Так сказал отец.
Так говорили легенды.
Так говорила сама магия, что текла в моих венах.
Когда-то мы были богами, наш род. Моры – дочери пламени, несущие проклятье живым. Нас создавали как оружие, чтобы мы уничтожали. Не любили, не жили, не чувствовали – а травили и сжигали.
И магия, что вплелась в нас, напоминала о себе с каждым вдохом.
Моя кожа – яд. Кто прикоснётся, оставит на себе глубокие ожоги. Кто прижмётся – загниёт изнутри. Отец говорил, что мне никогда не суждено чтобы меня обняли, потому что любой, кто коснётся, будет орать от боли.
Мой голос – смерть. Стоит мне захотеть, и мой голос соблазняет и сводит с ума, выворачивает кровь из вен, ломает кости от похоти.
Мой запах – безумие. Отец говорил, что если меня выпустить наружу, мужчины падут к моим ногам. Но не от любви, а от жажды. Они потеряют себя, их инстинкты победят разум, их плоть станет их врагом. Они будут рвать друг друга за возможность вдохнуть мой запах ещё раз.
Я проклятие.
Я – смерть, заключённая в женское тело.
И я всегда знала: если мир найдёт меня, он попытается меня уничтожить.
Либо сломить.
Либо подчинить.
Я просто не думала, что этот день придёт так скоро.
– Ты слышишь меня, Катрин? – Ладонь отца сжалась на моём плече, ледяная, сильная, давящая.
Я смотрела в его лицо, в серые, как пепел, глаза и кивала. Конечно, слышу. Как можно не слышать?
– Люди, орки, демоны – они все одинаковые. Им нужно одно: твоя кровь. Они оторвут тебе руки и ноги, если это даст им власть, – его голос звучал ровно, спокойно, почти ласково.
Он воспитывал нас в запертых стенах Серебряных Чертогов, охранял нас, защищал…
Но больше всего он защищал мир от нас.
Селин думала, что это забота. Эниэль знала, что это страх.
Я же не знала, что думать.
– Ты должна помнить, что ты, – продолжал отец. – Никогда не забывай.
Я молчала.
– Повтори, – его пальцы сжались, как когти.
Я знала, что он не успокоится.
– Я Мора.
– Дальше.
– Моя кожа – яд, мой голос – смерть, мой запах – безумие.
– Дальше.
– Если я выйду наружу, мир падёт к моим ногам.
Отец смотрел на меня долго, слишком долго. Будто пытался увидеть во мне чудовище, которого боялся.
– Ты не выйдешь!
***
В Серебряных Чертогах было слишком тихо.
Никаких посторонних звуков, никаких чужих шагов. Мы существовали только друг для друга.
Я нашла Эниэль в верхней галерее.
Она стояла у окна, наблюдая за тем, как снежный шторм накрывает горы, и её волосы, белые, как пепел, рассыпались по спине.
– Опять отец? – не оборачиваясь, спросила она.
– Опять, – я вздохнула и прислонилась к колонне.
Она молчала.
Эниэль редко говорила. Иногда казалось, что она могла бы исчезнуть, и мы бы даже не заметили, настолько легко она растворялась в этом холодном, мёртвом месте.
Но я знала, что она сильнее всех нас.
– Как ты думаешь, он прав? – я спросила. – Я самая чудовищная из нас всех?
– Он боится, – её голос был ровным. Он всегда был ровным.
– Но если он боится, значит ли это, что мы действительно чудовища?
Эниэль развернулась и посмотрела на меня.
Её глаза – цвета льда. Холодные, как сама зима.
– Я думаю, что если бы мы действительно были чудовищами, мы бы уже давно разорвали его в клочья.
Селин пряталась в библиотеке.
Она любила книги, любила истории о другом мире, о мире, которого мы никогда не увидим.
Когда я вошла, она подняла голову, её зелёные, огромные, испуганные глаза замерцали в тусклом свете.
– Ты слышала? – прошептала она.
Я нахмурилась.
– О чём ты?
Селин закрыла книгу.
– Ночью… Я слышала…
Я напряглась.
– Ты уверена?
– Я слышала драконов, – она сглотнула. – Они летали над замком.
Холод разлился по спине.
