Три степени свободы (СИ) - "Vavilon V"

Повторит еще раз и ветер развеет меня, потому что умру.

— И слуга-господин тоже никогда?

Улыбается, задирает подбородок, ему явно льстит. Что ж, ничего человеческое ему не чуждо, ровно как и зверское.

— Иметь такого слугу опасно, но если ты унизишься достаточно, то я задумаюсь, — с жесткой усмешкой проходит мимо, не задевая плечо, и я останюсь одиноким в магическом саду.

Сам себе не признается, но терзать однозначно нравится. Хоть от этого получает видимое удовольствие, а значит, сможет получать и от чего-то другого. Жаль, он не понял, что возвращаться в качестве слуги намеренья нет, даже учитывая все то мое топящее отчаянье. Нет, только не слуга… этого так мало.

Но схема самая заманчивая из всех… «слуга-господин» и Ореванара в ней раб.

Только трудно воплотимо, его у ног не усадишь… да и мне еще господином быть учиться и учиться. Учиться желательного у него, и с этого же желательно и начать.

========== Глава 3. Несколько правил господина ==========

— Вы так задумчивы, мрачны… — ночное утешение прижимается к моему плечу, чуть подается вперед для того, чтобы загялнуть в лицо. — Не хотите говорить? — теперь горячим лбом прикладывается к моей заледеневшей коже, тяжко вздыхает. — Это из-за Каллиса Ореванара?

— Что? — хмурюсь, услышав болезненную ноту. — Что ты сказал?

— Только вы его привезли, так сразу изменились, значит, верные слухи ходят.

Поворачиваюсь к нему и будто возвращаюсь в кошмар, что произошел лишь несколько минут назад. Возвращаюсь к тому, что я и он в одной постели ласкались, обнимались, дарили жар и поцелуи, смешное притворство любви. Не хочу вспоминать, отбрасываю морок, не было этого.

— Я не изменился, я всегда таким был.

— Нет, — мотает головой, как дитя неразумное. — Изменились, вы изменились.

— Уходи, — и сам поднимаюсь, подхожу к камину с гаснущим пламенем внутри.

Мальчик все же не глуп, раз торопливо одевается, и напоследок, уже у самой двери, спрашивает:

— Вы хоть имя мое, что называл для вас, помните?

Нет, но и до приезда господина Ореванара не запомнил бы. Да?

— Майская роза, — отвечаю, бросив секундный взгляд на любовника, побывавшего в употреблении мной, и вновь обращаюсь вниманием к огню.

Дверь тихо затворяется и остаюсь в одиночестве с роем мыслей в мутной воде. Дни идут, а происходящее будто остановилось, только время утекает и ничего не меняется. На мое показное безразличие господин отвечает безразличием истинным, на мое напускное охлаждение — действительная зима, на безучастие в его жизни — полное игнорирование моей.

И ничего с этим не поделать.

— Вы пойдете внутрь? — Игривый Лис приподнимает маску, чтобы провести рукой по подбородку. — Может, лучше останемся в стороне?

— Надоело, — спрыгиваю с коня, — может, хоть там убьют, — и с этой однозначной репликой направляюсь к полуразрушенному, деревянному и гнилому дому. Кто же там внутри? Что же?

— Маска, господин, — напоминает Игривый Лис и спешит ко мне, чтобы впарить оставленного «Быка». — Пожалуйста.

И передает ее, умело выстроганную бычью, и я надеваю, а что еще остается? Ну вот, теперь не Тилла, и даже не Тай, я — Бык. И в разрезе для глаз, глаз самих толком не видно. Можно творить, что хочешь, но, думаю, творить в этом доме уже нечего: выпущенная заранее стая «волков» без всякого стыда и совести, скрывшись за лицами зверей, разобралась со всем и всеми. Хотя, было ли с чем?

— О чем вы думаете? — и могу поспорить, Игривый Лис улыбается, задаваясь, на то он и игривый.

— О том, что мне тут надо вообще? — оборачиваюсь, чтобы посмотреть на несколько десятков оставленных без наездников лошадей, и взгляд на покосившийся дом в этом пустом и далеком поле.

— Смерть, ты же сказал, смерть, — веселый смех и, забывая, кто я для него сейчас, похлопывает по плечу. — Наскучило просто деньги грести… Пошли, Тай, тебе не выжидалось.

