почитаю…

— Нет-нет-нет, с этим для тебя покончено! — Татьяна искусно подрезала у меня книжку и вместо неё всучила добытый сверху том. — Вот. Это надо выучить наизусть.

— Непруха, — кивнул я, взвесив на ладони книженцию. — Ну, учи, раз надо. А мне вон ту отдай.