Французский полтергейст (СИ) - Криптонов Василий

— Не, ну тогда действительно не надо. Посреди ночи такие приключения… Я не готов. Я против.

— Почему это для меня так тяжело⁈ И сердце так и заходится. Вот, послушай, дай руку! Чувствуешь?

— Чувствую.

— Стучит?

— Ещё как.

— Вот, теперь ты понимаешь, в каких сильных чувствах я пребываю!

— То есть, тебе действительно проще заставить меня пощупать твою грудь, чем произнести три слова?..

— Ой!

— Не красней, всё равно в темноте не вижу.

— Я не краснею!

— Зажги свечу.

— Не буду!

— Тогда спи.

…

— Как я могу спать, когда ты лежишь рядом⁈

— Вот теперь я начинаю понимать Даринку…

— Это была плохая идея, меня всю трясёт! Я… Я уйду. Саша, ты не обидишься, если я уйду?

— М-м-м…

— Саша, ты опять уснул⁈

Она ушла. На целых три минуты, в течение которых я с тоской слышал из коридора какие-то стуки и шепотки. Дурное предчувствие не обмануло — скоро скрипнула дверь.

— Даринка заперлась, не пускает…

— Ужас какой. Интересно, почему она так поступила?..

— Саша, я в отчаянии, мне негде спать!

— Да Господи ты, боже мой!

Я одним порывом мысли зажёг свечу, встал с кровати. Отодвинул Таньку от стола, достал из ящика лист бумаги, откинул крышку на чернильнице и, макая перо, вывел:

«В ночь такого-то дня, такого-то месяца и года Татьяна Фёдоровна Соровская легла в мою постель, повернулась ко мне спиной, прижалась, как доверчивый котёнок, и спокойно уснула, не шевелясь до самого утра, а утром проснулась и вновь стала собой».

Оторвав клочок, я поджёг его над свечой, и когда он как следует вспыхнул, положил на подсвечную тарелочку. Бумага прогорела, я задул свечу.

— Мы ещё даже не женаты, а я уже даю тебе сильнодействующее снотворное, запрещённое законом. Что ж дальше-то будет? Я прямо заинтригован, у меня интересные предчувствия насчёт нашего брака. Ложись.

Магия Ананке отработала безукоризненно. Танька спала до самого утра, а утром разбудила меня всхлипываниями.

— Доброе утро, — пробормотал я, приходя в себя и ощущая всем телом прижатую ко мне Таньку.

— Доброе, — хлюпнула она.

— Нам грустно?

— Угу…

— Что случилось?

— Я о нашей свадьбе думала.

— Ну давай отменим всё, не будешь больше думать.

— Я не хочу отменять! Я же всё твёрдо решила.

— А ревёшь тогда чего?

— Жалко, что мама не увидит… Она бы так за меня радовалась.

Я молча погладил невесту по голове. Она развернулась, обняла меня. И в этот самый момент открылась дверь.

— Александр Николаевич, я прошу прощения, я вчера буквально замертво упал, едва добравшись, скажите, получилось что-нибудь ре… шить…

Фёдор Игнатьевич остановился над кроватью, глядя на нас взглядом человека, которому вонзили нож в спину. Танька не придумала ничего лучше, как натянуть на голову одеяло.

— Решить — пока ничего не решили, — сказал я, перелезая через неё. — Однако перспективы у авантюры есть, Вадим Игоревич нащупал ментальность. В целом, команда заинтересована, будем работать. Сегодня планируем всё досконально обсудить, выработать стратегии, ну и двигаться уже в каком-нибудь направлении.

— Что же вы делаете…

— В библиотеку пойдём, почитаем какие-нибудь неочевидные книжки, возможно, найдём ответы.

— До свадьбы, в одной постели… Дочка моя, маленькая…

— Фёдор Игнатьевич, это ровным счётом ничего не означает. Просто Дарина Татьяну к себе не пустила, вот и всё. Не мог же я невесту в коридоре оставить.

— Да… Да, конечно. Вы не могли.

— Ну, вот, видите…

— Я вижу. Я всё вижу. Что ж, совет вам да любовь, как говорится… А я — а что я? А мне пора собираться на службу.

— На-на, на-на-на, на-на-на, на-на, на-на-на, на-на…

— Спасибо, Диль, я не сплю. Встретимся за столом.

— Хорошо, хозяин.

