Приподнявшись, он потянулся за поцелуем, который сразу же получил: нежный, горячий, ласковый; Брок забрался Баки в волосы, небольно потянув за них, прикусил нижнюю губу, от чего Баки всхлипнул, впиваясь в губы Брока. Они целовались так, словно впереди у них была вся вечность этого мира: неспешно, лаская друг друга, их языки сплетались и расплетались, а дыхание снова становилось тяжелым и частым.
Они занимались сексом всю ночь. Ласкали друг друга, целовали, облизывали с головы до ног, и Баки самозабвенно отдавался Броку, гнулся в его руках, шепча, как любит его, срывающимся голосом. Брок судорожно вдыхал на этих словах, ничего не говоря в ответ, но Баки было и не надо, он готов был ждать столько, сколько нужно, потому что Брок уже был его, может не весь, не целиком, но слишком мало времени они были вместе, и Баки понимал это.
Брок уснул под утро, положив тонкую подушку на бионическую руку Баки, и устроившись у него на плече, закинув ногу на бедро, а руку на грудь. Баки лежал, глядя на сереющий от предрассветных сумерек потолок и думал о том, что ему очень повезло найти командира. И еще больше повезло, что тот его не прогнал.
Баки, правда, было не очень ясно, что в Броке изменилось, или изменилось в нем, что тот не просто не прогнал его снова, но и лег с ним в одну кровать, но спрашивать его Баки бы не стал, даже если бы это не давало ему покоя. Он почему-то был уверен, что, в конечном итоге, Брок сам ему все расскажет, если захочет. А пока Баки просто наслаждался моментом тишины и покоя, уверенный, что с занятием Брока тихо и мирно жить им не придется.
Месяц спустя.
— Барнс, блядь, — орал Брок, перекрывая грохот взрывов и практически таща раненого Баки на себе. — Я тебе сколько раз, мудаку, говорил, чтобы ты сидел на жопе ровно со своей снайперкой?
Баки понимал, что был не очень прав, когда бросил все и побежал закрывать Брока собой, просто потому, что ему показалось, что тот не справится, что в него прилетит какая-нибудь шальная пуля, но сделать с собой ничего не мог. За себя он не боялся, Брок успешно сможет повыковыривать все, что в него попало, заштопать, если надо, и уже через день-два Баки будет в полном порядке, вот только ворчать по этому поводу Брок не перестанет еще неделю, причем цензурными в его речах будут только предлоги. Брок сгрузил его в машину, уляпывая кровью салон.
— Бля, вот как хорошо было с Агентом работать, — ругался Брок, заводя машину и поскорее сматываясь с места действия где-то в недрах Мексики, где один наркобарон заказал другого, а Броку такую мразоту было вынести только в радость. — Ему сказал — он сделал. Без выебонов и самодеятельности.
Баки молчал, давая возможность Броку высказаться, пока тот гнал на предельной скорости, уезжая все дальше и дальше от продолжающей взрываться виллы.
— Вот нахуя ты туда полез? У меня все было под контролем, — продолжал материться Брок. На адреналине его иногда прорывало на подобные монологи и риторические вопросы. — Что я теперь буду твоему Кэпу говорить, когда он тебя увидит такого распрекрасного? Что ты долбоеб?
Баки глянул на себя в зеркало, заднего вида, нещадно повернув его к себе. Лицо было посечено и кровило, что творилось со спиной, он даже думать не хотел, потому что туда пришлась пара окон, а выдирать из него осколки было некогда.
— Что я люблю тебя, — ответил Баки, зная, что это затыкало Брока безотказно, но в этот раз не помогло.
— Сука ты, Баки, — вздохнул Брок, похоже, адреналиновый дурман все никак не отпускал. — Я тебя тоже.
The End
