Фальшивая вдова или Наследство на двоих - Крымова Вероника

Это было не жилище, а тень былого величия. Призрак богатства и знатности, давно покинувший эти стены и оставивший после себя лишь стойкое, горькое послевкусие упадка.

Пока я пыталась осмыслить открывшуюся мне картину, в холл впорхнула Джоди. Она бесцеремонно ухватилась за складки моего платья и, закинув голову, уставилась на меня своими бездонными глазами.

– Так вы правда вдова? – без всякого предисловия выпалила она. – Мой папуля тоже одинок. Было бы неплохо вас познакомить! – на ее лице расцвела довольная улыбка, будто она нашла решение самой сложной головоломки. – У вас много общего, оба похоронили супругов. Только представьте – романтические прогулки по кладбищу! – продолжила она с воодушевлением. – Можно устраивать там совместные семейные пикники.

Ее слова, произнесенные таким звонким, невинным голоском, повисли в напряженном воздухе холла. Пожилая женщина, ставившая мой саквояж, застыла на полпути и, сжав переносицу, тихо, с болью прошептала:

– Мисс Джоди, ради всего святого…

Цок-цок-цок! – в холл, отряхивая лапы, забежал петух. Он деловито ткнул клювом протертый ковер, оставив на нем комочек земли, и направился к корзине с яблоками.

– Ах ты, нечисть ходячая! – взвизгнула дама и отчаянно замахнулась на него передником. – Мисс Джоди, умоляю, уведите это чудище! Немедленно!

Берти, нимало не смущенный, вдруг взлетел с сухим шелестом крыльев на плетеную ручку корзины и с этой высоты попытался схватить клювом самое румяное яблоко.

– Берти хороший! – закапризничала Джоди, подбегая и сгребая птицу в охапку. – Он просто проголодался!

– Он же неживой! – взмолилась женщина, сжимая в руках свой передник. – Я слыхала, зомби на людей нападают и мозги пожирают!

– Вовсе Бертольд не такой! – возразила девочка, прижимая к себе петуха, который беспомощно свесил голову. – Он, конечно, негодник, и почтальона один раз клюнул в задницу, но тот его шлепнул газетой. Ладно уж, пойду, пока няня не хватилась, а то вечером опять нажалуется на меня папуле, а я не люблю, когда он сердится. Мы потом вместе на чай придем, к леди Аннабель!

С этими словами девочка, неловко неся впереди себя дергающегося петуха, выпорхнула из холла. Женщина тут же подскочила к двери, захлопнула ее на засов и, прислонившись лбом к прохладному дереву, тяжело выдохнула.

– Ух, чтоб этого петуха! Суп варить – поздно, прикопать вечерком от греха подальше, с осиновым колом в груди, и ладно.

– Осиновый кол… это вроде от вампиров, – робко подала я голос, чувствуя себя абсолютно растерянной.

– Да какая разница! – крякнула дама, отходя от двери. – Нежить она и есть нежить. Я вам в господской спальне постелю.

– Спасибо, – кивнула я, пытаясь вернуть разговору хоть какую-то форму вежливости. – Простите, вы не представились. Как к вам обращаться?

Она остановилась и медленно повернулась ко мне. На ее усталом лице появилось выражение глубочайшего, почти театрального изумления.

– Так… миссис Хиггинс, я. Элис Хиггинс. Горничная, экономка, повариха… по обстоятельствам. Неужто запамятовали? – произнесла она с такой ледяной вежливостью, что стало ясно: никакая я здесь не «леди», а досадная помеха, с которой приходится мириться. Пока что.

– Да, наверно, забыла, простите, – осторожно, подбирая слова, проговорила я. – Не напомните, когда мы с вами виделись в последний раз?

Миссис Хиггинс фыркнула и принялась вытирать уже идеально чистую поверхность консоли краем фартука.

– Еще бы не забыть, – проворчала она себе под нос, но так, чтобы я непременно расслышала. – Когда голова ерундой разной забита, то не то, что прислугу, мужа родного позабудешь. В последний-то раз виделись в ваш медовый месяц, как же. Когда покойный лорд Виктор привел вас в этот дом. Ненадолго, правда, заскочили. Да ладно, что уж попусту болтать, – она резко развернулась. – Пойду ужин ставить готовиться, а уж потом за яблоки примусь. Дел-то невпроворот, не то, что у некоторых.

