Особых приготовлений никто не делал. Нужное и походное у каждого лежало под кроватью и на кровати. Я успел даже разжиться местными фасонистыми штанами воина. Грубые и трущие даже там где и не думалось, что могут тереть. Но статусность это наше все, поэтому одевал их поверх своих. В таком виде изнеженное цивилизацией тельце еще соглашалась иметь с ними дело.
Час мыши. Оказалось, что это еще до рассвета, когда сон так сладок и глубок. Хмурой толпой выходили мы из казарм в промозглое утро. Во дворе активно шло оседлывание и навьючивание мееров. Даже не успев подумать о том куда идти, увидел своего конягу. И он, соответственно, меня. Сделав независимый вид, эта мелкая пакость фасонистой иноходью сама докопотила до меня. Настроение сотоварищей по отряду резко скакнуло вверх. Все пятеро заулыбались, вспомнив как мы с Кысей (меер сам напросился на такое имя) регулярно развлекали всех. Что я мог поделать, если животинка чувствовала себя ведущей в нашей паре?! Но нынче он был ответственным коником и снисходительно соизволил его оседлать. Однако, хитрый косящий на меня взгляд обещал наверстать упущенное.
И снова здравствуй, лес! Остога, Варн, Валио, затем я и сзади еще двое близняшек Вено и Вато ехали цепью. У нашего Ноа есть пунктик. Менять имена всем. Что-то типа: «Попрощайся с прошлой жизнью. Теперь ты собственность титулованного придурка, который папа тебе и мама… Бла бла бла». В каждой пятерке своя буква. Вот тут у нас все на В. Кроме Остоги, который как командир сам мог зваться как хотел. Так что я теперь Витер. Великий Витер на Кысь – гроза аборигенов. Что-то с именами у меня оригинальность в обоих мирах зашкаливает. Вот так, в размышлениях, и ехали молча. Воины этого мира вообще молчаливые. Или мне так повезло. Хотя их жизнь не распологает. Эх, эх. Теперь это и моя жизнь.
До самой первой битвы серьезно не воспринимал эту реальность. Вот не мог смириться и осознать. Все потому, что был запасной выход. Да, да, дверь. В глубине свято верил, что вернусь. Да потому, что у меня уже так было. БЫЛО!!!
От первого опыта попаданства меня лечили долгие три года. Аккурат в двенадцать лет у меня случился такой же «перенос» на нервной почве, из которого сделал два вывода. Первый: НИКОГДА И НИКОМУ не говори о «переносе». Второй касался причины. Когда в жизни наступал момент пиковой паники и я думал, что без чего-то не смогу жить… Фьюить! Запрос улетал в Великое Нечто и некая часть меня решала в каком мире получу нужный для выживания опыт. Да. Эдакая генетическая аномалия эволюции. Которая дает дополнительный шанс выжить. Ведь те парни ушатали бы меня в подворотне. А в 12 лет я решил, что настал мой последний час на экзамене биологии. Ботаника. Травки, цветочки. Уже не помню.
Помню только посыл очень обозлившейся матушки:
– Без четверки не возвращайся!
“Теперь у меня не будет дома”, – думал с нарастающей паникой, подходя к школе.
Предпосылки для паники были. Не любил я эту биологию. Вернее биологичку. Молодую и гонористую. Она не взлюбила ученика Ридера. Чем-то он ее цеплял. Что ли на бывшего оказался похож. Но не суть. Она не скрывая говорила:
– Саааавинов, ты у меня никогда не получишь приличной оценки.
На ее хорошеньком личике хронической отличницы при этом проступали черты старого пирата с опытом.
А главное, я перестал учить предмет. Потому как, что бы ни ответил, были всегда трояки и иногда четверки (теплые чувства что-ли к бывшему вспыхивали).
В тот день настал решающий момент. Мой доклад про лекарственные травы являлся волшебным билетом в светлое будущее.
Помню нарастающий тремор, когда взял в руки план доклада и обнаружил, что не помню ни-че-го! Чистый бланк вместо сознания. И торжествующий взгляд, когда и она это поняла.
Реальность подернулась рябью. Радужные круги мыльными пузырями начали мельтешить перед глазами. Галлюцинации. Так потом объяснят подобный расколбас цвета врачи. Противный тонкий звук на одной ноте стал набирать силу, чтобы заполнить собой пространство и прекратиться лопнувшей струной. Абсолютно уверовал, что моя впечатлительная натура упала в обморок. Натура твердо заверила, что нет. Так просто я не отделаюсь.
Воспоминания накрыли с головой. Даже сейчас, мерно покачиваясь на меере, отчетливо почувствовал запах разнотравья. Разнотравья первого мира, где я побывал. Так-то, ребята. Я уже опытный 'попадун'. И рецепт попадания у меня есть. Называется «испугаться до зеленых соплей». А вот назад… Не все так просто.
Начал вспоминать, как мне это удалось тогда. В двенадцать лет.
В том первом мире, когда шок наложился на шок, пришел пофигизм. И радостно обнял своими фиолетовыми объятиями. Роскошнейшая дубрава и июльский луг с благоухающим разнотравьем открылся тогда моему взгляду. Память сохранила все, до мельчайших деталей. Теплый свет, начинающего клониться к горизонту солнца. Мелкая мошкара в лучах света. Медовый запах не опознаваемых белых метелок. Шум листьев от теплого ветра.
Так мог стоять до вечера. Но на поляну вышел персонаж, которому суждено было на следующие сто дней стать моим учителем. Отчего такая точность, спросите вы. Ведь здесь я запутался со временем уже дней через пять. Да потому, что в моныстырях любили порядок и считать! А еще больше дисциплину!
– Отчего отроку ученья избегающему впредь грозить вместно! – потрясая деревянным посохом быстрым шагом подходил мужчина. Высокий, узколицый, с хищным носом и раздувающимися в гневе тонкими ноздрями. Длинная хламида темно-зеленого цвета делала однозначный отсыл к друидам. Но добрые глаза незнакомца не позволили сразу понять, что этот возглас вообще-то должен запугать меня.
– Что ты здесь делаешь в час занятий? – на чистом русском спросил он, останавливаясь и не находя признаков раскаяния на моем лице.
– Ищу как избежать небесной кары за прегрешения мои, – ответил честно.
– Оуу, – завис друид.
– Занятие почетное вполне, – оттаял он через минуту, – Идем. Отведу в чертоги разума… Кхм, кх… Просто пошли со мной на занятия, мальчик.
И мы пошли. По дороге, сетуя на власти, сирот в лес подкидывающие, он успел выяснить мое имя, возраст и степень изголодавшести. Леордан звали друида-монаха. Учителя, травника и лекаря одновременно. Так Ридер стал монастырским воспитанником.
