Проживая в Кембридже, я езжу на Красной ветке метро до Южной станции. Каждое утро на прошедшей неделе я сидел напротив этой длинноногой женщины с волосами цвета вороньего крыла, спадающими непослушными локонами на ее изящные плечи и спину. Мягкие зеленые глаза глядели украдкой через длинные сексуальные ресницы, околдовывая меня, и я поймал себя на том, что сосредоточенно наблюдаю за ней, когда она ест пончик с кремом и шоколадной глазурью. Она делает полный беспорядок из этого, и к тому времени, когда заканчивает, у каждого парня в вагоне уже стойкая эрекция, пока они наблюдают за ней, слизывающей липкую сладость со своих полных губ и каждого длинного пальца, как звезда порнофильма «Данкин Донатс» [6].
Поэтому теперь единственная вещь, запах которой я слышу — это смесь ароматов кофе и пончиков. Я могу почувствовать вкус сладких вишнево-красных губ, которые я никогда не поцелую. Глупо, что я так увлечен ей, что одна лишь мысль о метро вызывает у меня жалкую улыбку, а ее образ возникает, словно в пьяном угаре, как только закрываю глаза. Но больше всего беспокоит то, что она заставляет оживать те части моего тела, которые я поклялся больше не использовать никогда.
Я так опьянен.
Глава 2
Добро пожаловать
Вивьен
— Привет, сучки, самое время вам показаться, — я обнимаю Кая и Алекс.
— Прости, Цветочек. Шон и Кай опоздали, — Алекс пронзает Кая буравящим взглядом, обнимая меня.
— Я ненавижу, когда ты ее так называешь, — говорит Кай, сжав челюсти.
— Она называет нас своими сучками, а ты все еще думаешь, что называть ее Цветочком, будто мы оба не знаем, что вытатуировано у нее на спине, это как? Неуважительно?
Я переплетаю наши с Каем мизинцы, а затем игриво подталкиваю его в плечо.
— Я могу придумать прозвище похуже.
Он не перестает хмуриться. Алекс думает, что знает все о событиях, которые заставили меня сделать татуировку, но это не так. Кай был там, и как бы он не хотел забыть, насколько та ночь изменила мою жизнь, он не может. Я надеюсь, что однажды мы сможем вспоминать какими мы были, а не какими стали.
— Я ненавижу ту проклятую татуировку, — говорит он.
— Ну, хорошо, что она моя, а не твоя. Кроме того, у Кейт на щиколотке вытатуирован знак бесконечности.
— Ах, Кай и Кейт. Это так плохо, что вы выглядите, как Кен и Барби, но серьезно, слышать ваши имена вместе — это слишком, — насмехается Алекс.
— Я не похож на Кена.
— Может быть, не на светловолосого Кена, но ты мог бы сойти за смазливую темноволосую куклу-мальчика, а Кейт определенно Барби. Я никогда не видел ее без каблуков. Ее ступни постоянно находятся в таком положении? Она ходит на носочках даже когда босая? — Алекс смеется.
— Отсоси у меня, Алекс.
— Боюсь, что нет, детка. Мечта Шона о сексе втроем включает меня и Цветочка.
— Хватит, вы двое! — я складываю руки в форме буквы Т. — Я иду домой, пока вы помогаете Мэгги закрыться. Попытайтесь быть милыми.
— Я сегодня не буду ночевать дома, — говорит Алекс, когда я перекидываю сумку через плечо.
— Ты никогда не ночуешь. Передавай Барби… я имею в виду Кейт, привет, — я хихикаю, подмигивая Каю
Он проверяет, никто ли не смотрит, а затем машет на прощание рукой, показывая средний палец.
***
Я надеваю наушники и уплываю вместе с Эдом Шираном [7] пока еду в метро обратно до Гарвардской площади. На Южной станции такое знакомое лицо заходит в вагон. Мы смотрим друг другу в глаза и улыбаемся.
— Ты меня преследуешь сегодня, — я вытаскиваю наушники.
— Могу тоже самое сказать о тебе, — Оливер садится рядом со мной.
— Твой несносный братец отпустил тебя пораньше сегодня?
Оливер смеется.
— Я не спрашивал. Я сам решаю, когда закончить. А что он сделает? Уволит меня? — его взгляд опускается, обжигая мою кожу. — А почему ты едешь домой так рано?
