В общем, я тебе рассказала, что у нас тут происходит. Напиши нам, Кэн, будем ждать — удачи тебе, и еще вот что: если будешь пользоваться искусственным, ни в коем случае не пользуйся деревянным!
Тетя Ливия».
Фраза про месячные, которые прекратились, напомнила Кэнди про ее собственную проблему, да и само письмо показалась ей каким-то… не очень приличным. Она убрала его в конверт и отпила пару глоточков колы, прежде чем вскрыть второе письмо.
«Захваченному в тошнотворной круговерти этого распутного города — ожидание в бистро, постоянное притворство, кривые улыбочки и промозглая серая зима сонных раскаяний и сожалений, неприкаянная пустота вокруг, — где взять настрой для искрометного, радостного письма о любви и нежности… и все же, с кошмарной гримасой веселья, застывшей на страдальческих губах, я беру в руки ручку и пишу тебе, чтобы ты знала, как сильно мне не хватает твоей тесной и жаркой штучки. Твой друг».
Кэнди перечитала письмо еще несколько раз. Кто его написал? Дерек? Написано было красиво и поэтично — особенно в самом начале, — и Кэнди даже подумала, что письмо написал Джек Катт или Том Смарт: при всех их недостатках, только они во всем Виллидж были способны воспринимать истинную поэзию. И все-таки это мог быть и поток сознания или даже «автоматическое письмо» от Дерека! Кэнди ужасно разволновалась от этой мысли и прикончила колу двумя большими глотками. Потом она встала, спустилась на первый этаж и вышла на улицу, на бульвар. Но не успела она пройти и полквартала, как вдруг почувствовала между ног внезапный прилив тепла, густого и влажного. Месячные, наконец, пришли!
— Слава Богу! — воскликнула она вслух и огляделась в поисках аптеки. Аптеки поблизости не оказалось, но зато была лавка лечебных трав, и Кэнди решила, что там тоже могут продаваться тампоны. Хозяин лавки, старик из местных, сидел на корточках на полу, отрешенно курил трубку с травкой и, похоже, вообще не разумел по-английски. Будучи девочкой стыдливой и скромной, Кэнди не стала показывать ему жестами, что именно ей нужно. Она вернулась в офис American Express и попросила тампон у одной из секретарш. Тампон ей дали, но он был среднего размера — а Кэнди пользовалась «подростковыми», — и она испугалась, что он для нее слишком большой и, вообще, не войдет. Но он как-то вошел, и Кэнди, счастливая и защищенная, бодрым шагом направилась к храму в конце Дзен-Бульвара.
По пути она обогнала «святого» неопределенного возраста, а вернее, вообще без возраста, о котором ей уже рассказали, что это один из самых духовно продвинутых мистиков Индии — старик, весь измазанный в золе и дерьме, в одной заскорузлой набедренной повязке, он шел по улице, не замечая ничего вокруг. Очевидно, он тоже шел в храм. За ним по пятам тянулась небольшая толпа американских туристов. Они его фотографировали и предлагали ему хлеб и деньги, чтобы он принял картинную позу, или улыбнулся, или хоть как-нибудь отреагировал на их присутствие. Но он их как будто и не замечал. Он шел вперед, словно в трансе, а когда к нему робко приблизилась очаровательная малышка лет шести, которую мама послала взять у него автограф, он ее даже и не увидел — что явно задело туристов.
— Это уже слишком, — возмутилась одна из женщин, — вот так не заметить ребенка! «Святой» он там или нет, я не знаю, но грубиян он изрядный!
— Да какой он святой, просто чокнутый старикашка! — заявил отец девочки и принялся успокаивать обиженного ребенка: — Ничего, Дорин, ты не огорчайся. Это был плохой дядя!
Кэнди ужасно взбесили эти придурки-туристы, которые ничегошеньки не понимают, а только тупо глазеют на храмы и на святых мудрецов.
— Они пишут в рекламных проспектах, что рады туристам, — принялся разглагольствовать кто-то из американцев, — что тебя в их стране ждет самый теплый прием, и вот ты сюда приезжаешь и вкладываешь свои кровные доллары в их паршивую экономику… и что получается? Какой-то занюханный нищий тебе откровенно хамит. Хамства, простите, мне и в Нью-Йорке хватает! А за такое, вообще, морду бьют!
