Обсидиановое сердце. Механическое сердце - Михалёва Елена

Маленькая фарфоровая супница с синими цветами на крышке. Теплые лепешки на круглой деревянной доске. Одна глубокая тарелка с таким же цветочным узором. Простые приборы. Пустой бокал. Ажурная салфетка возле тарелки, и больше ничего. Натюрморт одиночества как оно есть. Если между лордом и неприветливой служанкой что-то и было, они явно не планировали романтический ужин.

– Я живу один и питаюсь весьма аскетично, – будто извиняясь, сказал Руаль с очередной смущенной улыбкой. – Не ждал гостей из Идариса сегодня. Даже предположить не мог, что адепта пришлют так скоро, – он занял свое место за столом и торопливо поправил себя: – Адептку. Да еще столь очаровательную, как вы, госпожа Гвинейн.

Гвин вздохнула.

– Оставьте комплименты, милорд, не трудитесь. Я на работе, – она сплела пальцы в замок перед собой. – Расскажите лучше про вашего гремлина.

Лорд Ратенхайт усмехнулся, заправил волосы за ухо.

– Вижу, вы крайне профессиональны для своего возраста, леди Гвинейн, – юноша потупил взор. – А я так надеялся на приятную беседу за ужином.

С протяжным скрипом отворилась маленькая дверца в стене, ведущая напрямую в кухню. В столовую вошла сердитая Вельга с подносом в руках. Она быстро подошла к сидящей за столом паре и порывистыми движениями поставила перед гостьей еще одну глубокую тарелку, положила салфетку и столовые приборы, со стуком поставила бокал. Будь ее воля, она бы швырнула все это рыжей адептке в лицо – тут уж к гадалке не ходи.

Более сдержанно строптивая служанка обошлась с откупоренной бутылкой из зеленого стекла, такого темного, что содержимого не было видно вовсе. Поставив поднос на край стола, она разлила рубиновое вино по бокалам.

Дивный аромат карамели и винограда поплыл по комнате, такой чарующий и богатый, что ноздри Гвин невольно дрогнули. И лорд Ратенхайт заметил это.

– Одно из лучших наших вин, – пояснил он с гордостью в голосе. – Рецепт моего прадеда. Наша семейная реликвия, так сказать. Не для всех.

Последнее замечание заставило служанку сердито засопеть.

Лендлорд прищурил карие глаза и обратился к ней:

– Спасибо, Вельга. Приготовь комнату для нашей гостьи и можешь идти отдыхать. Уберешь здесь утром.

Служанка откинула косу за спину и рывком схватила поднос.

– Комната вашего брата в порядке, я убирала ее вчера. Гостья может заночевать там, ваша милость, – процедила она.

– Что ж, тогда ты свободна, – Руаль натянуто улыбнулся ей. – Спасибо, Вельга.

Девушка развернулась на каблуках и скрылась в кухне, хлопнув дверью.

– Прошу простить ее, миледи, – лорд потянулся к супнице и снял крышку. – Она была довольна близка с моим старшим братом и после его кончины стала совершенно невыносима. Каждый из нас пережил горе по-своему.

На ужин действительно подали весьма наваристый куриный суп с лапшой и зеленью. Руаль взял черпак и наполнил тарелку гостьи, а затем и свою. Супа как раз хватило на две порции.

– Приятного аппетита, – лендлорд закрыл супницу и принялся за еду. – Ешьте, пока не остыл.

Гвин взяла ложку, решив отложить вопросы о гремлине на потом.

Суп оказался весьма неплохим, хоть и слишком щедро приправленным, на ее вкус, а лепешки у строптивой служанки вышли суховатые. Но в целом ужин был более чем сносным, особенно после дальней дороги.

Разделавшись с супом и лепешкой, Гвин промокнула губы салфеткой. Лорд еще продолжал жевать, поэтому юная магичка тактично отвела взор и заняла себя разглядыванием картин в полумраке комнаты.

Сплошь семейные портреты в золоченых рамах. Бóльшая их часть висела на втором этаже. Внизу красовался лишь один – изображение молодого мужчины, выполненное по пояс. Надменный взгляд, темно-русые волосы, забранные в тугой хвост на затылке, черный бархатный кафтан, расшитый золотой канителью, и черты лица, почти точь-в-точь повторяющие черты Руаля, который уже заканчивал с супом. Портрет висел на почетном месте над камином.

– Ваш брат? – тактично спросила Гвин, заметив, что лорд Ратенхайт смотрит на нее.

