Annotation
Борис Глобальный оказался в затруднительном положении. Отец доставил таких неприятностей, что разгребать ещё и разгребать на десятилетия вперёд. Но это полностью похоронит все планы находчивого сантехника. Ни тебе дом не построить, ни высадку деревьев распланировать на участке. А ведь скоро начнут появляться дети... Массово! Ещё и бизнес-планы по шву пойдут. Что же делать простому парню без связей, попавшему в петлю долгов и договорённостей? Как всегда на Руси – импровизировать. И Боря решает бороться с системой! Если и не победит, то хотя бы постарается, а там и внукам будет что рассказать. И один в поле воин, если по-русски скроен.
Тот самый сантехник 9
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Тот самый сантехник 9
Глава 1
История Маливанского
Тюрьма — не место для полёта фантазии. Но и скучной её не назовёшь. Здесь своя размеренная, серая жизнь, которую иногда способны разукрасить яркие персонажи.
Григорий Маливанский, к примеру, рассказывал анекдоты. Пока вели по этапу. Себя подбодрить, настроение создать. А то мрачно вокруг среди серых стен.
— А такой слышал? — спросил он конвоира и выдал очередной перл. —
Зона, значит. Хата. Сидят зеки. Охрана заводит дедушку. Ну, дед как дед. Он здоровается, представляется. Зеки видят, что дедушка арестант со стажем: восемь ходок, семь побегов — вся хуйня, короче. Они зовут его к себе, угощают папиросой, чифирком. И тут дедушка вдруг достает свою кружку и из общей кружки наливает себе. Зеки ему, мол. Старый ты чего со своей кружкой? У нас все порядочные, чертей нету. Почему с нами не пьешь? Тот им и говорит в ответ. «Расскажу историю, братки. Трахаю я, значит, бабу перед последней ходкой. И вдруг захотелось её ТАМ полизать. Думаю, хрена мне терять? Старый уже, а ни разу и не попробовал на вкус женщину. Так она, не поверите, сладкая как арбуз!". Кто-то из арестантов помоложе в ответ тут же выдаёт: 'Ты чего, она ж соленая!». Дед, хитро улыбнулся и добавил: «Вот потому я и со своей кружечкой!»
Конвоир Оглобля пытался не ржать в голос, пока вёл карлика до камеры постоянного содержания. Даже напарника не надо. Метр с кепкой. Да и куда ему бежать в наручниках?
«Уж кому-кому, а карлику здесь точно делать нечего», — ещё подумал Оглобля: «Это же как ребёнка посадить. А место малолетним преступникам, разве что, в „малолетке“. Так хотя бы по росту сошлись со щеглами. Но этот кадр нигде не пропадёт».
А Маливанский просёк фишку и шпарил шутками уже в обмен на полезную информацию. Так и шли, веселя и веселясь.
Поставив осуждённого и заключённого под стражу для выполнения приговора Маливанского перед дверью камеры, конвоир сказал:
— Ладно, давай последнюю шутку. И всё, пришли, Гриня.
— Без базара, — ответил карлик и повернувшись к конвоиру, выдумал новую шутиху на ходу. — Знаешь загадку о зоофиле?
Оглобля думал недолго:
— Нет…
Маливанский прочистил горло и с ходу выдал:
— На него похожа каждая собака. И не лают, не кусают во дворе.
В очередной раз прыснув, Оглобля смахнул слезу и сказал:
— Короче, главный у них — Алагаморов. Старейшина. Сектант. На лохах сделал миллионы. Даже звонить никому не пришлось, сами принесли и квартиры переписали.
— Хочешь заработать денег — создай свою секту? — уточнил Маливанский. — А посадили-то чего? Не поделился?
— Не на тех нарвался, говорят, — ответил Оглобля. — Но это ещё что. Вчера ещё и мэра на хату завезли. Хотели на «малину» посадить, как высокопоставленное лицо, но этот как раз вообще делиться отказался. Вот и сунули… ко всем остальным.
