Капо (ЛП) - Стоун Пайпер

Я провела языком по нижней губе, когда он придвинулся ближе, стараясь не вдыхать его пьянящий аромат. Я осмелилась опустить глаза, позволив себе бросить один-единственный взгляд в его сторону. Он был красивым мужчиной во всех смыслах этого слова. Я ненавидела то, что моё тело продолжало покалывать, отказываясь подавлять желание. Даже попытки напомнить себе, что этот мужчина был воплощением большого, тёмного и злого, не помогали, каждое нервное окончание горело огнём.

Я намеренно перевела взгляд на другой конец картины, недоумевая, почему он вдруг замолчал. Или почему он последовал за мной сюда.

Может быть, потому, что ты вторглась на чужую территорию.

Я закрыла глаза, пытаясь придумать, что бы такое умное сказать, и как ускользнуть, пока он не разглядел моё лицо вблизи.

— Мне жаль. Как я уже сказала, мне не следовало сюда приходить. Прошу прощения. А теперь, если позволите, мне нужно найти своих подруг. Это волшебное место, а картина — самая потрясающая из всех, что я когда-либо видела.

Каждое слово было правдой, но я не собиралась задерживаться здесь, чтобы услышать его ответ, и быстро отошла, не глядя в глаза.

Затем он схватил меня за запястье и дёрнул назад, резким рывком прижав к своей груди. Я приложила к ней ладонь, ощущая кончиками пальцев учащенное сердцебиение. Не осмеливаясь поднять голову. Однако Франсуа был полон решимости заставить меня посмотреть ему в глаза. Он провёл указательным пальцем по моему подбородку, слегка поглаживая его назад-вперёд, прежде чем поднять мою голову, заставляя наши и без того разгорячённые взгляды встретиться.

— Ты никуда не уйдёшь, пока я тебе не разрешу, — сказал он с такой мрачностью в голосе, какой я никогда раньше не слышала.

И меня охватил прилив возбуждения.

ГЛАВА 6

«Единственный способ избавиться от искушения – это поддаться ему… Я могу противостоять всему, кроме искушения».

— Оскар Уайльд

Делани

Искушение воплоти.

Именно таким был Франсуа. Предаваться фантазиям в какой бы то ни было форме было бы грехом. Но, Боже мой. Желание к этому мужчине было непреодолимым.

Боже милостивый. Мужчина серьёзен, его пальцы впились в моё запястье, словно желая что-то доказать.

— Но я не твоя собственность, — прошипела я, пытаясь высвободить руку. Сколько времени пройдёт, прежде чем он поймёт, кто я такая? Мне показалось, что его пальцы сжимаются и на моём горле.

Этот властный мужчина много лет назад сказал мне, что если и есть что-то, чего он терпеть не может, так это лжецов. В тот день я поняла, насколько он опасен, и со смешанным чувством ужаса и благоговения наблюдала, как он одним движением руки сломал человеку руку за то, что тот солгал ему.

Я стояла в тени, наслаждаясь его великолепной грубостью. Но вскоре после этого и Франсуа, и мой отец отчитали меня за то, что я подслушивала.

Это навсегда поставило Франсуа в совершенно иную категорию.

Он сузил глаза так, что они превратились в узкие щелочки.

— Вот тут ты ошибаешься. Это мой клуб. Мои правила. Мои игрушки. Ты принадлежишь мне, пока я не отпущу тебя. Если решу это сделать.

— Я никому не принадлежу.

Снова попыталась отдёрнуть руку, ненавидя то, как сильно моё тело отдавалось его близости, его грубым прикосновениям и теплу, проникавшему сквозь каждую пору. Его губы были рубиново-красными, и я представила, как целую их часами напролёт, погружаясь в райское блаженство. Есть ли в жизни такая романтичность в реальной жизни? Я начала думать, что в ней нет ничего, кроме насилия и лжи. Это была суть мира, о котором я мечтала слишком долго.

Франсуа усмехнулся так, что я почувствовала дрожь во всём теле, вплоть до кончиков пальцев на ногах.

— Ты не местная. Так ведь?

Я всё глубже увязала в зыбучих песках лжи, но было очевидно, что он понятия не имел, кто я такая.

— Нет. Я просто приехала к друзьям.

