Барон Дубов 12 (СИ) - Капелькин Михаил

А его тело продолжило жить. Из лап и рук, которыми тварь упёрлась в землю, потянулись корни. А из плоского туловища и из крыльев вырвались ветки с листочками и начали быстро цвести. От корней земля оживала, пробивалась трава, лес захватывал землю обратно и окатывал меня волнами благодарности за помощь. Распустились лиловые цветы с чёрными прожилками, опали и тут же сменились угольными желудями с глянцевой поверхностью.

С тварью было покончено. Теперь вместо неё зеленел большой и странный дуб с десятью стволами.

На этом сражение закончилось. Я вернулся к месту схватки, которое оказалось несколько позади меня. Погибшие… были. Но выживших было значительно больше. Из наших пали несколько солдат Маститова, крепко ранило Сергея Михайловича, несколько студентов находились в тяжёлом состоянии. Настолько тяжёлом, что могут не дожить до следующего рассвета.

В основном они страдали от ран, нанесённых той тварью. Яд быстро распространялся по их телам.

Ко мне подошёл наш целитель. Он выглядел устало и курил одну сигарету за другой, стараясь унять дрожь в руках. Я сразу дал ему несколько зелий для восстановления.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Яд убьёт их, если ничего не сделать. Единственное, что позволяет им держаться — твои процедуры в чаше. Благодаря им их тела получили хороший толчок в развитии, и это помогает сдерживать яд. Но надолго их не хватит. А вы? — он кивнул на мою рану на груди. Я вышел из Инсекта, и рана на груди уже начала затягиваться. Регенерация у меня после всех зелий и улучшений значительно ускорилась. — Вас яд не берёт.

— Когда-то я и мои подруги выпили зелье, которое было противоядием. Поэтому и не берёт, — отвечал я, рыская глазами по людям.

Выжило несколько десятков османов. Даже пара танков приехала и полдюжины броневиков. Они тоже приняли участие в последнем сражении с тварью. Девушки же сгрудились возле Альфачика. Лютоволк лежал возле корней большого дерева, и на его морде написано было, как он страдает. Я даже было дёрнулся в их сторону, но потом всё понял…

Альфачик сломал лапу, Гоша сделал для него шину с помощью нескольких веток и паутины. Девушки же всячески жалели и гладили «страдающего» Лютоволка. Короче, Альфачик наслаждался женским вниманием и обоими глазами мне подмигивал, чтобы я его идиллию не разрушал. Хитрец мохнатый, а! Гоша, увидев это, нарочито неловко спустился с дерева и какое-то время ходил из стороны в сторону перед девчатами, старательно хромая. Но ему никто не поверил, и он залез на дерево обратно. И завистливо зыркал оттуда на Альфачика.

Короче, сами разберутся. Лютоволку ещё достанется за такое поведение от его восьминогого товарища.

Эх, а про меня все забыли. Вот падки девушки на всё большое, мохнатое, мягкое и тёплое. Ну да ладно. У меня ещё дела есть.

Сказав целителю далеко не уходить, отправился на поиски одного османского генерала. Тем временем в небе зависли дирижабли, синие и белые, с которых начался спуск людей. Я же нашёл Хасана. Рядом с ним сидел Паша, а голова сына султана покоилась на коленях Айлин. Над османом колдовал смуглый лекарь, но, судя по мокрому от пота и серому лицу, у него ничего не получалось.

Хасан едва дышал, но, заметив меня, приподнял голову и улыбнулся, затем что-то сказал.

— Мой брат говорить, что приятно сразиться с таким воином плечом к плечу, — перевела Айлин заплаканным голосом. — Он… Мой брат… Пришло время умирать…

— Ага, держи карман шире, — буркнул я и присмотрелся к осману.

Так же, как и у студентов, его тело покрывали тёмные прожилки сосудов. Это яд Саранчи отравлял его. Даже нет нужды идти осматривать тело монстра, ставшего деревом. И так понятно, что его когти были сделаны из чёрного стекла. Видимо, отрастить трабеллуниум он не успел.

Но к дереву я всё же вернулся и собрал несколько чёрных желудей. Как я и думал, дерево переработало тёмную энергию твари и направило её в жёлуди. По сути в них содержалось противоядие. Только в таком виде его употреблять нельзя, слишком много примесей. Но если очистить…

Вот этим мы и занялись. Я развернул свою полевую лабораторию и вместе с Агнес и дриадой начал готовить зельей. Наш целитель и османский лекарь внимательно наблюдали за каждым шагом, а я старательно объяснял им, что нужно делать.

