Впрочем, Фреса внимательно смотрела на ещё пустую сцену и на весь зрительный зал. Сахаринка присоединилась к ней, Албарс охранял вход с другой стороны двери, а мы сидели чуть в отдалении от парапета, поэтому нас никто рассмотреть не мог. Медленно, украдкой я потянулась губами за поцелуем. Сладким, с пикантной ноткой недозволенности. Чувства, что переполняли меня, я словно пыталась передать через соитие наши губ. И как будто тонула, получая от Мейсона ответные эмоции.
– Выходят! – воскликнула Фреса, и я тут же отстранилась от жениха, будто застуканная на месте преступления. Ещё и руки на коленки положила словно приличная девочка на уроке у гувернантки. Жених, глянув на это, только провокационно положил руку мне на плечи и, прижав к себе, наклонился к моему уху:
– Расслабься, – шепнул он, опалив меня горячим дыханием настолько, что оно точно жидкий огонь прокатилось по венам. – Нас здесь никто не знает. И никто ничего не выскажет.
Мне, конечно, хватило бы и того, что случайные зрители перемыли бы мне косточки за глаза. Или того, что Фреса начала бы меня подначивать. Но спорить я не стала – тем более, представление уже начиналось.
Четвёрка музыкантов неспешно появилась на сцене под восторженные овации зала. Их встречали как героев – настолько сильно, что у меня чуть не заложило уши.
Я даже на минуту подумала, что не услышу выступление под этим гулом, однако, усилители звука здесь оказались на высшем уровне.
– Добрый вечер всем! – поприветствовал нас солист, на плече у которого пристроился призрачный хорёк.
Голос вокалиста доносился буквально в каждый самый отдалённый уголок – словно он стоял здесь, рядом с нами. И зал, услышав тоже самое, затих.
62
– Вы ждали этого так же, как и мы? – спросил он, и в ответ тысячи голосов слились в дружный хор, закричав:
– Да!!!
– Тогда помните, что здесь вы можете делать всё! Хотите подпевать – пойте! Хотите танцевать – вставайте и танцуйте! А мы начинаем!
Ударник принялся отбивать ритм, следом за ним вступили два гитариста, и нас словно утащило в другой мир. Мы позабылись, кто мы и где мы. Мне стоило у них поучиться, как заводить зал, то прося поднять руки, то давая возможность допеть самим слова любимой песни. Однако я о таком даже не думала. Я лишь сидела, украдкой отстукивая ритм каблучком, и наслаждалась моментом. Конечно, я чуть сдерживала себя, как и Фреса, однако никак не ожидала, что Мейсон предложит:
– Хочешь встать и потанцевать?
– Что? – опешила я в первый момент, даже не понимая, о чём он говорит.
– Там в зале некоторые встают с мест и раскачиваются в так музыке, – пояснил он, кивнув куда-то в темноту. – Не хочешь так же?
Меня сдерживала куча мыслей и правил. Я опасалась чужих взглядов и собственного стыда. Однако в этот момент вдруг поняла, что с Мейсоном я действительно свободна.
Под изумлённым взглядом Фресы, я подошла к парапету и начала раскачивать я в таки мелодии. Жених неслышно встал позади и, положив руки мне на талию, повторял за мной. Я подпевала на дженийском, и Мейсон едва слышно вторил у меня над ухом.
Естественно, сестра тоже сидеть не осталась, и даже Сахаринка то и дело подёргивала лапками и с привычной картавостью и жутким акцентом перевирала все слова.
Все самые лучшие композиции уже исполнили, небо над прозрачным куполом потемнело – концерт явно подходил к концу. Вот только завершение его стало для меня слишком внезапным. После очередной песни, сорвавшей овации зала, музыканты не перешли к следующей, а вокалист внезапно объявил:
– Наверняка вы все этого ждали, да?
И зал одобрительно загудел, а мы с Фресой удивлённо переглянулись. Словно для таких же несведущих как мы, солист пояснил:
– Наш традиционный конкурс на звание самой преданной фанатки. Победительница сможет провести полчаса наедине с любым из нас. На выбор! Кто желает попробовать свои силы?
