Счастье, помноженное на три (СИ) - Петров Марьян

— Ты хочешь чего-то особенного этой ночью, Дим?

— Я… не хочу торопиться! Извини! — юноша немного сжался. — Сегодня просто уже столько всего произошло, что у меня бардак в голове. Я думал, что… готов, но сейчас, когда душ принимал, я подумал, что не имею права…

— Та-а-ак, это что за новости?! Если душ на тебя так действует, то принимать его теперь будешь только со мной! — сердито рыкнул Колян.

— Ты не понял! — воскликнул Митя и прижал ладони к пылающим щекам. — Я уверен насчёт себя и… тебя! Я тебе верю, но…

— Давай без «но»! Не грузись отрицаниями того, что мы заболели друг другом, и что мы поменялись. Так? Согласен? Не хочешь торопиться, я готов пострадать в ожидании. Если что-то ещё тревожит, просто поговори со мной, Мить! Иди ко мне!

Дима думает лишь секунду и тут же оказывается на коленях Фролова. На кончике языка Коляна вертятся десятки милых интимно-ласковых обращений, но ни на одно из них, избитых, мужчина не может решиться. Ведь Митька — о-со-бен-ный! Его за пазуху хочется спрятать, как котёнка, чесать за ушком и…

— Коль? — голубые глаза с тревогой вглядываются в лицо Фролова. — Тебе нехорошо? Устал?

— Да, мелкий, я бы сейчас завалился!

— Пойдём!

— На диванчике мне постели, пожалуйста. Если замёрзну, приду ночью к тебе и пацанам греться. — Митя забавно краснеет, вот-вот готовый предложить…

Николай осторожно смыкает губами полуоткрытый сладкий рот юноши, крема в берлинских пирожных всегда хватает.

— Мить, спасибо! За счастье… помноженное на три…

========== Глава 7. ==========

В три часа ночи Дима прокрался мимо «спящего» Коляна, делать смесь для близнецов. Фролов, немного хмурый и совершенно не сонный, выполз на кухню следом. Юноша быстро и, как показалось, виновато стрельнул на мужчину глазами. Руки уже по привычке работали сами, выполняя один и тот же ритуал, только с меняющейся дозировкой воды и молочного порошка. На милом лице тоже наблюдались следы идентичной бессонницы.

— Говорил же, что вместе надо было ложиться! — Колян мощно, как лев, зевнул. — Я б тебя обласкал всего и убаюкал.

— Коль! — тихо выдохнул Митька. — Я… если рядом с тобой… совсем шальной становлюсь. Голова пустая и лёгкая, словно мозг весь безвозвратно вытек куда-то и возвращаться назад не собирается. Эйфория. Экстаз. Как в твоих стихах.

— Ты, что ль, продолжаешь затирать до дыр запись с моим голосом? — Фролов придвинулся, по-хозяйски бесцеремонно вторгаясь в личное пространство Мити и обнимая его за гибкий тёплый стан. — Мелкий, не буди в дяде Коле страшного зверя!

Николай потёрся прорастающей щетиной по нежному загривку, да так верно угадал с эрогенной зоной, что парень лишь тихо ахнул. Фролов словил себя на том, что начинает превращаться в полнейшего садиста. Митя интенсивно тряс две бутылочки со смесью, а сам голову чуть наклонил, провокатор мелкий. Колян прихватил губами тонкую шейку, коснулся кожи кончиком языка.

— Покормишь — приходи! Тебе же хочется? — глухо рычит на ушко пацану Фролов. — И мне… очень…

Митя ловко вырывается, глаза действительно сверкают, шальные, довольные. Коля возвращается на свой скрипучий диванчик, стараясь издавать поменьше шума, ложится. Придёт? Нет, не решится. Мальчик у него смелый, но скромный. Подлое ложе под тяжёлым дёрнувшимся телом призывно хрустнуло. Фролов повернулся носом в спинку, вдохнул запах старины глубокой. Как они тогда с Ксюхой этого дедулю не развалили, до сих пор оставалось загадкой. В спальне вскрикнул Даниил, у него голосок потоньше, и басовито возмутился Кит. И будить жалко, и кормить надо, как объяснил Митя. Не покормишь ночью, разорутся в шесть утра, а вокруг соседи: либо неработающие пенсионеры, либо те, кто работать начинают не раньше десяти утра. «Пусть попробуют прийти с возмущениями! Я им напомню, откуда взрослые люди берутся!» — почему-то подумалось Коляну.

За спиной едва прошелестели лёгкие шаги: Дима ответственно промыл бутылочки после ночного перекуса. Колян замер, пытаясь спиной уловить иные перемещения по комнате. И сейчас всё говорило о том, что юноша застыл за спиной мужчины и смотрел на него, кусая губы и не решаясь сделать последний шаг.

— Не мучайся, Мить! Либо — ко мне, либо — в своё гнёздышко! — хрипло шепчет Фролов.

