Барон Дубов 9 (СИ) - Капелькин Михаил

Вскоре я уже нёс в руках большой поднос, заставленный блюдами, в комнату Верещагина. Так как руки были заняты, постучать я смог лишь ногой. Отчего дверь тут же открылась, а за порогом оказался бледный и слегка напуганный Алексей.

— Что случилось? На нас напали? — тараторил он, выглядывая в коридор. Маска звякнула, задев поднос.

— Нет, — качнул я головой. — Просто руки заняты, поэтому стучал ногой.

— Чёрт… А я подумал… Ладно, всё… всё в порядке. Заходи.

— В порядке? — не поверил я, ставя поднос на журнальный столик. — Слабо верится. Я, когда узнал о гибели отца, почти сразу попал за решётку. Хорошенько отмудохал залётную банду. Чуть не опоздал на поезд в академию из-за этого, но душу отвёл.

— Да? — Верещагин опустился на смятую кровать и уставился в потолок. — И где эта банда теперь? А то мне бы тоже не помешало душу отвести.

— Не, не получится. Там половина инвалидами стали. Либо психически, либо физически, но они сами нарвались. А другой залётной банды у меня нет…

На какое-то время в комнате повисло тяжёлое молчание, только за окном выла вьюга.

— Я не знаю, что мне делать, Дубов… — наконец выдохнул Верещагин.

— Я тоже не знаю, что тебе делать, Алексей, — я решил говорить честно. Горе — это такая штука, с которой лучше быть откровенным. Быстрее попустит. — Зато знаю, чего делать не стоит. Лежать и помирать от голода. Поешь, завтра тебе понадобятся силы.

— Силы? Зачем? — Верещагин приподнялся на локте.

— Завтра идём на рыбалку. Я пообещал девушкам уху, но уха из непойманной рыбы обычно получается не очень вкусной.

— На рыбалку? Завтра? Да там же буря. Мы просто заблудимся!

— Ты забыл, чья это земля? Я всю жизнь прожил здесь. Здесь мой дом, моё болото и мои дубравы. Я знаю эти места даже лучше, чем свои пять пальцев. А буря… С ней будет даже лучше. Сам потом поймёшь. А пока ешь.

Не дожидаясь ответа, я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. В общем-то, ответ мне от него и не нужен был. Хочет он или нет, но завтра мы идём на зимнюю рыбалку.

Клятвы — вещь такая… Их можно трактовать по-разному. Буквально или расшифровывать смысл иначе, расширяя действие клятвы. Как, например, с Верещагиным. Сохранить ему жизнь можно было по-разному. Например, врезать по башке как следует и оставить лежать овощем, пока не умрёт от старости. А можно тоже врезать по башке, но так, что он в себя придёт и возьмёт ответственность за собственную жизнь в свои руки. Есть, конечно, варианты, где никого бить не надо, но они скучные. И не такие доходчивые.

Для меня дело было не только в клятве. Он спас жизнь Лизе, помог мне не загнуться в Москве, а я обещал помочь спасти его отца. Да только не спас. Поэтому мне было немного совестно. Лишь немного, потому что иногда от судьбы не уйдёшь. А барон Верещагин явно прожил свои дни не самым праведным образом. Раз уж связался с таким ублюдком, как Розен. Вчера он лишь получил то, что заслуживал. От такого спастись невозможно. Да и я не сверхчеловек, чтобы спасать всех и всюду.

В общем, что случилось, то случилось, и горевать и убиваться я не собирался, зато Верещагин — очень даже. А я чувствовал некую ответственность перед ним, если не сказать вину. Он парень не самый плохой, поэтому хотелось помочь.

Благодаря желудёвому сиропу, сытному ужину и компании горячих девушек в горячей ванне мой организм быстро восстановился. В два часа ночи я уже был бодр и свеж и шёл будить Верещагина. Синоптики обещали, что метель не продлится долго, а я рассчитывал успеть с ней посражаться. Ничто так не прочищает голову, как борьба с суровой природой, будь то монстры или метель.

Уже через пятнадцать минут мы шли по одной старой тропе, занесённой снегом по колено. Причём по мое, так что Верещагину это было почти по пояс. Метель лепила снег густо — так, что не видно было дальше пяти метров. Только густая тёмная пелена впереди. Чтобы не потеряться, обвязались верёвками. Шли долго и молча. Не поговоришь особо, пока ветер воет.

