Маскарад (ЛП) - Группа Life Style

— Но ты не похожа на других женщин. Ты неординарная, и именно это и привлекло меня в тебе.

— Ладно, я ревную, — кричу я. — Ослепительно ревную. Настолько ревную, что готова выцарапать тебе глаза. Теперь, кто, черт возьми она для тебя?

— Она не моя подружка. Я работаю с ней.

— Ты не продаешь недвижимость, не так ли?

Он улыбается, но грустной улыбкой.

— Ты проницательна.

— Эрин сказала мне, что у них есть здесь поговорка, что твой рот не задерживается ни на одной, поскольку твои ноги несут тебя тут же в другую сторону. Почему ты тогда представил ее, как свою девушку, Джерон?

— Она хороша для прикрытия.

Я с трудом сглатываю. Я хотела же давно узнать все, и теперь дойду до конца.

— Зачем тебе прикрытие?

— Я вор драгоценностей, Билли.

Глава 19

Я моргаю.

— Ты, бл*дь, кто?

— Я вор, крадущий драгоценности, — медленно и четко говорит он.

— Что это значит, черт возьми? — требую я.

— Это значит, что я нацеливаюсь и краду самые редкие, самые ценные камни на земле.

— То есть, если ты вскрываешь сейф и там есть наличные, ты не берешь их, так что ли?

Он пожимает плечами.

— Я был бы рад, но не наличные привлекают меня изначально.

Я качаю головой с удивлением.

— Так ты преступник? Обычный преступник.

— Это с одной стороны, — говорит он совершенно невозмутимо.

— А с другой?

Он пожимает плечами.

— С другой – это полузабытая форма социальной мести.

— Социальной мести? Полузабытая? — Какого черта это значит? Я так ошеломлена тем, что он мне сообщил, что это не укладывается у меня в голое.

— Тебе никогда не приходило в голову, что распределение богатства в обществе с самого начала неправильное? Возмутительно богатые, до безобразия богатые стали только лишь потому, что использовали различные легальные и нелегальные способы украсть его. Все, что я делаю — это восстанавливаю баланс.

Я резко выдыхаю.

— Ты серьезно.

— Да, вполне. Я — хищник, но только на ультра-шикарную, богатую часть общества. Одно это поднимает меня над воровством. Спускаясь до угощения великолепных столов, покрытых столовом серебром и изысканными блюдами, я нахожу свое место для себя.

— Это звучит так — зачем работать, если можно украсть? — с сарказмом спрашиваю я.

Он разводит руками.

— Это присутствует.

— Это профессия, при которой ты все время висишь на волоске. Рано или поздно тебя поймают. Ты знаешь это, не так ли?

Он улыбается.

— Знаю. Мастеров криминала нет, это из области фантастики, в реальной жизни они не существуют. Но, в конце концов, это всего лишь одна жизнь. Что важнее? Сколько вздохов смогу сделать? Или сколько получить моментов, захватывающих дух? Моя совесть чиста. Я умру мирным человеком.

— Это неправильно. Ты воруешь у людей.

— Поверь мне, я очень тщательно выбираю свои цели. Почему я еще ни разу не попался, потому что всегда оставляю сувенир себе на память, маленький след, который стоит за ними. Поймай меня и сувенир станет достоянием общественности. Эти люди-лжецы, мошенники и педофилы, для которых потеря ювелирного украшения равна, словно потерять ненароком перчатку в парке на прогулке. Иногда они специально устраивают собственные «взломы» и через несколько месяцев или даже лет получают страховку.

Я хмурюсь.

— Разве ты не должен об этом сообщить в полицию, особенно про педофилов?

Он горько смеется.

— Когда я сообщил впервый раз в полицию, то был еще слишком молод. Это было настолько шокирующим и ужасным, что мне казалось, что общество должно узнать о двойной жизни многоуважаемого общественного деятеля. Я послал копию отвратительной записи анонимно в полицию и СМИ. Ждал, причем много дней, и угадай что случилось? Ничего. Ничего не изменилось. Мы живем в садо-мазохистской культуре, Билли. Это любопытный парадокс нашего общества, что не существует ограничений для большинства увлекающихся садистическим поведением, и между теми, кому поручено предотвращать подобные действия: судьями, комиссаром полиции, полицейскими, прокурорами, политиками, владельцами целых отраслей, медиа-магнатами... они покрывают друг друга.

