Ведающая - Алая Бетти

Все затихают. Даже ветер в кронах деревьев будто замирает. Пламя костра колышется, отбрасывая длинные пляшущие тени.

– Та сила, что проснулась в моей дочери – не семейный дар, – начинает мать, и ее голос льется, как темный мед. – Она не от меня. Последняя Ведьма наших лесов пала в битве с лешим много зим назад, не успев передать свою мощь. Сила ушла в землю, ждала. Искала нового носителя. И нашла. В тебе, Ясна.

Я смотрю на свои руки. Плоть. Вся магия упирается в плоть.

– Сила живет в тебе теперь, – продолжает мать, глядя на Ясну. – Она пьет твою кровь, греется в твоем теле, спит под твоей кожей. Она делает тебя сильной. Быстрой. Почти бессмертной. Ты будешь видеть в темноте, слышать шепот за версту, чувствовать токи земли под ногами. Ты станешь оружием Луны.

Ясна замирает, ее глаза горят жаждой. Она уже чувствует это.

– Но всё, что дается, требует жертвы, – голос матери становится жестче, холоднее. – Когда Богиня даст знак… когда придет время… ты должна будешь отдать свою силу. Всю. Без остатка. Передать ее следующей избраннице через особый ритуал. И тогда…

Мать замолкает. В тишине слышно, как трещит полено в костре.

– И тогда? – шепотом спрашивает Ясна, но в ее глазах уже нет страха. Только пьянящий восторг.

– И тогда ты умрешь, – голос матери безжалостен. – Твоя плоть, отдавшая всю себя силе, иссякнет. Ты умрешь, чтобы сила жила дальше. Ты – орудие. Сосуд. И твоя воля ничего не будет значить.

Я чувствую, как по спине бегут мурашки. Умереть? Просто взять и умереть, потому что так сказала какая-то богиня?

– Я готова! – выдыхает Ясна, и ее голос звенит в предвкушении. – Я буду ее оружием! Самым сильным!

Стая разражается одобрительным гулом и рычанием. Отец гордо кладет руку на голову дочери.

А я не могу молчать. Что-то холодное встает у меня в груди.

– Нет, Ясна, – говорю. Голос мой тихий, но он режет общий шум, как стекло.

Все оборачиваются ко мне. Мать хмурится.

– Мара?

Я поднимаюсь. Ноги ватные, но держусь прямо.

– Это неправильно, – говорю громче. – Я не хочу, чтобы ты была оружием. Я не хочу, чтобы что-то жило в тебе без спроса! И умирать, потому что так надо… Это неправильно!

На площади становится так тихо, что слышно, как где-то далеко кричит сова.

– Мара, замолчи, – шипит мать, но в ее глазах не гнев, а… страх.

– Нет! Ее тело принадлежит только ей! – выкрикиваю это, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. – Никакой богине! Никому! Я не хочу, чтобы Ясна стала жертвенным ягненком!

Смотрю на сестру. Ее сияющее лицо искажается от недоумения и обиды. Она не понимает. Ведь уже продала свою плоть и душу за эту силу.

Отец смотрит на меня сурово, молча. В его взгляде – разочарование.

Я больше не могу здесь быть. Разворачиваюсь и бегу прочь от огней, смеха, этой страшной сказки про вечную службу и смерть.

Я бегу в темноту, где только я и мое тело, которое принадлежит только мне. Пока что…

Глава 3

Воздух трепещет от напряжения. Давно не мыли полы в большом доме и не вытряхивали ковры с такой яростью. Мать сбивает с ног всех на пути, ее голос звенит, стальной и жесткий.

– Мара! Не стой столбом, подмети у порога! Они уже у Черного ручья, я чую их шерсть в воздухе!

Вяло вожу метлой у входа, смотря, как по деревне носятся ребятишки с охапками полевых цветов. Весь этот переполох из-за соседей.

Стая с севера, с каменистых холмов. Их альфа со своим выводком. Переговоры о границах, охота, пир. Скука смертная.

– Нашла, где глаза прятать, – подходит Ясна. Она бледна, но щеки горят лихорадочным румянцем. На ней наше лучшее платье, и волосы убраны с необычной тщательностью. – Ты хоть бы прическу поправила. Выглядишь как чучело.

– Мне не на кого охотиться, – огрызаюсь я, но все же непроизвольно провожу рукой по волосам.

– Это не просто охота, – ее голос становится тише, с придыханием. – Говорят, его сын… наследник… Он будет с ними.

