Искупление варвара (ЛП) - Диксон Руби

Так и есть. И они щедры. На самом деле я даже не возражаю против того, что на этой планете нет теплых месяцев. Но мысль о том, что ко мне подсадят какую-то вошь, которая выберет мне пару? Это пугает меня. Что, если он… будет ужасен? Что, если он пустит в ход кулаки, чтобы донести свою точку зрения? Я потираю свою грудину, думая о том, каково это будет, если я войду в резонанс.

— Да, я тоже беспокоюсь об этом, — говорит Гейл. — Под всей этой грязью, которую ты любишь, я знаю, что ты молода. Что касается меня, то мне пятьдесят. У меня больше не будет детей. У меня был один сын, и все.

Я смотрю на нее с удивлением, потому что я не знала, что она оставила семью на Земле.

У нее мягкая улыбка, глаза блестят.

— Нет. Он меня не ждет. Погиб, когда ему было шестнадцать, в автомобильной катастрофе, и разбил мое сердце на миллион осколков. После этого мы с его отцом расстались. — Она смотрит на звезды. — Хотя я бы хотела, чтобы у меня было больше детей. Люблю их голоса, их маленькие ручки, их неподдельную радость. Что меня беспокоит, так это то, что в прошлом году у меня наступила менопауза. Так что я надеюсь, что эти инопланетяне простят что-то подобное, потому что если они ожидают, что я рожу им ребенка, это будет плохо. — Она делает паузу. — Я беспокоюсь о том, что произойдет, когда они узнают.

Я тоже.

Она тяжело вздыхает и снова поднимает глаза к звездам.

— Хотя, возможно, я просто зря переживаю. Может быть, тут найдется место для женщины средних лет, у которой больше не может быть детей. Точно так же, как, возможно, есть место и для девушки, которая постоянно покрывает себя грязью, чтобы никто не взглянул на нее дважды.

Думаю, Гейл знает про мои уловки. Не то чтобы это имело значение, потому что она не собирается вызывать меня на дуэль в присутствии остальных. Она уважает защитный механизм. Я не могу беспокоиться об этом. Есть так много причин для беспокойства, что я никогда больше не засну, если сосредоточусь на всех них. Поэтому я просто снова смотрю на звезды. Они вернутся завтра, и солнце тоже. Я полагаю, всегда есть чего ждать с нетерпением.

Бросив последний взгляд на звезды, я возвращаюсь внутрь.

Глава 5

БЕК

В течение двух долгих дней людей держат взаперти в доме. Им нужно время, чтобы приспособиться, говорит всем Шорши. Время расслабиться и не бояться этого нового мира, в который они попали.

Это сводит с ума одиноких охотников. Они находят способы пройти мимо хижины, где находятся самки, им любопытно взглянуть на них, посмотреть, откликнутся ли их кхаи. До сих пор никто не откликнулся, и в глубине своего маленького, подлого сердца я рад, что другие так же разочарованы, как и я. Конечно, они не находят отклика, потому что они не видели женщин лицом к лицу. Я поговорил со всеми ними, но мой кхай по-прежнему молчит.

Конечно, поскольку мы с Вазой единственные, кто видел человеческих женщин, это означает, что нас постоянно донимают вопросами. Я игнорирую их, потому что, что я могу сказать? Не будет иметь значения, как выглядит человек, если есть резонанс. Молодой Таушен мог бы найти отклик у грязной, злой маленькой самочки, и резонансу было бы все равно. Тихий Варрек может найти отклик у женщины, которую обожает Ваза, а Харрек может найти отклик у той, что с розовыми волосами и постоянным плачем, и они сведут друг друга с ума. Резонансу все равно. Он только хочет, чтобы они спаривались и создавали потомство. Оно знает это лучше, чем мы.

Однако Ваза дает им достаточно описаний, чтобы подогреть их аппетит, в то время как я этого не делаю. Он говорит о красивой, хрупкой Чейл с ее смуглой кожей и тугой шапкой седых кудрей. Он говорит о розоволосой с большой грудью. Он говорит о высоком, сильном человеке со светлым облаком волос, и Таушен, и Харрек, похоже, заинтересованы в ней. И он говорит о вонючей самке, которая слишком худая и маленькая, у которой нет ничего, кроме глаз и грязи.

