Конечно, кто же откажется от такого зрелища.
К шару подошёл стражник и открыл неприметную дверцу. Я вздохнул.
— Давай, на этот раз получится, — подбодрил глава совета.
Пришлось лезть в шар. Не кидаться же в позорное бегство?
— Зачем туда забираться? — тараторил голем.
— Сейчас увидишь, — вздохнул я, оглядываясь.
За мной в шар втолкнули свинью, и дверца захлопнулась.
— Удачи! Порви её! Грозный оборотень! — закричали зрители, а шар закрутился.
Пришлось перебирать ногами, и не мне одному. Визжащая свинья тоже припустила, чтобы не упасть.
— Мы должны её съесть? — испугался голем.
На его невыразительной каменной роже впервые отразилось подобие страха, нос съехал к расширившимся глазам, а рот аж перекосило. Я не сдержался. Он ведь не дал поворковать с Оксаной под луной, имею право на маленькую, безобидную месть. Если не проучу, буду жалеть всю оставшуюся жизнь.
— Да. Ловим и жрём! Целиком, с копытами, иначе не выпустят! — прикололся я.
— Варварство! Отвратительно! — заверещал Евлампий. — Я этого так не оставлю! В имперском суде обо всём узнают.
— Ещё бы, — согласился я. — А пока за ногу хватай!
Шар крутился быстро, и все силы уходили на то, чтобы не свалиться.
— С ума сошёл? — запаниковал Евлампий. — Как я могу её схватить?
Нас понесло на зрителей, и оборотни, довольно гогоча оттолкнули шар к центру площадки. Тряхнуло так, что пришлось вцепиться в прутья. Свинья с визгом завалилась на бок. Мы вертелись через себя, качались вправо-влево, и кувыркались, как шишига в начале весны.
Зрители ревели, предвкушая самое занятное.
— Безумие! — причитал голем, болтаясь на цепочке.
Я вжался в прутья, а свинье не повезло. Ей хвататься нечем и не за что. Её болтало и волочило по шару, сбивая истошный визг.
— Буду жаловаться! — не сдавался Евлампий.
Я силился не закрывать глаза и таращиться в одну точку, но всё равно мутило.
— Последний обо всём узнает! Тринадцатый Тёмный Объединенный мир объявит вам войну! — в отчаянии пугал голем.
Я не разевал рот, пока шар не остановился. А когда открылась дверца и свинья с отчаянным воплем выскочила наружу, вывалился за ней.
Голова кружилась. Ноги не слушались, причем не только у меня. Судя по шатанью и подламыванию копыт, свинья чувствовала себя не лучше.
— Великая охота! — заорал отец и махнул рукой.
Я бесчестно обманул Евлампия. Лопать свинью живьём не обязательно. Главное поймать одуревшую животину, пока она не юркнула в загон в кустах. Но после такой болтанки, мы еле перебирали ногами. А когда двигались, нас мотало по-разному. Ее заносило вправо, а меня влево. Выставив руки, я на полусогнутых бросился наперерез. Первый шаг удался. На втором занесло, и я повалился рядом со свиньей, вопя во всё горло:
— Я оборотень! — и хватая её руками.
Свинья завизжала, забрыкалась и подскочила, но ноги запутались, и она полетела под меня. Я ринулся сверху, намертво вцепившись в свиные уши.
— Отохотись! — крикнул отец, вытирая слёзы.
Оборотни ревели, поддерживая животы. Тот самый страж, что открывал шар, подошёл ко мне и протянул руку:
— Жива кровинушка? — забеспокоился он.
Я поднялся, и затихшая свинья с громким хрюканьем унеслась в загон.
— Живее бекона, — подтвердил я, вызвав ещё один приступ хохота.
Отец подошёл и положил руку на плечо.
— Благодарствую, сынок, порадовал старика.
— Пустяки. Только теперь я вдвойне голоднее.
Мы вернулись к столу, и, пока я набивал желудок, возмущённый голем высказывал главе совета:
— Так поступить с собственным сыном, возмутительно? Бессмысленное варварство!
— Охота не бесполезна! — возразил отец. — Наоборот, нужна чтобы мы не забывали, как достаётся еда. Для нас, оборотней, это особенно важно. К тому же, весело!
— Весело? — взревел голем, подпрыгнув на плече. — Отвратительно и унизительно!
— У него чувства юмора нет, — зачавкал я второй порцией похлебки.
Которая, превышала всяческие похвалы. Раньше не обращал внимания, какие у нас талантливые повара.
— У меня присутствует юмор, в необходимом количестве, — возмутился Евлампий. — А проводить такие ритуалы, да еще на публике, дикость и отсталость.
Я махнул рукой, вытирая тарелку хлебом, охоту затеял отец, пусть сам расхлебывает последствия.
— Вы знаете, уважаемый Евлампий, чужие традиции надо чтить, — спрятав улыбку, посерьёзнел он. — В вашем мире, ради соблюдения ритуала, поедают себе подобных, и вы сами это подтвердили, но я же не обвиняю вас в каннибализме?
— Это всего лишь иллюзия! — возразил голем.
— Так ведь и охота — иллюзия! — отрезал отец.
Я закончил с тарелкой и раздумывал, не взяться ли за третью порцию.
Голем поднял маленькую каменную руку и собирался представить новый аргумент, но я поправил рубашку и, задев его воротником, свалил за пазуху.
— В зал славы до полдника заскочим? Оксане может помощь понадобится, — с надеждой уточнил я.
— Идём сейчас, — согласился отец. — Сам хочу посмотреть, что за магию она там творит.
Мы поднялись. Громко поблагодарили окружающих за сытную пищу и вышли из трапезной на воздух.
Вначале я подумал, что ошибся поворотом и зашёл в тупик. Темно, как ночью. Хотя нет, по ночам светлее. Горит негасимый костёр и полтысячи факелов. А нас обволакивала тьма. Густая, как кисель, и непроглядная, как чернила.
Не сговариваясь, мы одновременно произнесли:
— Колдовство! — и побежали к залу славы.
— Магическая атака! — заверещал голем и начал изменяться.
Не столкнувшись ни с одной живой душой, мы выскочили на площадь. Из пещеры за троном властелина лился свет, отбрасывая бледные тени на идолов.
— Как минимум один чародей, — комментировал Евлампий. — Уничтожает защитные барьеры!
Значит, она успела их поставить.
Мы вбежали в пещеру. Не видел её с детства. Над некоторыми вещами время не властно. Зал славы остался прежним. Грубо обработанный каменный туннель, через два десятка шагов обрывающийся вниз. Именно там, в котловине, хранился главный трофей войны с поглотителями магии. Только раньше я и не представлял насколько он ценен. Обычно на рог любовались сверху, но при желании можно спуститься вниз.
