Прощенный: КОН (ЛП) - Кеннеди Слоан

Он потянулся к дверной ручке за моей спиной, но я схватил его за пальцы и мягко развернул так, чтобы он оказался спиной к двери. Я прижался к нему всем телом, и он быстро сосредоточился на нашей позе больше, чем на чем-либо другом. Я не особо гордился тем фактом, что собирался использовать его физическую реакцию на меня против него самого, но я был в отчаянии. У меня был единственный шанс образумить его, обезопасить и вернуть ему будущее, которое я у него отнял.

- Позволь мне помочь тебе, - тихо сказал я, проводя пальцами по щеке Мики. Он был весь в синяках, на самые глубокие раны наложены швы и бинты, но я все равно не мог отвести от него глаз. Его глаза говорили о многом, и впервые с тех пор, как мы начали разговаривать, я увидел в них тень сомнения.

Но он почти яростно покачал головой.

- Нет, - выдавил он из себя. - Нет.

Желудок сжался от волнения, как перед боем. Но это были совсем другие чувства. Можете называть меня самоуверенным, но, вступая в бой, я всегда знал, каков будет исход. Я не мог сказать того же в ситуации с Микой.

- Мика, пожалуйста, просто подумай об этом минутку. Кристофер еще недостаточно взрослый, чтобы подавать на эмансипацию, а даже если бы и подал, у него недостаточно сил. Ни один судья не даст ему права заботиться о самом себе. Поскольку он сын Брэйди, у тебя есть шанс получить законную опеку над ним, особенно учитывая записи об арестах Клары и ее продолжающемся употреблении наркотиков. Но у тебя нет ни хорошей трудовой биографии, ни кредитной истории, ни финансовой стабильности. Ни один судья не отдаст опекунство над четырнадцатилетним ребенком тому, кто раньше не имел законной работы.

- Как ты... - начал Мика. Но затем резко закрыл рот.

Я заметил его увлажнившиеся глаза, хотя он, казалось, делал все, что было в его силах, чтобы не расплакаться. Я знал, что задеваю его гордость, но мне нужно было вразумить его. Но, черт возьми, эти красивые глаза...

Я поймал себя на том, что наклонил голову вперед, так что наши лбы соприкоснулись.

- Прости, милый, - прошептал я. - Я не пытаюсь причинить тебе боль, клянусь. Я знаю, как усердно ты работаешь, чтобы защитить детей. Я знаю, как сильно ты их любишь и скольким пожертвовал, чтобы дать им лучшую жизнь, какую только возможно. И знаю, как сильно ты любил своего брата. Пожалуйста, я просто хочу помочь тебе.

От волнения перехватило дыхание, и все, что я мог, это не расплакаться. Я ненавидел чувство беспомощности. Это вернуло слишком много мрачных воспоминаний, которые, как я давным-давно обещал себе, никогда больше не увидят свет. Если не считать того дня, когда я был глупым маленьким ребенком, который все еще верил, что мир - хорошее место, я чувствовал себя таким беспомощным всего два раза в своей жизни. Первый раз был, когда я узнал о болезни и вероятной смерти моего младшего брата. Тогда, по крайней мере, существовало решение, с которым я мог работать. Но теперь у меня не было никаких гарантий, когда дело касалось Мики. Я чувствовал ответственность за него, и все же не мог быть уверен, что смогу обеспечить его безопасность.

Когда Мика не ответил мне, я заставил себя продолжить.

- Я знаю, что Рори не дочь Брэйди. Она дочь Клары, но парень, указанный в свидетельстве о рождении в качестве отца, кто-то другой.

- Она не знала ничего о парне, кроме его имени. Она даже не уверена, что парень, которого она назвала, действительно отец, - пробормотал Мика. Сам факт того, что он участвовал в разговоре, заставил меня сделать глубокий вдох.

Он слушал.

Это уже кое-что.

- Поскольку у тебя нет никаких родственных связей с Рори, ты вряд ли сможешь получить опеку над Кристофером, оба ребенка будут переданы в приемную семью, пока все не уладится. Так что, даже если Рикки и Клара не захотят их вернуть, ты их не получишь. Знаю, это, правда, тяжело слышать...

- Я знаю, - пробормотал Мика, а затем кивнул мне в лоб, и я вспомнил, что все еще прислоняюсь к нему.