— Итак, ты типа Робин Гуда?

— Это один аспект. Присутствует еще один более убедительный аспект. Я делаю это, потому что испытываю необъяснимое влечение к опасности. Даже будучи ребенком я испытывал такое чувство, психологи называют его «хронически скучающим». Мне необходимо больше драйва, чем другим. Я нюхал клей, курил, бухал, трахал все, что движется, принимал наркотики, дрался, совершал случайные акты вандализма, был мотогонщиком и просто пытался развеять скуку. Первый раз я украл, когда мне было шестнадцать. В конце нашей улицы был очень большой дом, где жила всего лишь одна вдова. Когда она умерла, дети начали борьбу за наследство, и дом оставался пустым несколько лет. Я ворвался в него однажды вечером.

— Это напоминало, словно я очутился в доме мисс Хэвишем из «Большие надежды». Все было в пыли, закрытые шторы на окнах, серебряные канделябры и кружевные салфеточки на спинках кресел. Но я никогда не забуду то волнение, которое испытал от своего первого воровства. Во рту пересохло, сердце колотилось, готовое вырваться из груди: воровство — это как оргазм, только намного лучше и сильнее. Я схватил хрустальную бутылку коньяка и бросился вверх по лестнице. Первая дверь, которую я открыл вела в спальню, роясь в ящике с шелковом женском бельем, у меня кружилась голова от возбуждения. Испытывая сексуальное возбуждение в сочетание с опасностью от кражи было неописуемое ощущение, как будто оно присутствовала всю мою жизнь.

— И из-за этого ты стал вором в шестнадцать лет?

— Воровство, такая же, как и любая другая профессия. Это искусство. И оно никак не связано с ползанием по сверкающим водосточным трубам и карнизам. Нужно овладеть этим мастерством и иметь мозги. Я понял очень быстро, что мне необходимо очень хорошо вписаться в круг общения моей предполагаемой жертвы — высшее общество, отель «Hotel de Paris» в Монте-Карло, 41-й по 43-й Стриит в Нью-Йорке, English stately home, Сиднейский оперный театр, Ascot Races... там тебя не будут подозревать. Потому что ты сливаешься с богатыми, знаменитыми и жадными. Найти правильную жертву это первостепенное значение. Само ожидание кражи похоже на неминуемый оргазм, предыдущее волнения до, и вовремя и после неописуемы.

— И ты создал свое состояние на воровстве?

— Нет, я в большинстве своем сделал его через Интернет, инвестируя в прибыльные отрасли, в основном в Лондоне.

У меня возникает мысль.

— Значит, ты украл синие бриллиантами, которые подарил мне?

— Нет, я их купил.

— Зачем покупать, когда можно просто украсть? — подозрительно спрашиваю я.

— Потому что похищенные драгоценности заносятся в специальные протоколы. Большинство из них разбиты на части, поэтому их невозможно опознать. На самом деле, сбыт редких драгоценных камней скоро станет невозможным, потому что они будут использовать лазерные печати, с собственной подписью.

— Как Эбени вписывается в твою схему?

— Я почти всегда работаю один, но иногда она немного помогает мне.

— Так она не твоя девушка?

— Какое-то время была, очень короткий срок. Это была ошибка. Удовольствие и бизнес не должны смешиваться... ты первая, кому я рассказываю все это. Я знаю, скорее всего тебе должно быть очень трудно все это понять.

— Один раз я украла лошадку-качалку из «Mamas & Papas», — тихо говорю я.

Он хмурится.

— Зачем?

— Тогда я не могла позволить себе купить ее, а мне очень хотелось ее для моего крестника. Я не чувствовала, что я делала что-то плохое — зная, что крупные компании имеют статью в своем бюджете, подразумевающую списывание денег за хищение товаров. На ней не было штрих-кода, поэтому я просто взяла ее и вышла на улицу.

— Ах, самый важный трюк воровства. Смелость! Тем более это вопиющее, потому что ты выглядишь полностью законопослушной. Сделать это средь бела дня и иметь при себе карту, которая идентифицирует тебя, как офицера противопожарной безопасности.