Диль исчезла. Фёдор Игнатьевич вышел, шагая, как зомби. Я прикрыл за ним дверь и вернулся к кровати. Одеяло сотрясалось. Представив себе огромное пятно от слёз, я задал себе вопрос, так ли уж хочу менять свою холостую свободу на пусть и интересную, но всё-таки семейную жизнь. Вышло, что таки да. Значит, придётся как-то терпеть неудобство. Частично преодолевать.

Я отдёрнул одеяло и обнаружил, что Танька самозабвенно хохочет, закрывая рот ладонями и тихонько сквозь них попискивая. Пришлось и мне присоединиться. В общем, утро началось хорошо.

— Как обстановка дома? — вскользь спросил Серебряков, не поднимая глаз от книги.

Мы, как я и говорил, оккупировали библиотеку. Янина Лобзиковна и Порфирий Петрович вспотели, таская нам книги. По истории магии, по теории и практике стихийной магии, по зельеварению, амулетостроению и по чёрт знает, чему ещё.

Леонид забил на свои аспирантские обязанности, Анна Савельевна со спокойной душой закрыла кафедру — занятий у неё сегодня и не было. Серебряков, как истинный аристократ в самом прямом смысле этого слова, никакой работой обременён в принципе не был. Ну а Боря и Стефания учились, забегая к нам на переменах посочувствовать.

— Напряжённо, — охарактеризовал я одним словом домашнюю обстановку. — Всё это для всех полнейшая неожиданность, и никто до сих пор не может прийти в себя. Слабаки. Только лишь я один гордо рею над седой пучиной моря, чёрной молнии подобный.

— Какой интересный образ, — заметила Кунгурцева.

— Не моё, украл.

— У кого же, позвольте полюбопытствовать?

— Горько об этом говорить — не помню.

— Как жаль, мне очень нравится хорошая поэзия…

— На вашем месте, — сказал, переворачивая страницу, Леонид, — я бы тоже волновался. Ведь скоро всё изменится раз и навсегда. Семейная жизнь! О, скольких я потерял на этом поле битвы.

— Что за чушь! — возмутилась Кунгурцева. — Брак — это новая глава в жизни, а не конец её. Вы говорите несусветные глупости.

— Все мои друзья тоже уверяли, что глава. И где они теперь? Томятся под каблуками, стиснутые так сильно, что ни вдохнуть, ни даже пропищать сигнал тревоги. Позабыты наши разудалые студенческие гулянки, позабыты все те немыслимые приключения, в которых мы с упоением участвовали… Неужели вам совершенно не страшно, Александр Николаевич?

— Мне? Вообще нет. Если я смогу оправдываться браком каждый раз, как меня будут звать на разудалую гулянку, то я готов жениться буквально завтра. Впрочем, нет. Сегодня тоже есть время.

— Александр Николаевич предпочитает тихий отдых дома, — пробормотал Серебряков. — Сколько раз я его звал в биллиард, в шахматы…

— Какой кошмар. Человек уже потерян. Он уже залез под каблук! О женщины! Что вы делаете с людьми? Кто-то должен положить этому конец.

— Леонид, давайте вы не будете сейчас класть тут конец. Сосредоточьтесь на поисках.

— Я ищу, ищу. Только, знаете ли, не представляется, будто есть какой-то смысл у этих поисков…

— Ищущие да обрящут.

— Безусловно, безусловно…

— А не ищущие — не обрящут. Вот и ищите, не отвлекайтесь. Нам позарез надо обрящ… В общем, вы поняли.

Серебряков захлопнул одну книгу, отложил её и подвинул к себе другую.

— Я бы беспокоился о другом, — сказал он.

— О чём? — вздохнул я, тоже меняя фолиант.

— О Татьяне. Девушки, выходя замуж в столь юном возрасте за кого-то постарше нередко вскоре начинают жалеть об упущенных возможностях. Например, я слышал историю об одном поэте, который также сочетался браком с юной девицей. И закончилось всё прескверно — дуэлью.

— Поэта, случайно, не Пушкин звали? — усмехнулся я.

— А, так вы знаете? Ну, что я тогда вам рассказываю.

— А я не слыхала о таком поэте, — заинтересовалась жадная до поэзии Кунгурцева. — Его убили на дуэли?

— Нет, что вы! Он убил своего противника. Был сослан в Сибирь, на каторгу — за ним уже водились грехи, вот и не вытерпел наш император. Там он и умер от тифу некоторое время спустя. Но перед тем написал немало песен, которые каторжники до сих пор поют. Что-то про орла за решёткой я слышал, проняло, признаю…