Позади вдох-выдох. Колян немилосердно закусывает губу в ожидании. Глупый цыплёнок! Минута тягостного молчания, и тихие шаги от него в теплоту и покой детской подальше от соблазна и огня. Всё правильно! Другой бы не вызывал у Фролова такой сладкой нетерпеливой дрожи и острого желания. А этот мальчик одел шёлковый поводок обладания на шею взрослого, падкого на любовные замуты мужика. И Коля позволил! Митька был чем-то вроде редкого растения, чудом выросшего на атомной смеси современных веяний и бабушкиного воспитания. Юноша, вроде бы выбравший креативную профессию, не смог отнести оставленных матерью племяшек в Дом малютки и избавить себя от тяжёлых забот и тревог. Колян незаметно для себя уснул.

Воскресенье, наверное, было похоже на чаплинское суматошное кино. И Колян окончательно убедился, что когда в семье появляются дети, все планы и распорядок летят в тартарары, а мир подстраивается под потребности ненаглядных цветов жизни. Подъём был в восемь утра, а вместо будильника зазвенели голоса голодных детей.

Митька, заспанный и взъерошенный, с наушниками на шейке хотел прошмыгнуть мимо Фролова, но был тут же сцапан и обнят. Руки мужчины тянулись к мальчишке уже непроизвольно, словно он всякий раз хотел убедиться, что это не мираж.

— Коль! — пискнул юноша, но тут же сдался. — Доброе утро! Ты… хоть немного поспал? Прости! Они всегда так рано подскакивают. Сейчас я быстренько в ванную и покормлю их кашей.

Колян плотоядно смотрел на пухлые бледные губы Мити, но целовать не спешил — любовался, свыкаясь с мыслью, что это его плен.

Мальчишка, пользуясь случаем, аккуратно выбрался из объятий, оставив ощущение необъяснимого покоя и нежности в сердце взрослого человека. Им бы вдоволь насытиться своим непростым счастьем в укромном уголке, сорвать друг с друга всё до нитки, рассмотреть такие разные тела, наласкаться до усталости и уснуть, тесно соединившись всей поверхностью кожи. Уже это казалось для Коляна запредельной мечтой, что уж говорить о сексе! Здесь нарисовывалось серьёзное испытание: Фролов не знал, как себя вести, хотя сам процесс представлял во всех красках, деталях и до мурашек.

Митька уже возился на кухне, успев, помимо приготовления каши, поставить варить яйца и кипятиться чайник. На пачке с кукурузной размазней опять светился сытый розовый бегемот. Да что ж такое в самом деле в мозгах у этих горе-креаторов?! Фантазии совсем не «ку-ку»?! Юноша нарезал бутерброды, очевидно собираясь запечь их в духовке на завтрак. Колян неконтролируемо облизнулся.

— Тебя прям и учить ничему не надо! Образцово-показательный му…ж! — Фролов поймал стремительный отчаянный взгляд. — Прости!

Два шага к дорогому мальчишке, и он уже в объятиях Коли, забрасывает тонкие плети рук на плечи, обвивает могучую шею. Слишком нежно, слишком грациозно… Лёгкие порхающие касания губ на шее и подбородке Фролова. Куда дотянулся, туда и клюнул! Маленький! Коля с напором целует в прохладный висок и выпрямляется. Он смакует счастье маленькими глотками, чтобы запомнить вкус кончиком языка и опьянеть… навсегда. Митька в непонимании замирает: он ждал больше, он хотел… Юноша зажимает рот ладонью, чтобы слова нечаянно не сорвались, и он, Дима, не показался навязчивым и глупым.

— Боишься потратить желание? — глухо прошептал Колян и по щеке погладил. — Их же у тебя ещё целых два!

Всегда трудно изживать в себе дурные закостенелые привычки! Митька весь подбирается и прикусывает губу, чистый невинный взгляд вдруг становится непривычно строгим. На минуту перед Коляном, к его великому ужасу, предстаёт Ксюхино лицо.

— Значит, приберегу их на крайний случай! — произносит юноша и разворачивается к столу. — Отпусти!

Митя сам ставит стульчики и идёт в спальню к близнецам. Фролов, виновато поджав хвост и опустив нос, спешит за ним. Там, молча и сопя, парень «расчехляет» Даньку. Памперс, как выражаются опытные родители, «чирикает», ибо полный-преполный. Колян вынимает из кроватки Никиту: у папаши, конечно, скорость раздевания снижена до предельно допустимого минимума на зачёт, но русские, как говорится, не сдаются! Фролов скашивает глаза: слава богу, Митька тепло улыбается. Значит, и прощает быстро, и долго дуться не умеет! В памперсе Кита подарок похлеще. Николай замирает: амбре то ещё! Его лихо отталкивают бедром от ребёнка, игнорируя явную газовую атаку.