Пока он говорил, остальные музыканты уже достали свои ковры-самолёты и принялись забирать участниц, что тянули руки. Некоторые девушки выходили на сцену сами. Не успела я подивиться вслух, насколько раскованы и рискованны местные девушки, как услышала рядом:
– Я! Я хочу!
С удивлением я осознала, что моя собственная сестра желает поучаствовать. И, заметив её, к нам уже летит её возлюбленный гитарист, Ифрит.
– Ей можно? – обеспокоенно уточнила я у Мейсона.
– Мы уже не успеем запретить, – меланхолично решил мой жених и добавил: – Вряд ли что-то случится, но, если бы мы могли за ней проследить, я был бы спокойнее. Не возражаешь...
Не успел он договорить, как я уже скомандовала:
– Фреса! Возьмёшь с собой Сахаринку!
– Хорошо! – к счастью, услышала меня сестра и усадила мою летягу к себе на плечо.
– Пхиказ пхинят! – важно отчиталась Сахаринка.
В этот самый момент Ифрит подлетел к нам. Миг – и их глаза с Фресой встретились. А потом она внезапно, словно пёрышко приподнялась над полом, перелетела через парапет и оказалась на ковре-самолёте.
– Твоих рук дело? – спросила я у Мейсона, наблюдая, как Фреса со своим любимцем удаляются к сцене.
– Не мог же я позволить, чтобы девушка перелазила через ограждение, – объяснил жених, продолжая меня обнимать. И словно невзначай заметил: – Кстати, твоей сестре здесь явно нравится. Она не планирует участвовать в отборе невест для местного принца, который объявили на следующий год?
– От нас, наверное, Роси поедет, – вспомнила я, что говорили во дворце. – Она к отбору больше подготовлена: и не расстроится, если проиграет, и посоперничать сможет. И к тому времени уже дар получит. Фреса всё же... Она и так замуж не хочет, а бороться за мужчину – это совершенно не про неё.
– У тебя все сёстры замуж не хотят? – ехидно спросил Мейсон, и я, чуть развернувшись в его объятиях, укоризненного на него посмотрела:
– Гувернантки объясняли нам, что для удачного замужества необходимо быть идеальной женщиной. Вот только ни одной из нас совершенно не хочется изображать из себя кого-то, кем мы не являемся.
– А сейчас ты что по этому поводу думаешь? Тебе надо притворяться, или достаточно быть собой? – спросил он, явно намекая на наши обстоятельства, и я задумалась.
– Знаешь, наверное, Уна была права.
– В чём?
Но не успела я ответить, как моё внимание привлекло происходящее на сцене.
63
– Итак, дорогие зрители! – объявил вокалист, взяв на себя роль ведущего. – Сейчас, на ваших глазах, эти прекрасные ханум под нашим чутким руководством попробуют исполнить часть любой нашей песни. У кого это получится лучше всех, та и победит.
– Ох, нам придётся ждать Фресу целых полчаса! – насмешливо предсказала я, услышав условия.
– Почему? – не сообразил Мейсон сразу.
– Она выиграет, – уверенно заявила я.
Жених спорить не стал, только переключил внимание на сцену, где бедные девочки пытались что-то изобразить на инструментах. Большинство выбирали барабаны – им казалось, что там у них больше шансов, но увы. Некоторые пробовали на гитарах, видимо, просто ради того чтобы любимые артисты, чуть приобняв их, показали несколько аккордов. У кого-то даже получалось нечто связное, но почти все они со смехом отступали.
Фреса же не торопилась и с хитрой улыбкой стояла поодаль, решив пробовать последней.
Участниц вызвалось немного, надежду теряли они быстро, так что скоро очередь дошла и до моей сестры. Естественно, она выбрала гитару Ифрита. Как и другие участницы, она чуть кокетничала с ним, когда он помогал ей подтянуть ремень для инструмента. Музыкант уже решил, что в этот раз ему так же придётся помогать с игрой, однако Фреса взяла первый аккорд...
Первые секунды повисла озадаченная тишина – никто не ожидал, что хоть кто-то сможет сыграть так же, как Ифрит. Однако Фреса не просто повторяла мелодию – она ничуть не уступала ведущему гитаристу. Изумлённый, он отошёл от девушки на пару шагов и поднял руки, словно показывая, что совершенно не при чём.
