«Пиццу? — звучало в голове. — Если есть на ужин всякое дерьмо, то на хрена тут ты, Герман?»
— Я приготовлю, — Гера потянул все назад. — Не надо заказывать. — Голос дрожал. Держаться, держаться. — Приготовлю. Уберу сейчас и все сделаю. Отдохни.
Ким хмыкнул и отпустил совок. Гера сразу сел на корточки и протянул руку за метелкой. Но Ким не отдал. Сел напротив и принялся сметать мусор в подставленный Герой совок. Так и убрали вместе. Гера повернулся к раковине, надеясь, что Ким уйдет в ванную и можно будет хотя бы плеснуть в лицо холодной водой. Но тут сзади прижалось горячее тело, и Ким тоже сунул руки под струю воды:
— Ты не повар, не уборщик, не аниматор, не… м-м-м… согреватель моей постели. Ты моя любовь, Гера. Ты можешь быть не в духе, можешь уставать, злиться на меня тоже можешь. Делай то, что ты хочешь, а я помогу или доделаю остальное. Мне не влом. Мне приятно с тобой. Я не очень хорошо готовлю, но постараюсь научиться. Вряд ли получится так же хорошо, как у тебя, но тем божественнее будет твоя еда. Посмотри на меня.
Гера замотал головой. Комок в горле рос с каждым Киминым словом.
— Посмотри. Что бы ни случилось, я помогу.
Гера разрыдался. Ким быстро выключил воду, подхватил его на руки и устроился в кресле, укладывая Геру на себя поудобнее. Он поглаживал его по спине и осторожно укачивал.
— Расскажи мне, лапушка. Иначе скоро будем вдвоем рыдать, потому что я в тупике. И, честно тебе признаюсь, я омерзителен, когда плачу.
Гера засмеялся сквозь слезы и смог выдавить:
— Как будто ты жалеешь.
— М? О чем?
— Что решил со мной жить.
— Чего? — Ким аж замер. — А-а-а! Ты заметил, что я гружусь?
Гера закивал.
— Ох, лапушка… Ты-то здесь ни при чем. То есть… Блин. Посиди немного.
За то время, что Кима не было, Гера успел немного прийти в себя и похлебать воды из оставленного на столике стакана.
Ким был уверен. И когда вошел в комнату, и когда опустился на колено, и когда протянул красивое кольцо изумленному Гере:
— Я очень тебя люблю и совершенно уверен, что хочу быть рядом с тобой до конца дней. Выходи за меня.
Гера закивал, протянул руку, но Ким вдруг отложил кольцо:
— Прежде чем ты дашь мне ответ, я хочу объяснить, чем грузился. У меня есть… пусть тайна. Одна особенность… Ты недавно спрашивал про… — он скривился, — Пушка.
— Что с ним? — испуганно перебил Гера.
— Нормально с ним все, — проворчал Ким. — Живет и здравствует.
— Я немного не понимаю, — Гера покосился на кольцо.
— Я и есть Пушок, лапушка.
— М-м-м… — Больше на кольцо Гера не смотрел. Как-то вообще не до него стало. — В смысле? — Может, Ким приверженец всякого там фурри? Альберт как-то говорил, что жарко и чешется все…
— В смысле я оборотень.
И прежде чем Гера смог задуматься о том, что нужно искать знакомого психиатра, Ким сменил цвет глаз. Желтые. Яркие. И сразу ясно стало, что не розыгрыш.
— Я могу обернуться? — медленно спросил Ким, не сводя с Геры глаз. — Это не опасно. Я ни за что не причиню тебе вреда.
Гера кивнул. Голова как будто сама упала.
Ким стянул с себя одежду и выломался. Через несколько секунд на его месте стоял Пушок. Он жалобно поскуливал и мотал хвостом. По одной стороне морды — той, которую он ни разу не показывал Гере, — змеился знакомый шрам. Гера сполз с дивана и уселся перед ним на колени. Пушок прижал морду к полу и замолотил хвостом усерднее. В итоге задел столик, и с него рухнул стакан. От громкого звона Пушок вздрогнул и виновато глянул на Геру. И как отпустило.
— Квиты, — улыбнулся Гера и протянул руки.
Пушок ввинтился ему в объятия. Он елозил, тыкался мордой, несмело лизался и все поскуливал.
— Так, значит, правда? — шептал Гера, почесывая и поглаживая. — Оборотень, значит?
И такое облегчение накатило: стали понятны тревоги Кима, нашелся Пушок, о котором Гера очень беспокоился. Гера весело расхохотался.
— Значит, не только крутого альфу я заполучил, но и мажорного песеля?
Пушок вскинулся и обиженно, с подвыванием заворчал. Гера снова расхохотался и принялся его трепать:
— Да-да, прости. Волчище, самый настоящий. Такой сильный, такой… — Гера вовремя проглотил лезущее «хороший мальчик», понимая, что Пушок явно не звериным интеллектом обладает и связь уловит, — вожак.
Пушок оказался очень разговорчивым, на манер хаски. В этот раз он явно был доволен и выказывал одобрение. Гера снова принялся трепать его и тискать, даже куснул за ухо, в ответ получив точно выверенный щелчок зубами около уха. Гера обхватил его шею, улегся, как на большую подушку, и вкрадчиво проговорил:
— Ты торчишь мне банку тушенки, лживая попка, и с сегодняшнего дня я ставлю тебя на счетчик.
Пушок лающе рассмеялся и лизнул Геру в нос.