— Вообще-то сегодня не мой рабочий день, поэтому я оставила своих друзей убирать беспорядок и закрывать магазин. Кроме того, я пропустила ланч и умираю с голоду.
— Ты думаешь, это потому, что ты пропустила ланч? Или потому что оставила половину завтрака на мне? — Оливер тянет свою футболку с шоколадным пятном.
— Остришь? Я уже начала чувствовать себя не так плохо из-за утреннего происшествия.
Мы оба поднимаемся, когда поезд останавливается на Гарвардской станции.
— Пойдем, — он показывает головой, как только мы выходим, — я задолжал тебе пончик.
Я колеблюсь, пока пассажиры проталкиваются мимо нас.
— Это нелепо, но я голодна, поэтому позволю тебе купить мне пончик.
Мы поднимаемся по ступенькам и направляемся к Гарвардской площади. Я поднимаю палец и ныряю в магазин на углу, возвращаясь несколькими минутами позднее.
— Вот, мы в расчете, — я бросаю ему гарвардскую футболку. — Теперь ты можешь притвориться, что ходил в университет Лиги Плюща.
Он сбрасывает свою футболку, оставив меня смотреть с открытым ртом по сторонам, не наблюдает ли кто за нами. У меня текут слюнки, четко очерченные мышцы выделяются на его стройном теле, и я не могу скрыть румянец, который поднимается по моей шее, пока он надевает новую футболку, перед тем как выбросить старую в урну.
— Что заставляет тебя думать, что я не ходил в Гарвард?
Я пожимаю плечами.
— Ну, вероятно, кожаные рабочие ботинки. А что? Ты ходил в Гарвард?
Оливер продолжает идти по направлению к «Данкин Донатс».
— Возможно.
Я чувствую, как он усмехается, когда я закатываю глаза и подбегаю, чтобы догнать его.
— После тебя, — усмехаясь, Оливер держит двери открытыми.
— Спасибо, мистер Конрад.
Заказав пончики и кофе со льдом, мы занимаем места у окна.
— Итак, ты серьезно?
— Насчет чего? — он лукаво приподнимает бровь.
— Выпускник Гарварда.
— О, я возбудил твое любопытство?
— Немного, — я снимаю крышку со своего кофе.
Он смотрит на свой напиток, как будто ждет, что ответ всплывет на поверхность.
— Да, я ходил в Гарвард.
— Круто, — отвечаю, засовывая палец в отверстие в пончике, наполненное кремом, и облизываю его.
Широко открыв глаза, Оливер наблюдает, как я облизываю палец. Он прочищает горло.
— Да, думаю это круто.
Засовывая снова палец в отверстие, чтобы взять больше начинки, я смеюсь.
— Я не отношусь к этому пренебрежительно, просто пытаюсь не делать из этого большое событие. Очевидно, что ты не пользуешься своим образованием, поэтому, если и получил таковое, я не хочу заставлять тебя чувствовать себя плохо оттого, что занимаешься в жизни чем-то другим.
Проведя языком по покрытому кремом пальцу, я ожидаю его ответа. Он снова смотрит на мои губы, раскрыв рот, и тяжело сглатывает, встречаясь со мной взглядом.
— Это, эм, интересный способ есть пончик.
Я облизываю губы и улыбаюсь.
— Мне нравится смаковать им. Ну, ты знаешь, как некоторые люди вначале слизывают глазурь из середины «Орео» прежде чем съесть само печенье?
Он кивает и прочищает горло.
— Я выпускник юридического факультета.
— Действительно? Ты когда-нибудь практиковал?
Он напрягся так, что на лбу появляются морщины, и выглядит, будто ему больно.
— Некоторое время, но… жизнь сложилась так, что я вынужден был бросить, — он говорит, тщательно подбирая слова.
— Думаешь, ты когда-нибудь снова начнешь практиковать?
Он продолжает смотреть в глаза, но взгляд становится остекленевшим.
— Несколько лет назад я сказал бы «нет», но теперь, надеюсь, я найду свой путь назад.
— Звучит так, как будто ты в растерянности.
Оливер откланяется назад и переплетает пальцы за головой.
— Думаю, так и есть.
Я вытягиваю соломинку из чашки и жую пончик, обдумывая его ответ.
— Растерянность — это состояние сознания. Ты найдешь себя, когда поймешь, что находишься именно там, где должен быть в данный момент.
