Тайный наследник Дона (ЛП) - Райли Селеста

Логика запрятана в дальний уголок моего сознания, поэтому мне все равно. Я не хотела ничего, кроме как снова стать его.

Когда он поднимает меня со стойки, я обхватываю его ногами, и мы целуемся, поднимаясь наверх. Только когда он бросает меня на свою кровать, я понимаю, что мы в его комнате.

Его комната монохромна, как и весь дом. Белая простыня покрывает кровать королевских размеров, а с балдахина над ней свисает черная штора. Над кроватью с балдахином висит люстра, освещающая комнату кроваво-красным светом. На тумбочке рядом с кроватью стоит зажженная свеча с ароматом лаванды, и ее аромат наполняет комнату.

Доминик срывает с себя рубашку. Я задыхаюсь, глядя на упругие мышцы его груди и плеч. Затем мои глаза расширяются от татуировок и шрамов, покрывающих его кожу.

Я встаю на колени и провожу пальцем по шрамам. Я не уверена, но те, что на правой стороне его груди, круглые, как пулевые ранения, и их еще три.

Через живот и пресс проходит более длинный шрам, я предполагаю, что это ножевое ранение.

— Откуда они у тебя?

Он проводит пальцами по моим волосам и сжимает их достаточно крепко, чтобы причинить боль.

— Это то, что нужно, чтобы быть созданным человеком мафии.

Я наклоняюсь и целую каждый из его шрамов, и в его груди раздается глубокий стон. Он обхватывает пальцами мою шею, оттаскивает меня назад и свободной рукой разрывает пополам мою ночную рубашку. Когда я вздыхаю, появляется опасно злая ухмылка.

— Все равно она была бесполезной.

Мои соски затвердели, и мурашки покрывают кожу, когда воздух ласкает мое обнаженное тело.

Его глаза наполнены желанием, когда он проводит пальцем по моей обнаженной груди и задевает сосок. Мое тело неистово дергается в ответ. Мой клитор начинает болеть, а между ног появляется лужица влаги, когда желание поселяется в моем сердце.

— Черт, Елена, — ворчит он, поглаживая пальцем один из моих сосков. Больше он ничего не говорит. Вместо этого он наклоняется и берет мой сосок, крутя и дразня его языком.

Я стону, мои глаза бросаются на его эрекцию, а руки тянутся к нему, но замирают от боли, когда он прикусывает мой сосок. Это не просто боль, это идеальное сочетание боли и удовольствия.

— Доминик.

Он отрывает рот от моего соска, и его руки обхватывают мое лицо. Затем он легонько сжимает.

— Еще раз прикоснешься ко мне, и будет наказание.

Я кусаю губы. Я хочу, чтобы он меня наказал. У меня кружится голова от неглубокого дыхания в предвкушении того, что он будет делать с моим телом сегодня ночью.

Я снова тянусь к его эрекции. Он останавливает мою руку прежде, чем она приближается. Он улыбается, отпускает меня и идет к креслу в другом конце комнаты. Он садится.

— Ползи ко мне, — приказывает он.

Как хорошая девочка, я слезаю с кровати, опускаюсь на четвереньки и начинаю ползти.

— Хорошая девочка, — хрипит он, гладя меня по голове, когда я добираюсь до него. Он поднимает меня к себе на колени.

Он открывает ящик рядом с креслом и некоторое время копается в нем. Когда он вынимает руку, в ней оказывается что-то металлическое и блестящее.

— Наручники?

Он игнорирует мой вопрос, крутит меня вокруг себя и опускает вниз, так что я оказываюсь у него на коленях. Плавным движением он закрепляет мои руки за спиной. Он облизывает мочку моего уха. Его теплое дыхание вызывает во мне искру удовольствия.

— Такова цена за то, что ты ослушалась меня, принцесса.

Я стону, когда его рука опускается на мою попку, и слезы застилают мне глаза.

— Ты принадлежишь мне, Елена. — Шлепок. — Ты будешь слушаться меня. — Шлепок. — Ты поняла?

Кивка должно быть достаточно, но меня еще больше заводят его действия. Вместо того чтобы быть хорошей девочкой и делать то, что он хочет, я качаю головой.

Почему меня возбуждают шлепки? Я схожу с ума.

Я закрываю глаза, ожидая очередного шлепка. Вместо этого он раздвигает мои ноги, и его пальцы скользят по моей спине, спускаясь по попке и нащупывая биение сердца между ног.

