Скуф. Маг на отдыхе 5 (СИ) - Злобин Максим

— Не знаю, — коротко ответила сестра, а потом вдруг тихо всхлипнула. — Кажется, у меня не получается.

— Бах! — в очередной раз врезался в нас кадавр. Света Маврина не удержалась на ногах и свалилась в общую девчачью кучу.

— Ах-ха-ха-ха-ха-ха!

А вот и новая визуальная фишка Лича. По всей видимости он решил, что будет прикольно, если в темноте его глаза будут светиться мертвенно-белым светом.

— Ну что, Скуф⁈ — триумфально заорала тварь. — Всё⁈ Обосрался, Столп Империи⁈

— Пошёл ты…

— Ах-ха-ха-ха! Ничтожные! Бессильные вы черви!

— Бах! Бах! Бах! — кадавр вконец осатанел и теперь долбился в барьер без разбега; тупо подпрыгивал на месте и обрушивался на нас массивной головой из мясной мешанины. Бах! — мой купол ужался на сантиметр. Бах! — и ещё на один. Бах! — а их ведь всё меньше и меньше остаётся.

— Ах-ха-ха-ха-ха!!!

Какой же бесячий смех! Одновременно визгливый и какой-то… потусторонний, что ли? Могу поклясться, Лич уже праздновал свой триумф. Мне же оставалось лишь сжимать зубы, тужиться изо всех сил и держать барьер.

— Ах-ха-ха-ха-ха!

Смех.

Удары.

Смех и удары, удары и смех, и всхлипывания Иры, на которую накатило от собственного бессилия и усталости, и снова смех, и снова удары, и снова, и снова, и снова, и тут…

Где-то за всей этой тревожной, безумной, скорбной какофонией я вдруг услышал далёкий-далёкий крик петуха. И… чёрт. Каюсь, чуть не засмеялся. Чуть не запорол весь наш с Риткой план. Потому, что мне так сильно доставил весь символизм ситуации.

Петух этот вообще чудом выжил, и исключительно благодаря вмешательству Лёхи Чего. Так-то на него вся Удалёнка охотилась. И не ради того, чтобы в суп отправить. Был он стар и костляв. А именно из-за этих его утренних воплей.

Ведь про выходные, отпуска и то, что люди хотят поспать, дурной птице было неведомо. Но Лёху эта всеобщая вендетта отчего-то возмутила. И он обеспечил петуха невероятным способностями к маскировке и партизанским действиям.

Так что теперь, на зло недоброжелателям, орал он ещё громче.

А вот что ещё более забавно: Лич и сам был не дурак в символизме, а потому решил, что будет очень смешно и иронично покончить с нами именно сейчас, во время первого крика петуха, который по поверью разгоняет всю нечисть.

Короче говоря, Лич решил дожать нас именно сейчас. Выплеснул колоссальную кучу энергии, впрягся в своего кадавра по полной. Со всей, блин, дури вложился и… вместо «Бах!» — на сей раз раздалось унылое «Плюх».

— Доброе утро, — раздался у меня за спиной голос Риты Смертиной.

Спокойный такой и уверенный голос. А главное, самой Риты, теперь уже я не спутаю. Интонации другие совсем.

— О! — первой закричала Ирка. — О-о-о-о! Пошло!

— Ну, конечно же, пошло…

— Ничтожные! — прокричал Лич. — Бессильные вы черви! И я была заносчивой, как вы! Строптивою и разумом, и сердцем, я отвечала резкостью на резкость, на слово — словом; но теперь я вижу…

И замолчал. А точнее, замолчала.

Какого… какого чёрта⁈ Как, а главное, почему она вообще вдруг решила зачитать позабытый давным-давно монолог Катарины⁈ И почему её губы двигались помимо её воли⁈ И где она⁈ Что происходит⁈ Что это, чёрт возьми, за автобус⁈

— Забыла? — вздохнул очкастый мужчина, сидящий к ней вполоборота на соседнем ряду кресел, и принялся перебирать кипу листов с распечаткой пьесы.

— Я… Э-э-э…

— Серьёзно, Кариш? Да как же ты могла забыть? — послышался вопрос с другой стороны. — Память у тебя, как у рыбки, — тут вопрошающий сгрёб девушку в охапку и быстро чмокнул в щёку. — Рыба моя, ты же всего пару лет назад Катарину играла.