— Так значит, у тебя нет преимущества и ты не знаешь, кто я такой.

— А это важно?

— Если бы знала, то не осмелилась бы войти в логово такого плохого человека. — Франсуа прищурился, и я поняла, что он пытается напугать меня. Или, может быть, соблазнить. Он казался другим, не таким каким я его помнила, даже более напряжённым.

И с годами он стал ещё красивее. У меня столько неприятностей.

— Меня не так-то легко напугать.

— Стоило бы этому научиться, очаровательная куколка. Страх поможет тебе прожить дольше.

— Мой отец говорил мне совсем другое. Он советовал мне смириться со страхом. Но ты вызываешь у меня любопытство. Значит ли это, что ты намереваешься причинить мне боль? — меня удивил тот факт, что я оказалась такой смелой.

Мужчина глубоко вздохнул и задержал дыхание на несколько секунд.

— Если, под «причинить тебе боль», ты имеешь в виду наказание, то, возможно. Посмотрим.

Наказание. Я не могла унять дрожь, моё сердце колотилось, как у скаковой лошади, приближающейся к финишу после долгой скачки. Было бы намного проще, если бы я ненавидела его или испытывала какое-то отвращение к его жизни и образу жизни, но это просто не так.

Когда он поднял другую руку и, склонив голову набок, провёл костяшками пальцев по моей щеке, я сделала всё, что могла, чтобы не задрожать всем телом.

У меня не получилось.

Иисус Христос. Он выглядел даже лучше, чем я помнила, — девять лет пошли этому мужчине ростом шесть футов три дюйма (прим. 190 см) только на пользу. Даже лёгкие морщинки, расходящиеся веером от уголков его кобальтово-голубых глаз, придавали ему жизнерадостный вид, а двухдневная щетина, заставляет мечтать, чтобы она коснулась моей кожи, когда мы поцелуемся. Не могу поверить, что думаю в таком ключе.

— Я для тебя никто.

— Опять ошибаешься. Мне нравится коллекционировать потрясающие вещи. А ты действительно прекрасна, — сказал Франсуа хриплым голосом, ставшим опасно низким, и по моей коже пробежали мурашки. — Но я чувствую в тебе намёк на очень плохую девочку.

Я ничего не могла с собой поделать, поглаживая пальцами его белоснежную рубашку, а её контраст с его загорелой кожей только усиливал моё возбуждение.

— Жизнь была бы не такой весёлой, если бы я всегда оставалась хорошей. Не так ли?

Я никогда не знала его с этой стороны. Я почувствовала смесь отвращения и прилива адреналина от его собственнических наклонностей. Но если бы он взглянул на девушку, запертую внутри, он бы понял, насколько был прав в своих предположениях.

Франсуа улыбнулся, и его глаза засветились, как неоновые палочки, которые туристы носят с собой на улицах. Когда он позволил своему взгляду опуститься ниже по моей шее к груди, меня захлестнула новая волна возбуждения, а пульс участился. Мгновенное влечение было чем-то слишком реальным, и мне в жизни повезло или не повезло с этим дважды, но ни тот, ни другой опыт не был приятным, мужчины всегда хотели от меня большего, чем я была готова им дать.

Энергия и разряд тока, пронизывавшие меня в этот момент, были больше похожи на приливную волну, череду чувств и эмоций, которые не поддавались разделению. И которые невозможно было объяснить. Да, я была привязана к нему, сколько себя помнила, но так, как привязывается ребёнок, которому нужна надёжная опора в лице людей, которые заботятся о нём.

По крайней мере, мне хотелось в это верить.

Может быть, я лгала себе, потому что в его объятиях чувствовала себя совсем по-другому.

— Возможно, и нет, таинственная девушка, но, как сказал бы мой отец, «Les mauvaises filles apprennent très tôt le sens du mot conséquences. C’est alors qu’ils comprennent également que des punitions sont souvent nécessaires».

— Французский. — Мой шёпот был едва слышен.

— Да.

— И что это значит? — поинтересовалась я. Вместо ответа он опустил голову, его ноздри раздувались, толстые жилы на мускулистой шее пульсировали так же быстро, как билось моё сердце. Я не должна была этого делать. Мне нужно было оттолкнуть его, но сопротивляться было практически невозможно.