Я опускаю голову и стону, когда он нежно обводит пальцами мой клитор.

— О, черт! — Задыхаюсь я. Огонь обжигает мои щеки, потому что я знаю, что он следит за каждой моей реакцией на его прикосновения.

— Ты такая чертовски мокрая, Елена. — Его голос такой глубокий и хриплый, он скользит по мне, усиливая мое желание. — Скажи мне, Елена. Как давно ты хотела этого?

Я задыхаюсь.

— Я… — Трудно подобрать слова, когда я вот-вот потеряю рассудок.

Он еще сильнее надавливает пальцем на мой клитор.

— Я не очень терпеливый человек, Елена. Как долго ты жаждала моих прикосновений? Как долго ты ложилась спать, мечтая, чтобы я поиграл с твоей красивой розовой киской?

Его грязные слова проникают в каждую пору моего тела, пробуждая глубокую тоску. Моя киска почти болезненно пульсирует.

— Пожалуйста, Доминик… — Резкий треск наполняет воздух, и смесь удовольствия и боли, которая следует за ним, приводит меня в восторг.

— Ответь на мой вопрос. — Еще один шлепок, и я понимаю, что должна ответить ему.

— С того дня, как я ушла…пожалуйста…

Он вводит в меня палец, загибает его, чтобы погладить пульсирующую точку глубоко внутри, и я не могу больше ничего сказать. Мои мышцы сжимаются, когда он вводит и выводит палец из меня.

— Пожалуйста, что?

Ощущения интенсивные и непреодолимые. Я вцепилась в его ноги, впиваясь когтями в упругую кожу, пока оргазм нарастал и накатывал на меня.

— Я… — Я замираю. Я слишком поглощена наслаждением, чтобы подобрать слова.

Я плачу, и мое тело бьется в судорогах от наслаждения. Доминик несет меня на кровать, и я не замечаю, что он голый, пока не чувствую его эрекцию, прижатую к моему входу.

Он такой теплый и твердый, что мне до боли хочется, чтобы он был внутри меня.

Он целует мою шею и проводит губами по животу, затем скользит вверх и приникает к моим губам. Я жажду, поэтому целую его в ответ так же грубо, как он меня, отстраняясь только тогда, когда он входит в меня.

Но он не отпускает мои губы, он продолжает целовать меня, его удары нежны и медленны, пока я напрягаюсь, чтобы принять его в себя.

— Ты такая чертовски узенькая, Елена, — простонал он, отстраняясь.

Я не знаю, то ли я такая узкая, потому что была без секса целую вечность, то ли потому, что он просто такой большой. Мои щеки краснеют от смущения. Доминик поднимает мои ноги и кладет их себе на плечи, а затем входит в меня жесткими, глубокими, длинными ударами.

Мои руки летят к его рукам, и я впиваюсь пальцами в его сведенные мышцы. Мои стоны смешиваются с его стонами, и комната наполняется звуком встречи плоти с плотью.

— Тебе нравится, как я тебя трахаю?

Я киваю.

— Да. Давай сильнее.

Он улыбается.

— Я трахаю тебя жестко.

Я качаю головой.

— Этого недостаточно. Я хочу тебя глубже.

Его глаза темнеют, и он подчиняется, сильно долбя меня, пока очередной оргазм не взрывает меня, оставляя мои ноги дрожащими, а легкие борющимися за воздух.

Доминик дергается и кончает с мощным стоном. Он опустошается внутри меня, вырывается, а затем рушится на кровать. Мы оба задыхаемся и потеем, а в воздухе пахнет сексом.

Его пальцы переплетаются с моими.

— Как тебе? — Спрашивает он.

Я краснею, все еще тяжело дыша.

— Интенсивно.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и проводит пальцами по моей щеке.

— Хорошо, потому что я собираюсь трахать тебя снова.

Мой живот сжимается, а по спине разливается жар.

— Всю ночь?

Он переворачивается, забирается на меня и крадет поцелуй.

— Всю ночь.

***

На следующее утро я просыпаюсь от тихого стука в дверь. Мои глаза все еще тяжелые от сна, когда я открываю их и стираю сон. Я прищуриваюсь, пытаясь вспомнить, где нахожусь, когда в голове проносятся воспоминания о прошлой ночи.

Мои щеки пылают, когда я вспоминаю, как жестко он трахал меня. Интересно, действительно ли комната звуконепроницаема или мне придется терпеть критические взгляды горничных, особенно Бьянки?