– Да, миледи, – юноша промокнул губы салфеткой. – Мой старший брат Атран. Он погиб два года назад в горах вместе с нашим отцом и тремя егерями на зимней охоте. Меня тогда свалила простуда, я не смог поехать. Провалялся в лихорадке неделю, а когда пришел в себя, узнал, что остался последним Ратенхайтом в роду, – юноша тряхнул головой, отгоняя навязчивые воспоминания, и его светлые волосы снова рассыпались по плечам. – Чудовищная трагедия, во всех отношениях. Я лишился семьи, а мои земли – знающих хозяев. Я не был готов к такому. И не покидает чувство, что до сих пор не готов.

– К смерти нельзя быть готовым, – сказала адептка.

Положа руку на сердце, Гвин никогда не любила задушевные беседы с незнакомыми людьми, особенно с заказчиками Академии. Но профессиональная этика, будь она неладна, требовала от нее терпения. Потому девушке частенько приходилось выслушивать долгие монологи о чужих тяготах жизни. Украдкой вздохнув, она принялась размышлять, как бы поскорее свернуть эту исповедь и перевести разговор в более подходящее русло.

Девушка протянула руку за бокалом. Поднесла к лицу. Понюхала. Это вино погружало в пряные ароматы осени и сладких коврижек с кленовым сиропом так пленительно, что Гвин прикрыла глаза.

Пить на задании запрещалось уставом. Но, с другой стороны, лорд Ратенхайт решил, что места нападений гремлина они пойдут смотреть лишь наутро, а значит, в данный момент Гвинейн не на службе.

– Вы, вероятно, часто сталкиваетесь со смертью в силу профессии?

Голос Руаля вернул ее с небес на землю.

Юноша сидел откинувшись на спинку стула и внимательно изучал собеседницу. Открыто. С неподдельным любопытством. В свете оплывающих свечей его лицо в обрамлении русых локонов походило на лик святого с фрески Собора Двух Церквей. Абсолютно невинное и умиротворенное, даже слишком.

– Простите мою бестактность, – он сжал губы, пряча улыбку, – но я впервые вижу мага так близко.

– Вам следует наведаться в Идарис, лорд Ратенхайт, – Гвин отставила бокал, так и не сделав ни глоточка. – Эта поездка развеет вашу скуку и подарит уйму приятных впечатлений.

– Вряд ли это возможно, – хозяин поместья вздохнул. – Я слишком нужен здесь. Скорбящая Гора не отпустит меня, к сожалению.

– И вы планируете скорбеть тут до старости? – Адептка прикрыла рот рукой, пряча зевок.

От сытной еды потянуло в сон. Скучная компания этому лишь способствовала.

– Ох, нет же, – Руаль вновь тряхнул головой. – Это название поместья, Скорбящая Гора. Вы не знали?

– Откуда, – Гвин сладко улыбнулась и мысленно прокляла лорда вместе с его горой и всеми усопшими родственниками, понимая, что сейчас обязательно услышит еще одну увлекательную историю.

– Берите ваш бокал, леди, – сказал юноша, резво поднимаясь. – Сядем поближе к камину, я расскажу вам об этом. И о гремлине, разумеется.

Гвинейн Гарана украдкой закатила глаза, однако нарушать настрой гостеприимного хозяина не решилась. Она послушно взяла свое вино и поплелась за лордом к двум креслам у огня.

– Все дело в том, – начал Руаль, когда они устроились друг напротив друга, – что камни Сизого кряжа неимоверно стары. Они испещрены порами и трещинами в таких количествах, что влага скапливается в них и замерзает зимой. А по весне, когда солнце прогревает склоны, камень словно начинает плакать. Оттепель здесь необычайно красива – вода выступает на открытых участках породы и стекает тонкими ручейками. Гора будто плачет, скорбит, отсюда и название поместья.

Гвин понимающе кивнула.

– И потому в кряже много старых пещер, в которых и завелся гремлин? – Она сделала новую попытку повернуть разговор в нужную сторону.

– О, совершенно верно, – подтвердил лорд Ратенхайт. – Но теперь вы с нами, и наши беды скоро завершатся, – он поднял бокал. – За ваш приезд, леди Гвинейн.

Руаль сделал глоток. Гвин не оставалось ничего иного, кроме как последовать его примеру.

Девушка пригубила совсем чуть-чуть, но на языке тотчас разлилась приторная сладость, такая, что заглушала собой весь дивный букет винограда. Нет, все-таки Ратенхайты правильно делали, что не пускали этот сорт на продажу. Он больше походил на десертный ликер для пропитки тортов, нежели на дорогое вино, которым можно гордиться.