Император ярости (ЛП) - Коул Джаггер

— Но твоя настоящая проблема не в том, что знаю я, — тихо говорит Мал, его взгляд пронзает меня насквозь. — А в том, что Кир и остальные из твоего милого приёмного семейства — не знают, верно?

Пол уходит из-под ног.

Нет.

Нет. Пожалуйста, Господи, нет…

Он прав. Самое страшное даже не то, что Мал знает мой тёмный секрет.

А то, что Кир, Дэмиан и Анника — не знают. Несмотря на все эти годы, что называли меня своей семьёй.

Потому что был ещё один трофей на стене моего отца, который я никогда не могла изгнать из своей памяти.

Два обручальных кольца, висящих на окровавленной цепочке.

Два кольца, на каждом выгравировано имя.

Я всегда считала ужасающим сам факт, что мой отец убил женатую пару и забрал их обручальные кольца как трофей.

Но лишь спустя годы, когда я полюбила Дэмиана и Кира, я наконец сложила воедино всю историю.

Имена, выгравированные на кольцах, были Даниил Ковальчук…

…и Полина Николаева.

То есть, сестра Кира и её муж.

Родители Дэмиана.

Два человека, что стали моей семьёй. Что приняли меня и подарили мне совершенно новую жизнь?

Моя семья убила их.

И Мал, чёрт возьми, знает это.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он разворачивается и идёт к двери, его голос раздаётся за спиной, как зловещее обещание:

— Скоро увидимся, Фрея.

А затем он уходит, оставляя меня в тишине. Сердце колотится, по венам разливается чистый, токсичный страх.

8

МАЛ

Океан — единственное место, где я могу по-настоящему думать.

Единственное место, где крики в моей голове затихают, где постоянное притяжение ярости и жажды мести растворяется во что-то более… управляемое.

Держась за доску, я пробиваюсь сквозь волны, гребу дальше вглубь, ледяная вода режет мою голую кожу, словно лезвие. Сейчас определённо сезон гидрокостюмов, особенно на северо-востоке США. Но мне плевать.

Холод жжёт, онемение распространяется по телу, но остаётся неизменное, ритмичное притяжение прилива. Мышцы напрягаются, пока я гребу на сёрфе подальше, дожидаясь более крупной волны. Но в этой борьбе есть умиротворение, спокойствие, которое приходит только тогда, когда я довожу своё тело до предела.

Наконец, довольный, что нахожусь в нужном месте, я поворачиваюсь обратно к берегу, покачиваясь на чёрных водах у Лонг-Айленда. Несколько благословенных мгновений — только я и океан.

Нет прошлого. Нет будущего. Только тёмная, бурлящая бездна внизу и бескрайний простор воды впереди.

Я поворачиваю голову и смотрю на горизонт. Луна тонким серпом висит в небе, отбрасывая бледный свет на вздымающиеся волны. Здесь никого нет. И мне это нравится. Именно поэтому я прихожу сюда ночью — мир затихает, пляж пуст, и я могу раствориться в первобытной, дикой ярости океана.

Но даже здесь, в холодных объятиях воды, я не могу перестать думать о ней.

Фрея.

Её имя въелось в мой разум, тёмное, шёпотом проклятие, которое не хочет уходить. Я закрываю глаза, покачиваясь на волнах, пытаясь утопить эти мысли на самом дне моря. Но они всплывают снова. Сильнее. Навязчивее.

Я должен был убить её той ночью в офисе. Должен был покончить с этим, прежде чем она стала проблемой — прежде чем впилась в меня, словно заноза, которую нельзя вытащить.

Прежде чем я узнал, кто она, чёрт возьми, такая.

Но я не сделал этого. И теперь она засела у меня в голове, как рак, который невозможно вырезать.

Я должен был бы ненавидеть себя за то, что позволил ей занять столько места в моих мыслях. Но вместо этого я чувствую всё то же тёмное притяжение, тошнотворное влечение, от которого кровь закипает.

Она… другая. Я видел это в её глазах той ночью, когда поймал её в офисе — и снова сегодня. Да, там был страх. Но ещё… что-то. Что-то тёмное. Что-то, что перекликается с тенями внутри меня.

И теперь я знаю, почему.

Фрея Холм не существует. Это маска, которую она носила годами, скрываясь от мира и от самой себя.

