Полуночные поцелуи (ЛП) - Бенедикт Жанин
— Итак, ты относился ко всем своим игрокам так же, как относился к нему… Зачем? Посмотреть, не покончит ли кто-нибудь случайно и с собой тоже? Тогда бы ты остановился? Это полный пиздец, тебе не кажется?
Папа непреклонно качает головой, прежде чем я заканчиваю говорить. Он сглатывает снова и снова, и все равно его слова выходят хриплыми, хрипловатыми от эмоций. Слеза скатывается из уголка его глаза.
— Это не просто. Я… — он прочищает горло. Когда он снова заговаривает, его голос звучит тихо и совсем не похоже на того ужасающего человека, который угрожал покончить с жизнью врачу, если он снова не реанимирует моего брата. — Я так обошелся со своим собственным сыном, и что потом? Я должен относиться ко всем остальным лучше, когда он единственный, кто действительно это заслужил? — Он снова качает головой. — Нет. Я не мог этого сделать. Нет.
— Две ошибки не делают одно правильным, — наши роли поменялись местами. Теперь я та, кто преподает ему урок.
— Я знаю это. Я знаю. Но как мне, по-твоему, жить с самим собой, а? Как я существую, зная, что являюсь источником стольких страданий? — он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. У него красные глаза. Я не видела его таким опустошенным с тех пор, как… Ну, начиная с Джулиана.
Больно видеть, как кто-то настолько сильный опускается до такого, осознавать, что он притворялся сильным. Что в глубине души он считает себя никем, что заставляет его вести себя так, как будто он ничего не заслуживает. Из-за этого его трудно жалеть.
Трудно, но не невозможно.
Его логика не имеет для меня смысла. Я не могу пройти по пути, который он создал, из точки А в точку Б. Если бы я знала о неизбежных последствиях своих действий, если бы я знала, что последствия причинят боль не только мне, но и другому человеку, я бы этого не делала. Я бы воздержалась или, по крайней мере, попыталась.
— Ты мог бы быть добрее, — бормочу я. Дело не только в Джулиане или его игроках. Это также касается меня.
— Я мог бы. Должен был. И когда я был моложе, я снова и снова говорил себе, что я не буду таким, как мой отец, что я буду другим. Снова и снова я говорил это, а потом я вырос, и, не задумываясь, может быть, это произошло потому, что я не думал, я стал таким же, как он.
Трудно представить джедая жестоким. Но опять же, трудно представить моего отца в роли сына на месте Джулиана.
— Я не собираюсь быть такой, как ты, — яростно шепчу я, это заявление действует, как мольба к судьбе сделать это правдой.
Папа смотрит на меня с той же свирепой решимостью, что и у меня.
— Я надеюсь, что это не так, — наступает долгое молчание, прежде чем он заговаривает снова.
— Грета, — мягко начинает он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.
Я упрямо смотрю вперед.
— Я не могу изменить прошлое. Я сожалею об этом, но я не могу… Я не могу избавиться от того, что я сделал, и я не могу изменить себя в одночасье. Но я хочу, чтобы вы знали, что я постараюсь быть лучше. Мне следовало измениться с Джулианом, и я этого не сделал, но теперь я могу. Я постараюсь.
Я закрываю глаза, чтобы не закатить их заметно.
— Я хочу быть отцом, которого ты можешь хвалить за его спиной, когда его нет рядом, а не придурком, которого ты описываешь всякий раз, когда меня нет рядом.
Говорит ли он эту последнюю часть для того, чтобы обвинить меня или для того, чтобы обвинить меня в том, что я открыла свои чувства Отису, те самые чувства, которые были брошены ему в лицо, я не знаю. Все, что я знаю, это то, что он сказал это, показал это миру, признав свои ошибки так, как я никогда раньше не видела. И всю оставшуюся жизнь, если я увижу, что он поступает наоборот, я буду помнить этот момент и ненавидеть его за это немного больше.
— Хорошо.
— Я обещаю тебе, мой котенок, — он, кажется, недоволен моим ответом.
Я корчу гримасу.
— Я бы предпочла, чтобы ты не обещал. Мне больше не нужно разочаровываться.
Папа вздрагивает от моей прямоты, но остается невозмутимым.
— Я обещаю.