— Да ладно, Том, — примирительно проговорила его жена, прикоснувшись к его руке. — Это же просто невежественный старик. Что он, вообще, понимает?! Ты же видел, как он отказался от денег?
— Старик, не старик — учиться, оно никогда не поздно! Я так думаю, у него не все дома.
Кэнди хотелось схватить святого в охапку и бегом бежать к храму. Подальше от этих людей. Но, к счастью, туристы оставили старика в покое и свернули в живописный проулок.
— Сегодня утром мы видели этот индусский фокус с веревкой, — сказала одна из женщин, — маленький мальчик поднялся по веревке вверх, прямо в небо, и исчез из виду — Господи Боже, он, наверное, месяц не мылся! У меня в голове не укладывается, как там можно: чтобы дети ходили такие грязные. Куда смотрят родители?!
— А тут на улице есть один парень, так вот, он утверждает, что у него есть настоящий «ковер-самолет», — сказал, попыхивая сигарой, толстый мужчина в широченной футболке «в цветочек», — кстати, он предлагает по шесть рупий за доллар. Я сам не особенно одобряю черный рынок, то есть, вообще его не одобряю, но со здешними ценами… что еще остается делать. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.
Кэнди в отчаянии заломила руки — от таких разговоров ей стало тоскливо и грустно. Оставалось надеяться, что святой ничего не слышал, и поэтому не расстроился из-за их тупости и невежества, этих туристов. Ей хотелось расцеловать его или еще как-нибудь подбодрить, но она не знала, как он это воспримет, и поэтому просто пошла за ним следом.
До храма оставался всего квартал, но святой мудрец шел так медленно — так мучительно медленно, — что они добрались до ступеней храма лишь через час. И тут, к удивлению Кэнди, святой развернулся, подобно улитке, встретившей непроходимое препятствие, и пошел обратно. Выходит, он шел не в храм! Ой, батюшки, подумала Кэнди, и как раз в это мгновение храмовые часы пробили три, и она вспомнила, что у нее назначена встреча с представителем турагентства — ей еще надо было решить вопрос с поездкой в Тибет, — и бегом побежала обратно в офис American Express.
Уже через неделю Кэнди была в Лхасе, священном центре Тибета. Работники местного отделения American Express помогли ей устроиться и нашли жилье — крошечную комнату на чердаке. Хозяйка каждое утро кормила девочку горячим завтраком — овсяной кашей — в обмен на два часа работы, так что Кэнди пришлось освоить древнюю прялку и научиться прясть шерсть яков.
Дом, куда поселили Кэнди, стоял совсем рядом со знаменитым храмом Дзен-Дова, и Кэнди ходила туда каждый день для медитаций. Она садилась перед гигантской статуей Будды и погружалась в просветленные размышления, фокусируя внимание на кончике носа статуи.
В тот день было пасмурно. Когда Кэнди собралась идти в храм, небо над Лхасой совсем потемнело и приобрело синевато-серый оттенок. Кэнди помедлила на ступенях храма, любуясь на горы с белыми шапками снега на фоне этой клубящейся серости. Она подумала про себя, что в этом есть некая аллегория — ослепительно белые пики надежды в хмуром мире, грозящем бедами и неприятностями. Кэнди ужасно нравилась ее новая жизнь. Ей было так радостно и легко, что она закружилась на месте прямо на крыльце храма. Она по-прежнему носила то самое платье, которое ей выдали у «Молодых и трудолюбивых», и когда она закружилась, платье надулось, как колокол, и чуть приподнялось, так что стали видны восхитительные коленки — и даже бедра. И только потом Кэнди заметила, что в самом дальнем конце крыльца, в уголке, сидит тот самый святой из Калькутты. Но как он добрался до Лхасы?! Неужели пешком?! Вполне вероятно, если судить по его внешнему виду: весь в засохшей грязи, дерьме и золе… волосы слиплись в жесткую корку…
Кэнди ни капельки не сомневалась, что он пребывает на вожделенном шестом этапе на пути к духовному просветлению. Она сама еще только-только вступила на этот путь, и поэтому продолжала следить за собой, каждый день мылась и переодевалась в чистое — у нее было семь одинаковых платьев от «Молодых и трудолюбивых». Она замерла, глядя на святого в трепетном благоговении, а тот — точно так же, как и в Калькутте, — совершенно не замечал ее присутствия, ни сейчас, ни минутой раньше, когда ее радостное кружение приоткрыло кусочек обольстительного бедра.