Зато мороз, хлеставший по щекам, отлично делал свою работу. Не давал думать. олод бодрил и заставлял кровь бежать быстрее, а сердце стучать чаще. Так хочешь не хочешь, а настроение поднимешь.

Через два часа метель внезапно стихла. В этот раз синоптики не обманули, и с тёмного неба, тихо кружась, падал мягкий снежок. Мы как раз вышли к озеру. Установилась такая тишина, будто уши плотно забило ватой. Ровная белая гладь убегала вдаль. Через несколько сотен метров из неё торчал бугорок, будто поросший щетиной. Это был островок, занесённый снегом. А сквозь сугроб торчала жёлтая трава. Противоположный берег тонул в темноте.

Это не зрение у меня хорошее. Просто видел его уже не раз, и память услужливо дорисовывала картинку.

— Фух, я думал сдохну! — Верещагин упал в сугруб и тут же в него провалился. Только белая маска торчала сверху. И то, сливаясь со снегом. Из сугроба донеслось: — Сам бы я тут не прошёл, больно снег глубокий. А вот за тобой будто по дороге идёшь!

— Ага. Хорош лежать, дальше пошли, — дёрнул я за верёвку.

— А мы ещё не пришли, что ли?

— Если ты придумал способ, как рыбачить, пробурив лунку в земле, дай мне знать. А если нет, то двигай давай.

— Ладно-ладно…

Верещагин вылез из сугроба и отряхнул одежду от налипших снежинок. И мы пошли дальше по льду озера. Почти дошли до того островка в центре и остановились. Я вывалил из кольца всё, что нам было нужно: сборную палатку, ручной бур, складную печку, запас дров и еды. Ну и снасти, само собой. Какая рыбалка без снастей?

— А самосборной палатки не было? — спросил Алексей, хмуря глядя на нагромождение брезента и всяких палочек.

— Была конечно, — откликнулся я. — Осталась там же, где сексапильные красотки, снегоход и тёплая постель.

— Это где?

— В пансионате для нытиков. Помогай палатку ставить давай.

— Блин… — вздохнул Алексей. — К такому меня жизнь не готовила.

— Она вообще мало к чему готовит. На, ставь туда.

Вскоре мы уже сидели внутри большой палатки, а в собранной печке весело трещали дрова. Температура внутри быстро росла, поэтому верхнюю одежду мы сняли, оставшись в свитерах и тёплых штанах. Пробурили лунки на расстоянии пары метров друг от друга, и я стал объяснять премудрости зимней рыбалки, которые постиг на собственном опыте. Мой отец зимней рыбалке предпочитал летнюю. Он зиму вообще не очень любил, в отличие от меня.

— Заповедь первая, — сказал я, втыкая в снег литровую фляжку. — Не начинай пить, пока не поставишь снасти.

Внутри уже стало совсем тепло. Градусов пятнадцать, не меньше. Свет давала маленькая лампа с магическим кристаллом. Дорогая, но дико полезная. Когда надо, она давала пасмурный серый свет. Не знаю, что там думает рыба в такие моменты, но пищу она ищет активнее. Может, думает, что это утро наступает?

В общем, мягкий свет наполнял палатку. Мягкий и очень слабый. Всё равно, что утренние сумерки. Собственные движения при таком свете размывались и казались нечёткими.

— А ещё заповеди будут? — спросил Алексей, когда мы закинули две донки. — Или всего одна?

— Не отвлекайся пока, — буркнул я, внимательно следя за травящейся леской. — Сейчас главное снасть правильно раскинуть.

— А если неправильно раскинули? Палатку будем переносить?

В принципе вопрос дельный. Если тут поклёва не будет, то придётся бурить другую лунку. Но это место я знал, здесь всегда клёв хороший. Потому что дно каменистое и стук от грузика получается добротный. Рыба слетается, как мотыльки на свет.

— Лёша, если ты сейчас накаркал, то ты её и будешь переносить, понял? — Я сурово глянул на парня. Он сглотнул и кивнул, возвращаясь взором к удочке. — Давай, постучи о дно несколько раз, только не сильно, и ждём.

Внимательно следя за его действиями, я и сам постучал. Грузик поднимался легко. Стук по леске передался хороший, как о что-то твёрдое. Значит, не ошибся с местом.

— Постучал. А дальше-то что? — вопросительно взглянул на меня Алексей.