– Эниэль знает?
– Она сказала, что мне показалось.
Я смотрела на младшую сестру.
Она была самой слабой из нас. Но иногда я думала, что именно поэтому она могла видеть то, чего не видели мы.
Я накрыла её руку своей.
– Всё в порядке, – солгала я.
Но страх уже поселился в груди.
– Ты хочешь выйти отсюда? – вдруг спросила она, и посмотрела на меня с утверждением. Скорее это был не вопрос.
– Да…только этого не случится. Отец не позволит.
Мы не выходили наружу. Никогда.
Мир был слишком опасен для нас. Или, как говорил отец, мы были слишком опасны для мира.
Я не помню, когда впервые поняла, что не просто живу в золотой клетке, а заперта в ней навсегда.
С самого рождения нас учили только одному: прятаться.
Прятать своё дыхание.
Прятать взгляд.
Прятать голос.
Но что делать, если всё твоё существование – это соблазн?
Что делать, если само твое тело – это ловушка, которая зовёт, манит, заставляет терять разум?
Мы не просто женщины.
Мы Моры.
Последние из тех, кого когда-то создавали, чтобы завлекать, губить, уничтожать.
Глава 2
Я пришла в себя от холода.
Резкий порыв ветра хлестнул по лицу, сорвав с ресниц капли влаги – слёзы или дождь, я не знала. Мир вокруг трясся, рвался, летел куда-то в безумном галопе. Когти впивались в землю, лапы тяжело ударяли по мерзлой земле, и только тогда я осознала: я не на земле. Я верхом на звере. На тигре?
Грудь сжалась от паники. Огромный, тёплый, мускулистый хребет двигался подо мной, а его шерсть казалась грубой, жёсткой, словно щетина. Я дёрнулась, огляделась – и тут же наткнулась на него.
Монстр.
Он сидел позади, крепко удерживая меня, его рука – стальная хватка – была сомкнута вокруг моего живота, прижимая меня к себе. Я замерла на мгновение, но потом меня накрыло с головой.
Гнев. Ужас. Боль.
Мои запястья болели после его хватки. В голове шумело. Мой дом… мой отец… мои сёстры… Я судорожно втянула воздух, и в горле встал ком.
– Пусти, ублюдок! – прошипела я, дёрнувшись в его руках, но он даже не напрягся.
Он был слишком силён.
Паника закрутилась внутри, и я сорвалась. Развернув голову, я вцепилась зубами в его руку, намеренно глубже впиваясь в его плоть. Я хотела причинить ему боль, оставить рану, заставить хоть как-то запомнить этот момент.
Но он… засмеялся.
Глухо, низко, раскатисто, как гром среди ночи.
– Ты меня кусаешь? – усмешка в голосе, тёплая вибрация за моей спиной. – Девчонка, да я съел бы тебя быстрее, чем ты меня поцарапала.
Я задыхалась от ненависти. Меня трясло, руки дрожали. Я развернулась как могла, вырываясь из хватки, и обхватила его запястье голыми руками.
И он вздрогнул.
Его кожа зашипела от жара. Я видела, как появились покраснения, будто ожоги. Он не закричал, не отдёрнулся, но замер.
Я продолжала жечь его.
Я вложила в это всё, что у меня было. Всю боль. Весь гнев. Всё отчаяние.
Он смотрел на меня сверху вниз, и я ждала… ждала, что он наконец почувствует хоть что-то.
Но Монстр просто стряхнул мои руки, как будто они были пылью.
Он наклонился ближе, его дыхание горячей волной коснулось моего уха.
– Мне плевать, – прошептал он низко, спокойно, почти нежно. – Я слишком толстокожий для тебя, малышка.
Я задохнулась.
Проклятье. Проклятье!
Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в кожу, а потом… разрыдалась.
От бессилия. От боли. От того, что он разрушил всё, но даже это ему не стоило ни единого усилия.
Орк не сказал ничего. Просто продолжал ехать вперёд, не отпуская меня.
Я ненавидела его.
Горло сжалось, слёзы жгли глаза, но я зажмурилась, не позволяя им течь. Если он услышит мой всхлип, если увидит моё отчаяние – победит окончательно. Нет. Я не дам ему этого.