Но я вижу её такой, какая она есть на самом деле.

Фрея Линдквист.

Одного этого имени достаточно, чтобы во мне зашевелилось что-то тёмное и жестокое.

Линдквист.

Семья, которая уничтожила мою. Шакалы, явившиеся среди ночи и убившие всё, что я когда-либо любил.

Моя мать. Моя сестра. Дядя — все они мертвы из-за этой семьи.

И вот она, последняя из них. Дочь человека, который пустил всё под откос.

Я чувствую, как за спиной поднимается волна. Позволяю разуму отключиться, остаётся только тело, доска и накатывающая стихия. Ударная волна швыряет меня вперёд, адреналин захлёстывает, когда я ловлю момент и поднимаюсь на ноги.

Холодный осенний воздух хлещет по мокрой коже. Но боль — это хорошо. Она заземляет, удерживает меня в реальности.

Волна с рёвом уносит меня обратно к берегу, я наклоняю доску, позволяя силе стихии нести меня к неизбежному концу.

Когда достигаю пляжа, валюсь в песок, вытаскивая доску за собой. Лёжа на спине, позволяю волнам омывать мои ноги. Грудь судорожно вздымается, когда я смотрю в небо. Звёзды спрятаны за слоем облаков, луну едва видно. Мир сам по себе кажется тяжёлым, давящим, словно он сжимается вокруг меня.

Но даже здесь, во тьме, среди уединённого безмолвия океана, я не могу сбежать от неё.

Фрея. Чёртова. Линдквист.

Разум говорит мне оставить это позади. Позволить призракам прошлого покоиться там, где им и место. Признать, что Фрея была всего лишь ребёнком, когда её семья уничтожила мою.

Но знаешь что?

Мне плевать.

Мне всё равно, хоть она святая или нашла лекарство от рака.

Она — Линдквист.

Я сажусь, чувствуя, как мокрый песок липнет к коже, и смотрю на бескрайние воды. Шум прибоя немного успокаивает, но не заглушает бурю внутри меня.

Проблема в том, что, когда я смотрю на неё, я жажду не только мести.

Есть… другие желания, всплывающие на поверхность вместе с годами накопленной злобы.

Желания, которые я держу взаперти, потому что не могу позволить им вырваться наружу.

Не могу. Я больше не такой. Я оружие. Инструмент. Я здесь, чтобы выполнить работу, и не более.

Но Фрея…

Не могу перестать думать: эти чёрные, ядовитые мысли, кружащиеся в голове при одном только упоминании её имени, связаны с тем, кто она, или с тем, чего хочу я?

Я хочу сломать её, потому что она Линдквист, и вся моя жизнь прошла в призраках того, что её семья сделала с моей?

Или дело в чём-то другом? В чём-то куда более тёмном, более извращённом?

Встаю, стряхивая песок с кожи, хватаю доску. Холодный ветер хлещет по лицу, но я почти не чувствую его. Только глухое, гнилое ощущение в животе — всё выходит из-под контроля, и я зашёл слишком далеко, чтобы это остановить.

Когда я добираюсь до своего пикапа, телефон жужжит на переднем сиденье. Прислоняю доску к кузову, бросаю взгляд на экран.

Хана.

Я почти игнорирую звонок, но что-то заставляет меня ответить.

— Что? — бурчу я.

На том конце провода повисает пауза, и я слышу слабые звуки джаза на фоне. Она на своём обычном месте.

— Я так и думала, что ты там, — говорит она мягким, насмешливым голосом.

— Где? — хмыкаю я.

— Я слышу волны, тупица. Плюс я знаю, что ночной сёрфинг — твой способ страдать в одиночестве.

Фыркаю, бросая взгляд на океан.

— Я не страдаю.

— Конечно, — отвечает Хана сухим тоном.

Снова пауза, и голос её меняется.

— Серьёзно, ты в порядке?

Простой вопрос, но он царапает меня изнутри. Я не в порядке. Не был в порядке с девяти лет, с той самой ночи, когда моя семья была разорвана на куски. И уж точно не был в порядке те два года после, пока не переехал к Кензо, Таку и Хане.

Но об этом я никогда не заговорю. Даже с ними.

Некоторые вещи слишком сломаны, чтобы их можно было починить.

— Я в порядке, — лгу, голос звучит резко. Слишком резко.