А, вот оно что! Вся эта суета не для старых волков. Для молодых. Чтобы пары сложились, метки проявились. У меня в животе неприятно холодеет. Я не хочу ничью метку. Не хочу, чтобы кто-то меня «чуял».

Внезапно собаки поднимают лай у околицы. Музыка смолкает. Все замирают, вытягивая шеи.

Они входят в деревню. Не спеша, с достоинством. Впереди их альфа – седой, как лунь, с лицом, изборожденным шрамами. За ним его воины. И потом… он.

Сын. Наследник. Его зовут Вук.

Вдох застревает в горле.

Он не просто красив. Он… дикий. Высокий, на голову выше любого из наших парней, плечи такие, что кажется, он может снести дверной косяк, просто пройдя сквозь него.

Рубашка натянута на грудные мышцы, обтягивает сильные напряженные руки. Сын альфы движется с небрежной, расслабленной грацией абсолютного хищника, который знает, что сильнее всех в этой роще.

Его волосы, темные, почти черные, спадают на лоб непослушными прядями.

И глаза. Они медленно скользят по собравшимся, оценивающе, без тени подобострастия.

Взгляд тяжелый, золотисто-янтарный, полный такой немой, животной силы, что по моей спине бегут мурашки.

Этот взгляд скользит по мне. Останавливается.

Время замирает. Шум деревни уплывает куда-то далеко, превращаясь в глухой гул.

Я не могу отвести глаз. Чувствую, как по щекам разливается жар. Как учащенно бьется сердце, посылая кровь быстрее бежать по венам.

Где-то в самой глубине, внизу живота, сжимается что-то теплое и тревожное, знакомое по моим порочным снам.

Оборотень не улыбается. Просто смотрит. Его ноздри чуть вздрагивают, он неглубоко, по-звериному втягивает воздух, будто принюхивается.

И я знаю, с абсолютной животной уверенностью – он чует меня. Мой запах. Мой внезапный испуг и странное предательское возбуждение.

Ясна рядом со мной замирает, выпрямляется, подставляя солнцу свое бледное прекрасное лицо. Сестра ждет, что его взгляд найдет ее. Избранницу. Ведьму.

Но его взгляд все еще прикован ко мне. В хищных глазах молодого волка мелькает искра интереса. Любопытства. Охоты.

– Ну что, – шепчет мне на ухо мать, появившись словно из-под земли. – Я же говорила, жених хоть куда. Смотри, как на Ясну смотрит.

Я отрываюсь от его взгляда, с силой выдыхая. Мать слепа. Она видит то, что хочет видеть.

– Он не на Ясну смотрит, – вырывается у меня хриплый шепот.

Мать фыркает.

– Не неси чепухи. Кому ты такая нужна? Дикарка необузданная. Ты даже волчицу свою пробудить не можешь. А Ясна… она ведьма. Честь для любой стаи. Надеюсь, он почувствовал в ней пару.

Тем временем гостей уже окружают. Отец обнимает старого альфу. Вук, наконец, отводит глаза, чтобы обменяться с ним формальным кивком.

Но я все еще чувствую на себе жар его взгляда.

Сестра делает шаг вперед, грациозно склоняя голову.

– Добро пожаловать в нашу деревню. Я Ясна.

Его взгляд скользит по ней, вежливый, безразличный.

– Вук, – отзывается голосом низким, с хрипотцой, что заставляет все мои внутренности сжаться. – сын Любомира.

Потом его глаза снова возвращаются ко мне. На мгновение. Молниеносно. Но этого достаточно.

Я отступаю назад, в тень дома, прислоняюсь спиной к прохладным бревнам. Руки дрожат.

Вдруг осознаю каждую клеточку своего тела. Каждый удар сердца. Каждый легкий, предательский, влажный след на внутренней стороне бедер.

Он здесь. Он не сводит с меня глаз. И этот немой тяжелый взгляд обещает что-то такое, от чего перехватывает дыхание и кружится голова.

Что-то опасное. Неприличное. И я не знаю, боюсь ли я этого… или хочу больше всего на свете…

Глава 4

Воздух трепещет от напряжения. Давно не мыли полы в большом доме и не вытряхивали ковры с такой яростью. Мать сбивает с ног всех на пути, ее голос звенит, стальной и жесткий.

– Мара! Не стой столбом, подмети у порога! Они уже у Черного ручья, я чую их шерсть в воздухе!