Приступок скрипит, дверь открывается со скрипом и пол в коридоре не разваливается, разливаясь скрипучей мелодией неизменно на каждый тяжелый шаг — мой и Лиса, позади крадущегося.

Волки в масках и люди без снуют повсюду уже в поисках чего бы награбить, и предводитель встречает в первой же комнате, в углу которой скончался старик. Крови нет, дыхания нет, наклоняюсь к нему еще ближе — смрада тоже нет. Может, и вовсе своей смертью умер? Седой, морщинистый и болезненно худой.

— Вот, мы нашли, — главный волк протягивает шкатулку и, открывая, обнаруживаю несколько черных камней на дне.

И что это? Магия?

Не показывая смятения или возмущения по поводу того, что все дело в паре жалких плодов земли, разворачиваюсь, давая негромкую команду:

— Возвращаемся, — и знаю, что услышали и внемли все.

Путь обратно кажется длиньше и тягостнее, тучи сгущаются над головами и в один момент проливается ледяной дождь, превращающийся в настоящий град. Перед глазами стена, толща осколков как кара, и совсем не слышу что-то говорящего Лиса, только доносится периодический смех.

Вскоре небо смиливается, или посодействовал Фавн, не знаю, но на подходе к замку погода устанавливается мирная, лишь легкий приятный снег. Может из-за этого нас Фавн и встречает, а может потому, что те камушки в шкатулке правда столь ценны как жизнь?

— Так нужно? — вытаскиваю шкатулку из мешка, переброшенного на крупе коня, и отдаю.

— Да, вещь очень хороша, — однако не одаривает должным вниманием, только смотрит на меня пристально. — Есть новость.

— Ты же знаешь, что мне все равно, — на ходу расстегиваю плащ, хочется принять обжигающую ванную и пожрать как следует.

— Поверь, новость очень интересна… — протягивает загадочно, идя рядом.

— Она касается того старика, что убили ради пары камней? Если нет, то не интересна.

— Касается Каллиса, — останавливает меня за плечо, вглядывается в мои глаза, ища разожженное любопытство, но во мне только тоска и печаль. С этим именем приносится лишь боль, и я сдерживаю себя, не показываю эмоций — первое правило господина.

— И что же?

— Не знаю, как получилось, но ты уехал, а Каллис упал с лестницы, и похоже неудачно, — и договаривает, выдерживая милостивую полпаузы: — Целитель сказал — сломал ногу, не критично и всего в одном месте, но…

— Как так получилось?

Фавн пожимает плечами и легко улыбается:

— А разве не ты подстроил?

Покои Ореванара в одной из самых высоких северных башен, на самой высоте, в суровые ночи невозможно спать, слыша завывающий ветер. Идеальное место для господина.

Поднимаюсь почти бегом по крутой, завитой лестнице и распахиваю дверь без стука. Тусклый свет камина и свечей и Он, возлежащий на мягкой перине, под спиной несколько воздушных подушек, ноги и пах скрыты толстым, но наверняка легким одеялом. Пахнет сандалом и тающим воском.

Я не должен был вот так лететь к нему. В конце концов, второе важное правило господина — в первую очередь забота о себе, поэтому ванна, плотный ужин, здоровый сон и уже завтра после вкусного завтрака… Но вот я здесь, и самая темная часть души порочно ликует. Больше никаких прогулок под луной с другими людьми, больше никаких долгих поездок в город и демонстративных увиливаний, если видит меня идущим навстречу в том же коридоре. Он прикован к постели — постыдная сладость.

— Убирайся, — и в мучении господин сердца моего и только сердца прикрывает глаза.

*

Тилла внес с собой запах коней, пота, разделанной кожи. Вижу в его глазах пугающую тьму, губы неподвижны и сам он по-обычному и в тоже время необычно молчалив, вот уже несколько немых минут пронеслось. Наслаждается?

— Убирайся, — произношу, лишь бы не видеть его, тошно.

— Я? — целитель, сидящий на углу кровати, поднимается на своих дряхлых старческих ногах и, не скрывая раздражение, говорю дураку:

— Не вы, вы останьтесь, плохо мне.

Острая боль покинула ногу, но тупая все ноет и ноет. Стискивай зубы, сжимай кулаки — не поможет, разве что методическое прикладывание к специальному вареву спасает. Если целитель уйдет, то и варево уйдем вместе с ним.