— Погоди, это того мэра, что двести миллионов из бюджета города спиздил? Так говорят.
— Так это только в этом году. Ты вот мост через реку видел?
— Нет.
— И я нет… а по бумагам он есть, — уточнил Оглобля. — Даже двухсекционный. Но, говорят, что делиться под конец первого квартала не стал, поэтому и присел. Говорят, новый мэр даже перспективнее. Сам в бане моется. Сам анекдоты рассказывает. Сам куда надо заносит. Сразу. Без напоминаний.
— Откуда знаешь?
— За него быстро поинтересовались, — похвастался конвоир. — С прошлого места работы весточка пришла. У нас же как? Сначала компромат, потом «добро» на работу. А то как без компромата работать? Такие там наработают, ага! Начнёт ещё технику закупать на уборку дорог зимой. А дальше что? Школу построит? Тогда всем придётся школы строить и детские сады, больницы ремонтировать. А там вдруг выяснится, что врачей не хватает и в учителя никто не хочет идти. Одна проблема другую вскроет и начнётся зачистка. А оно нам надо? Живём же как-то, потихонечку. И ещё проживём. Дотянем.
Гриня кивнул с пониманием и повернувшись к двери камеры, словно боец перед боем, разрешил:
— Ладно, пора… открывай.
Оглобля хмыкнул, но дверь открыл. Запустил осуждённого, затем снял с него наручники через проём, в которые тот руки окольцованные и просунул, едва дотянувшись до окна раздачи.
Маливанский тут же повернулся к построившимся в ряд сокамерникам и сказал сразу, чётко, но вообще не то, что требовалось:
— Маливанский я. Обо мне многие слыхали. У меня брат в Москве таксует. Многих людей знает, за кого не знает — поинтересуется. А вы слыхали о старой традиции? А я вам расскажу! Раньше, в стародавние времена между мужчиной и женщиной, впервые возлежавших на ложе, на кровать посередине подсовывали толстую бабу. Она ела калачи, много разговаривала и крошила. Так и появилась традиция крошить в постели.
От такого вступления завис даже Старейшина. Алагаморов, обычно сам первым обращался к новоприбывшим, когда попадали в ступор.
А теперь больше всех задумались его рослые помощники — Блоб и Джоб, один из которых был без передних восьми зубов. Он во время улыбки мог легко поймать на лету муху вместо позитива.
Что и случилось прямо на глазах сокамерников.
— Вместе с карликом, падла залетела! — добавил сочувствующе его партнёр по грабежам и служению.
— Ничего страшного, сплошные витамины и микроэлементы, — добавил ему и Старейшина.
Пока помощник плевался и откашливался, Гриня успел разглядеть получше остальных, классифицировав их по группам. Вон мужик средних лет, годков сорок ему, немного лысоватый, держится отстранённо и стоит в углу. На кровати рядом с ним сидел часто моргающий мужик в компании такого же мужика, но постарше.
«Оппозиция», — тут же понял карлик, не имея никакой иной информации о Егоре Павловиче Валетове по кличке «Валет», Антоне Сергеевиче Иванове по кличке «Шмыга» и Тимофее Вольфовиче Старкове по кличке «Старый». Каждому кликуха прилетает либо от фамилии, либо от образа, либо от образа действия.
Они все улыбнулись, но не больше положенного. Шутка, может и зашла, но ржать в голос не стали. Зато заржали ещё трое по камере: старый «авторитет» Хрущ, он же Хрунычев Никита Сергеевич, и его близёхонькие — Михаил и Семён, что когда-то тоже охранниками были, как и Егор. Но профессиональным образованием не обладали. Ибо как сказал один неизвестный: «Профессиональное образование — это честь, а высшее образование и у охранников в магазине есть».
«Старая власть», — понял Малиновский. А ещё он понял, что пришел в камеру на двенадцать мест одиннадцатым. Почти полный комплект. Что означало одно — укрупняют. Видимо, начальство планировало делать ремонт в других камерах, либо перетряхивало местные порядки.