Она никого не интересует. Я не могу винить их — она непривлекательна как пара, у нее нет силы в конечностях, нет округлой мягкости, как у других человеческих самок. У нее нет ни улыбки, ни сладкого голоса, и от нее воняет. Тому, кто найдет в ней отклик, предстоит нелегкий путь, и я не завидую этому мужчине.

Ладно… Я все же немного завидую ему.

Ваза рассказывает о темных глазах Чейл и ее милой улыбке у костра этим утром, когда Рáхош врывается обратно в деревню вскоре после ухода. Это привлекает мое внимание, и я выпрямляюсь у костра, роняя копье, которое затачиваю. Рáхош направляется прямо к хижине вождя и исчезает внутри.

Я знаю, что это значит. Я борюсь с волнением в груди и бросаю взгляд на Вазу и Харрека.

— Думаю, Рáхош нашел са-кoхчка.

Другие самцы вскакивают на ноги, в их глазах светится возбуждение.

— Если это так, тогда мы должны собрать всех неспаренных охотников, — восклицает Харрек, в его манере нет и следа его обычного лукавого смеха. — И это означает, что мы познакомимся с человеческими женщинами.

Я коротко киваю.

— Иди найди Таушена и Варрека. Я поговорю с Вэкталом и посмотрю, что смогу выяснить.

Я направляюсь через деревню, выстраиваясь в очередь к хижине вождя. Самки гуляют повсюду, но когда я прохожу мимо, человеческие пары моих друзей и собратьев-охотников игнорируют меня. Они все сердиты на меня — даже Клэр плакала и разглагольствовала на меня за то, что я сделал, и не подпускала меня к своему огню, пока не простит меня. Я испытываю острую боль из-за потери ее дружбы, но она не понимает. Никто не понимает, кроме других неспаренных мужчин, которые не чувствовали ничего, кроме отчаяния.

В их глазах я герой.

Я подхожу к хижине вождя, когда он выходит, и у него за спиной висят копье и большой охотничий нож. Рáхош следует за ним по пятам, его покрытое шрамами лицо искажено гневом, когда он смотрит на меня. Мой вождь кивает в мою сторону.

— Пришло время. В долине был замечен са-кoхчк.

Так близко? Это превосходно — это означает, что хрупким людям не придется далеко идти.

— Вы тоже пойдете с нами. Готовьтесь.

Вэктал кивает.

— Лиз тоже идет. Она будет охранять человеческих женщин. — Он пристально смотрит на меня. — А ты должен держаться от них подальше.

Конечно. Не будет иметь значения, буду ли я идти рядом с самками или впереди них — все решит резонанс.

И, возможно, сегодня резонанс примет решение в мою пользу.

ЭЛЛИ

Забавно; из всех людей на Ледяной планете «Не-Хот», как я слышала, кто-то назвал ее, — Лиз это место подходит больше всех. Кайра, Джорджи и еще несколько человек, с которыми я встречалась, кажутся милыми, нормальными молодыми мамами.

Лиз же похожа на Валькирию.

Она шагает рядом с нами, одетая в легкие меха по сравнению с нашими слоями мехов, и носит свои снегоступы так, словно родилась в них. За спиной у нее пристегнут лук, на поясе — ножи, а длинные светлые волосы заплетены сзади в тугую, без излишеств косу. Она выкрикивает нам команды, а мы ковыляем за ней, как утята. Кто-то упомянул, что у Лиз двое маленьких детей, но мне кажется, что она не слишком по-матерински относится к нам. Ее пара — здоровенный зверь со шрамами, который пугает меня каждый раз, когда я его вижу, так что, возможно, она научилась быть свирепой, чтобы не отставать от него. У нее острый язычок, и она не боится им пользоваться.

Как прямо сейчас.

— Ну же, Розовая пироженка. Я знаю, ты можешь поднять ноги повыше, — кричит она Брук, которая отстает по меньшей мере в пятый раз за последний час. — Не заставляй меня возвращаться и тащить тебя.

— Я устала, — кричит ей в ответ Брук. — Я не такая амазонка, как ты! Я не могу этого сделать!

Лиз только улыбается и трусцой возвращается к ней.

— Чем скорее мы доберемся туда, тем скорее ты согреешься. Ты ведь хочешь согреться, не так ли?

Я почти уверена, что Брук показывает ей средний палец. Я также почти уверена, что Лиз видит это и смеется. Однако ее радужное настроение заставляет меня немного расслабиться.