Я разделил наши тела настолько, что больше не прижиматься, но и не ослабил хватку полностью. Мои пальцы обхватили его плечи, и, поскольку на нем была моя футболка, я чувствовал прикосновение его кожи. Она была такой гладкой и нежной, как я и думал, но при этом теплой.

Слишком теплой.

Я поймал себя на том, что протягиваю руку к его лбу, чтобы попытаться определить, нет ли у него температуры, но что-то в этом движении внезапно вывело Мику из себя.

- Я их не потеряю, - прорычал он, отдергивая голову от моего прикосновения. Он попытался высвободиться из моей хватки, но я не отпускал его. - Я их не потеряю! - повторил он, а затем попытался полностью освободиться от меня.

Я прижал его спиной к двери своим телом в надежде, что он ненароком не причинит себе вреда, отбиваясь от меня.

- Ты не заберешь их у меня! Никто не заберет их у меня! Ты сказал, что мы можем уйти! Или это была очередная твоя ложь, Кон?

То, как он назвал меня по имени, было ударом под дых. Нет, больше похоже на удар ножом.

- Никто не отнимет их у тебя! Я этого не допущу! - огрызнулся я в ответ. - Посмотри на меня! - Потребовал я, и прежде чем Мика успел выполнить приказ, запрокинул его голову так, что сверкающие зеленые глаза были вынуждены встретиться с моими.

- Что?! Смотрю! - рявкнул он. - Я должен увидеть своего спасителя или что-то в этом роде? А? Где белые одежды и нимб, Кон? О, подожди, их все еще выдают парням, избивающим людей до состояния комы?

Было легко поддаться словесной атаке, как тогда, в больнице. Тогда я поджал хвост и убежал, но усвоил урок, когда вернулся в ту палату и увидел совсем другого Мику.

Настоящего Мику.

Того, кто умолял меня не позволять никому причинять боль детям, которых он любил больше всего на свете.

Мика явно ждал, что я как-то отреагирую, либо пущу в ход кулаки, либо подниму белый флаг, но я оставался неподвижен и молчал. Я ничего не говорил, пока сам Мика не успокоился настолько, что его дыхание стало почти нормальным.

- Поверь мне, милый, я - последний парень, с которым хочется говорить о нимбах, арфах и прочем подобном дерьме. Если ты хочешь божественного вмешательства, тогда удачи, потому что, насколько я понимаю, большой парень наверху может гнить в том самом аду, в который он бросил меня и моих братьев восемь лет назад.

Что-то смягчилось в глазах Мики на мгновение, но я проигнорировал это и продолжил:

- Хочешь правду? Да, я чувствую себя виноватым перед Брэйди. Всегда чувствовал и всегда буду чувствовать. И это дерьмо о том, что я не заплатил за вину в этом месяце... - Я покачал головой и заставил себя слегка улыбнуться. - Давай просто скажем, что ты упустил свое призвание, милый, потому что знаешь, как взбодрить мужчину, когда он подавлен. Ладно, давай посмотрим, что к чему, ладно? Как говорит моя любимая Черная вдова: «Я хочу вычеркнуть красную строчку из своей бухгалтерской книги».

Мое признание повергло Мику в шок, заставив замолчать, и я мог поклясться, что увидел вспышку боли в глазах молодого человека, но не мог на это ответить. Я не мог сказать ему, что все, что только что сорвалось с моих губ, было полной чушью. Если бы я это сделал, он бы ни за что не принял мою помощь. По какой-то причине Мика не хотел, чтобы это воспринималось как подачка, и особенно он не хотел этого от меня. Но если я смогу сыграть роль, которую он мне определил, роль злодея, разрушившего его жизнь, и при этом дать ему то, в чем он нуждается, то так тому и быть. Все это не ради меня. Речь шла о том, чтобы обеспечить безопасность Мики и его детей.

Мика ничего не говорил в течение нескольких долгих секунд. Когда он все-таки ответил, то сделал это всего лишь кивком головы. Я воспринял это как знак, что мне можно продолжать. Я заставил себя ослабить хватку и отступить назад, чтобы между нами осталось несколько футов.

- Насколько могу судить, Клара - законный опекун обоих детей. Только она. Они с Рикки никогда не были женаты, и он никогда не усыновлял ни одного из детей. Как бы мне ни было неприятно это делать, нынешняя ситуация Клары означает, что она, вероятно, будет готова отказаться от опеки.