Я молча киваю. Я не доверяю себе, чтобы говорить. Момент кажется хрупким. Не каждый день мой папа бывает уязвим рядом со мной. На самом деле, в последний раз он говорил так эмоционально во время консультации по семейному горю, и даже тогда маме пришлось выбивать из него эмоции, вдохновляя психотерапевта предложить семейную терапию.
В этом мы похожи, папа и я.
— Итак, как… как мне это сделать? — спрашивает он, указывая рукой на надгробие.
— Сделать что?
— То, что ты здесь делаешь. С Джулианом.
Моя поза расслабляется, и я опускаю ноги, чтобы сесть, скрестив их.
— Что ты имеешь в виду? Ты просто поговори с ним, — я не упоминаю, что Джулиан отвечает мне взаимностью.
— Типа, разговор?
Я утвердительно киваю, и папа выглядит еще более озадаченным.
— Разве ты не отдаешь дань уважения?
— Я имею в виду, да, ты сделай это первым. А потом ты просто… — я жестом указываю между собой и могилой, — разговариваешь, о чем угодно.
— О чем угодно?
Еще один кивок.
Он вдумчиво относится к этому понятию.
— Все, что угодно, — через мгновение он начинает. Сначала он говорит о том, что скучает по нему, завидует тому, что Джулиан вознесся на небеса. Папа тоже хотел бы посмотреть на своего сына. Однако он довольствуется фотографиями и счастливыми воспоминаниями.
Далее он рассказывает о футболе, который он ласково называет «другим футболом», и сетует на то, сколько денег он потерял на неудачных ставках во время Премьер-лиги в этом году. Он сообщает Джулиану, что его любимая команда, «Арсенал», преуспевает в этом году, к большому огорчению отца. Он продолжает и продолжает, перескакивая с одной темы на другую, ему так много нужно сказать после того, как он никогда не делал этого раньше.
Меня это забавляет. Я никогда не слышала, чтобы папа был таким болтливым. Он не делает никаких пауз и тараторит без умолку, как человек, изголодавшийся по разговорам.
Это немного мило, даже подкупающе, наблюдать за ним в таком возбужденном состоянии. Я и раньше видела его чувствительным, особенно во время вечеров кино. Из нас троих скандалист — папа, а мы с мамой обычно равнодушны.
Но это совсем другое. Это не просто чувствительный Фарид Сахнун. Или отец Фарид Сахнун. Это игриво и беззаботно, с папой, сияющим от уха до уха, как будто он проводит лучшее время в своей жизни. Черт, он даже не улыбался так широко, когда мама взяла его на чемпионат мира на его день рождения.
Односторонний разговор затихает, и он удовлетворенно вздыхает. Приподнимая указательным пальцем крышку корзинки, он тянется за кусочком и замирает.
— Ты ничего не ела, — неодобрительно замечает он.
— Я не голодна.
— Ты уверена? — раздается шарканье, звук трущегося друг о друга нейлона, и вот так он вытаскивает пластиковый пакет из своей большой куртки. В нем лежат яблоки гала.
Нарезанные ломтиками яблоки гала.
И я не знаю, почему при виде этого у меня слезятся глаза, почему раздуваются ноздри, почему горло горит, независимо от того, сколько раз я сглатываю, чтобы погасить пламя. Я не знаю почему, но это не мешает мне протянуть руку, чтобы принять его подношение.
Он вздыхает с облегчением, как будто боялся, что я отвергну его нежный жест.
Пока я ем, я смотрю на своего отца во всей его несовершенной красе. И пока он смотрит, как я уплетаю кусочек за кусочком, улыбка на его лице становится шире, как будто это его кормят.
За все ошибки, которые он совершил, за всю боль, которую он причинил нашей семье в прошлом, и за все его неизбежные будущие неудачи, я люблю его. Даже если жизнь с ним не была идеальной, даже если иногда он делает меня несчастной, глубоко в моей душе гремит и тяжестью оседает в костях осознание того, что, в конце концов, что бы ни происходило между нами, всегда есть связь: Любовь. Моменты и жесты, подобные этим, заставляют плохое исчезнуть. Ясно, что, несмотря ни на что, он всегда будет моим отцом. Этот ущербный мужчина всегда будет любить меня.
Похожие книги на "Полуночные поцелуи (ЛП)", Бенедикт Жанин
Бенедикт Жанин читать все книги автора по порядку
Бенедикт Жанин - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.