Крик для Страшилы (ЛП) - Тейлор Вайолет

В ушах у нее раздалось низкое рычание, и она испуганно втянула воздух.

Она медленно оторвала взгляд от земли, разглядывая фигуру перед собой. Облака снова скрыли луну, и свежие лунные лучи упали на тыквенную грядку. Глаза привыкли к темноте, и она впервые увидела то, что стояло у нее на пути.

Он был высок, вероятно, выше шести футов. Порванные красные брюки обтягивали сильные ноги. Старая фланелевая рубашка была расстегнута, пуговицы на ней были оторваны и давным-давно выброшены. Под ними виднелось лоскутное одеяло из зашитой плоти и глубоких шрамов над массой накачанных тяжким трудом мышц. Взгляд Скарлет метнулся к его лицу. Глубокие порезы над подбородком служили в качестве губ, которые были беспорядочно сложены. Дополнительные швы и шрамы привели к треугольному отверстию там, где должен был быть нос.

Ее взгляд остановился на двух призрачных глазах.

Один глаз светился ярко-синим, его глубина была более гипнотической и непостижимой, чем сверкающее море во время шторма. Второй глаз был белым, как кость. Глубокий шрам пересекал безжизненный глаз. Черные волосы свободно свисали вокруг загадочного лица. Они были спутаны и неухожены, солома и сено запутались в темных прядях. Солома? Что-то плотное и холодное обвилось вокруг ее живота. Нет, нет... это невозможно, этого не может быть.

В ее охваченном паникой сознании промелькнул образ, увиденный днем ранее. Та же одежда, те же глаза...

Это был он.

Пугало возвышалось над ней, каким-то образом превратившись в человека из плоти и крови. Его тело больше не было мешком с сушеными растениями. Оно было большим, настоящим и направлялось прямо к ней. Конечности двигались сами по себе, когда Скарлетт попятилась назад, передвигаясь по-крабьи на четвереньках, чтобы уйти подальше.

Далеко ей это не удалось.

Его массивное тело болезненно навалилось на нее, остановив ее бегство и прижав к земле под собой.

— Посмотри, что у нас здесь, — голос был как из ночного кошмара. Глубокий, гортанный, наполненный злобой и тьмой. На плотно сжатых губах появилась устрашающая улыбка, обнажившая два ряда острых, как ножи, зубов. Скарлет открыла рот, чтобы закричать, но грубая рука резко закрыла ей рот, оборвав звук. — Не трать воздух впустую. Я не дал тебе повода кричать... пока.

Глава 3

На его только что проснувшейся коже появилось глубокое удовлетворение. Действительно, какое удовольствие. Незнакомка, жеманно улыбаясь, лежала на земле. У нее были рыжие волосы, карие глаза и нежная бледная кожа. Он облизнул губы, глядя на испуганную женщину, лежащую под ним. От нее исходил запах страха. На его пересохшем языке он был насыщенным и металлическим. Страшила улыбнулся и облизал губы, вдыхая ее испуганный запах. Глаза женщины расширились, когда она увидела размер его языка. Или это из-за остроты его зубов? В любом случае, это подогрело ее ужас и заставило кровь прилить к его быстро твердеющему члену.

— Не кричи больше, пока я тебе не скажу. — Он крепче сжал ее лицо. — Если ты закричишь раньше, чем я захочу, я вырву твой язык и заставлю тебя смотреть, как я его проглочу. Ты понимаешь?

Ее дыхание на его ладони было горячим и влажным. Она кивнула в его объятиях, и он опустил руку.

— Хорошая малышка... — он выжидающе замолчал.

— Скарлет, — прошептала она в ответ. Ее голос был мягким и вкрадчивым.

— Скарлет, — передразнил он, наслаждаясь тем, как это слово сорвалось с его губ.

— Кто ты? — ее голос дрожал, когда она говорила.

— Я пугало. Страшила. — Ответ был прост, и она снова покачала головой.

— Как это возможно? Волшебное заклинание?

Он зарычал, и она подпрыгнула под ним.

— Магия? Нет, это проклятие. — Он провел кончиком пальца по ее щеке, опускаясь все ниже, пока не коснулся пульса у нее на шее.

— Зачем кому-то понадобилось так с тобой поступать? Кто мог так поступить с тобой? — он восхищался ее мужеством. Никто из остальных не был достаточно сообразителен, чтобы задавать вопросы. Возможно, она продержится достаточно долго, чтобы развлечь его.