Она коротко кивнула в сторону лестницы.

– Пойдемте, я вас отведу.

Спальня, куда меня проводила миссис Хиггинс, дышала тем же угасающим величием, что и холл. Она была подобна старинному дубу, чья мощь уступила место времени: кора-обои местами отслаивались, обнажая штукатурку с плесенью. Паркет под ногами, когда-то, должно быть, сиявший, теперь лежал тусклый, облупившийся и скрипел устало при каждом шаге, моля о покое и обновлении. А выгоревшие бархатные портьеры, тяжелые и неподвижные, висели как запылившиеся знамена забытой эпохи, безуспешно пытаясь удержать последние лучи угасающего света.

– Сыровато здесь, ничего не поделать, – пожилая дама бросила в камин охапку хвороста, и тот с треском вспыхнул, отбрасывая на стены беспокойные тени. – Дымком, бывает, поддает – добротных дров не видела уж лет десять, так, сушняком помаленьку топлю.

– Спасибо вам.

Миссис Хиггинс что-то невнятно пробормотала в ответ – нечто среднее между «не за что» и «сама разберёшься» – и выплыла из комнаты, оставив меня наедине с потрескивающим пламенем и давящей тишиной.

Когда дверь за ней со скрипом закрылась, я медленно обвела взглядом своё новое пристанище. Взгляд скользнул по поблёкшим шелковым обоям, тёмным пятнам на потолке, выцветшему бархату портьер… и зацепился за трюмо. Среди этого запустения, на полированной поверхности, стояла одинокая серебряная рамка – крошечный островок чьей-то личной истории в море безвременья.

Я взяла в руки холодный металл и с любопытством стала разглядывать миниатюрный портрет. На меня смотрел мужчина с пронзительным, усталым взглядом, резко очерченным ртом и начинающейся лысиной. Тени под его глазами были прописаны с такой тщательностью, что казались не художественным приёмом, а документальной подробностью.

Любопытно. Обычно художники щадят тщеславие заказчиков. Этот же, видимо, был ярым приверженцем суровой правды жизни, или оригинал выглядел гораздо хуже, чем его изобразили.

Так, ладно, мужчина был мне незнаком. Возможно это и есть тот самый Виктор. Продолжим расследовании. Руки сами потянулись к ящикам трюмо. Я лихорадочно перебирала их содержимое: засохшие перья, обрывки лент, пустые флаконы.  И вот, в самом дальнем углу, мои пальцы наткнулись на плотную бумагу. Я вытащила сложенный вдвое лист. Это было свидетельство о браке. Дрожащими руками я развернула его. Имена: Лорд Виктор Стилнайт… и Леди Аннабель Уинтер. Дата. Печать. Все было на месте. И выглядело до безобразия подлинным.

Согласно этой бумаге, я вышла замуж около года назад. И забыла это?

Взгляд упал на небольшую шкатулку из темного дерева, скромно стоявшую в углу туалетного столика. Я открыла ее.

Внутри лежало тонкое обручальное кольцо и изящный золотой медальон. Я нажала на крошечную застежку. Он открылся. Внутри, с эмалевой поверхности на меня смотрела…

– Божечки-кошечки.

Да, на миниатюре была изображена я, собственной персоны. Наши фамильные золотистые волосы, большие голубые глаза с густыми ресницами и едва видимая ямочка на подбородке. Даже родинка на щеке под глазом.

В ушах зазвенело. Комната поплыла. Я судорожно ухватилась за спинку кресла, чтобы не упасть.

-Я сплю, – лихорадочно пронеслось в голове. – Это кошмар. Этого не может быть.

Но холодный металл медальона в моей ладони и официальный штемпель на свидетельстве были жутко, неумолимо реальны.

Несколько минут я просто сидела на кровати, сжимая в руках медальон, пытаясь заставить свой разум принять невероятное. Но факты были упрямы, как миссис Хиггинс. В конце концов, я сдалась. Чтобы прийти в себя, нужно было сделать что-то простое и привычное. Смыть с себя дорожную пыль и переодеться.

Я встала, сбросила платье и осталась в одном корсете и коротеньких панталонах, маменька хоть и говорит, что приличные девушки носят добротное плотное нижнее белье и желательно до колена, но я предпочитаю более удобные тонки и коротки с парой слоев кружева на попе, так сказать для придания объёма.