Бывший Лич перевела взгляд направо и увидела его. Того самого толстячка, с которого началось становление её некротической армии — первого, а потому самого запоминающегося из поднятых людей-мертвецов. Вот только…

Толстячок был теперь не такой уж и толстячок. Изрядно схуднул, возмужал и раздался вширь плечами.

— Я тогда на Транио пробовался, — продолжил парень. — Но продристал всё прослушивание из-за твоих беляшей. Ну ты чего? Серьёзно не помнишь?

И тут поток воспоминаний накрыл Карину. Паркур, игра на гитаре, беляши, пробы, игра в институтском любительском театре, первые аплодисменты, счастье, неприятный разговор с родителями, страх, но всё-таки перевод на театральное, снова счастье, первый курс, второй курс, первая серьёзная работа, первые серьёзные отношения, третий курс, первые гастроли, счастье, счастье, счастье и… сейчас.

— Да, — у Карины аж дух перехватило. — Да-да, — закивала она, как болванчик. — Я помню… Всё помню…

— Ну так продолжай!

— Да хрен с ним! — раздался весёлый крик откуда-то из передней части салона. — Строптивая смирилась! Поздравляю!

— Но как она сдалась⁈ — подхватил другой голос с конца автобуса. — Не понимаю!

— Не понимаю, — сказала Ира. — Как так-то?

Сестра выглядела довольной и вовсю улыбалась, но взгляд был усталый и немножко блуждающий. Ей бы сейчас поспать, конечно. Но! Герои должны знать, что же всё-таки, чёрт его возьми, произошло.

— Давайте сперва выберемся отсюда, — улыбнулся я. — Что-то как-то не хочется разговаривать посередь трупов.

— Я всё уберу, — отозвалась Рита Смертина, покручивая в руках костяную корону. — Только чуточку отдохну. А потом они сами уйдут… ну, в общем… увидите.

Итак…

Я, альтушки всем составом, Ира с Тамерланом и Маврины отправились домой. Мне очень хотелось рассказать всё подробно; сидя за обеденным столом, с чувством, с толком, с расстановкой, а потому по дороге я просто молчал. Молчал и слушал восторженные вздохи Риты Смертиной, которая чуть ли не каждые несколько метров повторяла, что всё хорошо.

И утро хорошее, и погода хорошая, и мы все хорошие, и жить — в целом — очень-очень хорошо.

— Василий Иванович!

— Вась!

Державин с Кузьмичом, по всей видимости, тоже ещё не ложились. Пока мы удерживали зомбарей, те несли свою переживательную вахту в тылу.

— Что случилось-то⁈ — выбежали оба нам навстречу.

— Вильгельм Куртович, — улыбнулся я. — Завари-ка чаю. Нам с кадетом Смертиной есть что вам рассказать…

Глава 17

— Это… гхм… Как бы это сказать? Удивительно, что ли? — нашёл в себе силы не матюгнуться Гринёв, глядя на кадавра. — Давненько я таких штуковин не видел.

Ещё бы, как раз со времён войны с Личем и не видел.

Глава Тайной Канцелярии нагрянул к нам уже спустя час после того, как закончилось ночное бдение в коровнике. Пока его люди носились по округе и убеждали свидетелей в том, что они вовсе не свидетели и никаких зомби не видели, мы всей делегацией наблюдали за работой обновлённой Риты Смертиной.

Что ж…

На поле близ Удалёнки прибавилось тайн.

Где-то здесь в траве лежали печальные остовы гандамов. Где-то здесь валялись кости иномирных демонов. Где-то здесь в перелеске светился мой персональный портал в песчаный бублик, и его покой охранял могучий грифондюк Леонид.

Ну а теперь ещё и это:

Огромная тварь, свёрстанная сразу из всей той биомассы, которую Лич натравил на коровник, сама выкапывала себе могилу. Загребая гипертрофированной пятернёй, каждый палец которой на поверку оказывался рогатой лосиной тушей, кадавр Риты Смертиной всё глубже и глубже зарывался в землю.

И правильно.

Во-первых, всё это безобразие и впрямь стоило убрать. Во-вторых, как выразился Лёха, у него в лесах тупо не найдётся столько падальщиков, чтобы падаль исчезла сама собой. Точнее, найдётся, конечно, но процесс этот будет долгий и негигиеничный.

Ну и, в-третьих, кадет Смерть очень хотела похвастаться своими новыми умениями.

Сейчас Рита стояла чуть впереди, вся сплошь в язычках некротической энергии, и управляла кадавром. Эффективно, правда, вот пока что не эпично.

Движения рук недостаточно пафосны, да и весь её образ… так себе.