— Много лет назад мое внимание привлекла одна прелестная девушка. Она была молода и красива, как и ты. — На самом деле, женщина, смотревшая на него снизу-вверх, была поразительно похожа на девушку, которая много лет назад решила его судьбу. — Я ухаживал за ней, и в конце концов она поддалась моим чарам. Я завладел ее телом под звездами, и она закричала, зовя меня, когда ее добродетель исчезла. Она была моей. Я принадлежал ей. — Боль пронзила его окровавленное сердце. Он любил ее больше всего на свете. — Но когда у нее начал расти живот, а отец стал жестоким, она была вынуждена сделать выбор. Она отвернулась от меня из страха, убедив всех, что я взял ее силой. — Его руки в ярости сжались в кулаки. Прошло сто лет, а предательство все еще жгло так же сильно, как в тот день, когда она солгала миру. — Вот почему. А что касается «кто»... Что ж, эта честь принадлежит презренной лесной ведьме и ее дому ужаса и смерти.

Страшила нахмурился, подумав о ней. Порочная женщина была воплощением зла. Она бродила по этим лесам сотни лет и, вероятно, до сих пор ходит по этой Земле. Ему не терпелось схватить ее за горло и сжать ее грязную шею.

— И ведьма прокляла тебя? Из-за лжи?

Ему показалось, что в ее голосе прозвучала нотка сочувствия. Действительно, какой уникальный экземпляр.

Склонив голову набок, он кивнул.

— Сначала они пытали меня, заперев на несколько дней в адской комнате. — Он никогда не забудет, как они его сломали. Страшила вздрогнул при воспоминании, проклиная себя за то, что спустя столько времени все еще испытывает страх. — Я так и не признался.

— Потому что ты был невиновен, — пробормотала женщина, обращаясь скорее к себе, чем к кому-либо еще.

— Когда они устали от моих криков, они повесили меня на старом дубе. — Фантомная боль пронзила его шею. Он умер не сразу. Эти последние несколько минут были ужаснее, чем кто-либо мог себе представить. — Затем мое разлагающееся тело было расчленено, чтобы животные могли разорвать меня на куски. Но озлобленному старому фермеру и его избалованной дочери этого было недостаточно. Он хотел, чтобы я страдал, и мучился, и мучился. Что-то сломалось в голове этого старого дурака, развратив его. Должно быть, сам дьявол шепнул ему на ухо, чтобы он совершил немыслимое. Он отправился к лесной ведьме и продал свою дочь и ее нерожденного ребенка в качестве платы за ее помощь. Она собрала меня по кусочкам. Сложила меня обратно и прокляла, сделав пугалом. Каждый день я смотрю на мир глазами своей проклятой формы. Брошенный на произвол судьбы, вросший в землю, вынужденный жить каждый день, не имея права голоса, когда птицы цепляются за мою одежду, а дети трогают мои ноги липкими леденцовыми пальчиками.

В нем закипал гнев, но следующая фраза заставила его улыбнуться.

— Я проклят, что никогда не покину эту тыквенную грядку. Но раз в году завеса рассеивается, и действие проклятия ослабевает. В канун Дня всех святых я обретаю плоть и кровь. И пока я все еще нахожусь в ловушке на этой тыквенной грядке, примерно раз в десять лет судьба встает на моем пути и посылает смертного, который спотыкается на моем пути.

Скарлетт содрогнулась под ним, и он улыбнулся.

— Остальные были мужчинами, и, хотя их было забавно уничтожать, я всегда мечтал о женщине.

— Почему? — ее голос был полон ужаса, и она дрожала.

— Потому что у меня внешность монстра, но потребности мужчины... — он позволил своему длинному языку скользнуть от верхней части ее щеки к основанию горла. Скарлетт извивалась, задыхаясь в его объятиях, и он усмехнулся. — ...и я с нетерпением жду возможности заставить тебя кричать.

***

Скарлет уставилась на него с ужасом и пониманием. Сильные руки пригвоздили ее к земле, и никакое извивание не могло освободить ее от его хватки. Страшила громко зарычал, когда она попыталась вырваться. Звук, казалось, вырвался из ее груди и просочился в кровь. Он придавил ее сильнее, прижавшись к ее бедрам, и она ахнула, почувствовав длинную твердую выпуклость под его брюками. Между ее бедер вспыхнул жар, и ее тело замерло. Реакция вызвала волну смущения, которая снова и снова пульсировала в ее сердце. Скарлетт проклинала свое предательское тело, когда жар поднялся по ее шее и залил лицо. Она знала, что ее светлая кожа выдаст ее стыд, когда она будет бороться со странными внутренними побуждениями.