В прошлый раз на зелье я потратил кучу времени. Но только потому, что у меня не было таких желудей, а только осколки чёрного стекла, которые я и использовал. Но их требовалось хорошенько очистить, а это процесс небыстрый. А жёлуди — концентрат. Тоже нужно очищать, но в куда меньшей степени. И уже совсем скоро я в руках держал первую склянку с зельем. Оно было золотого цвета с чёрными прожилками. Его я отдал лекарю осман, и он, пятясь и постоянно кланяясь, вернулся к Хасану.

Знаю, что он враг. Но он прав. Чертовски приятно было сражаться бок о бок, позабыв о вражде. Ведь настоящий враг — вот он. Саранча с её трюками. Похоже, тварь пыталась заполучить Миту, а потом убить нас. Или наоборот, это не так уж важно. У неё ничего не вышло, но вряд ли Враг на этом остановится. Стоит ждать новых ловушек. Но это потом, а пока…

За прошедшее время успел высадиться десант с дирижаблей. С ними целый отряд разных лекарей, врачей, целителей, хирургов. Они мигом развернули свои лаборатории и под руководством нашего целителя бросились повторять зелье. Ведь отравленных в бою ещё хватало.

Так же высадились князь Онежский, молодой грузин, похожий на князя Джугашвили, только увеличенного ровно в два раза, и… он. Цесаревич Алексей. И наследник престола явно был чем-то расстроен, с едва заметным неудовольствием осматривал всё вокруг.

— А, барон Дубов, — заметил он меня, когда подошёл к нашему импровизированному лагерю с госпиталем и алхимической лабораторией. — Рад… видеть вас в добром здравии, — говорил он так, что было ясно: ни фига он не рад. — Благодарю, что не дали умереть моему непутёвому братцу. И с османской армией разобрались.

— О, что вы, Ваше Высочество, — плотоядно улыбнулся я. — Мы тут сами чуть не умерли из-за Павла. Настолько неудержим в бою, настолько силён, что ни одна армия с ним не справится. Поистине императорские храбрость и мощь.

— Да, таков мой братец… — процедил, бледнея, цесаревич.

Князь Онежский вихрем пролетел мимо нас и обнял свою дочь. Та аж захрипела. Странное проявление чувств для аристократа, особенно к дочери, но Светлейшие могут позволить себе одну жену, любимую дочь и прочие странности. Именно потому, что это считается странностями, мне мир аристократов и не нравится.

Онежский, хочет он того или нет, должен бы использовать Василису для выгодного брака. Но, к счастью для княжны, она выкупила себе право самой выбирать себе мужа. И я, честно говоря, дико опасался, что она кое-кого уже выбрала, и я этого кое-кого очень близко знаю. Брр! Муж! Слово-то какое ужасное… Пойду я, пожалуй, отсюда.

— Барон Дубов, неужели ви хотите так скоро… покинуть моё княжество? — пыхнул вездесущей трубкой князь Джугашвили.

Его грязные и рваные одежды сменились простым кителем военного покроя, галифе и сапогами. Если не знать, что это один из самых влиятельных князей, его можно принять за какого-нибудь среднего военного чина.

В ответ я промолчал и только оглядел получившийся лес. Уже не осталось ни одного следа от мёртвой земли. Там теперь росла сочная трава. Только дуб выступал напоминанием. Часть меня не хотела покидать это место.

— Ви знаете, я теперь сделаю из этого места санаторий… с минеральними источниками, — продолжал князь. — Вся инфраструктура… готова. А ваш лес… очень хороший. Полагаю, будет справедливим назначить некий процент за пользование… вашими достижениями. Как насчёт… тридцати процентов с прибыли?

— Восемьдесят, — не моргнув глазом сказал я.

Джугашвили аж подавился дымом.

— Сорок! — наконец произнёс он.

Ага… Пошла торговля! Полчаса мы торговались. Сошлись на пятидесяти, плюс ещё по тридцать процентов от доли каждого из нас будет поделено поровну между всеми, кто принимал участие в обороне крепости. И про женщин с детьми тоже не забыли. Кстати, они все выжили, потому что пересидели самую жесть на нижних уровнях.