На осколках тумана (СИ) - Ручей Наталья

- Здесь, понимаешь, какое дело… - начинаю неуверенно.

- Ну-ну? – Яр откидывается на спинку стула, сложив на груди руки. Мол, жду, давайте, готов к представлению.

- Яр…

- Я сделал одну глупость! – выпаливает мальчишка и завладевает не только вниманием брата, но и моим. Поднимает от тарелки глаза и говорит уже медленней и уверенней. – Но я ни о чем не жалею.

Не жалеет он – как же! Изменить ничего не может, мое семейство на чемоданах, вот и приспосабливается. Кстати, хорошая тактика.

- Ну-ну? – все так же любезно интересуется Яр.

- Я сегодня воспользовался телефоном Златы.

- Я уже понял, что тебя тянет к ее вещам, - усмехается Яр, а усмешка такая, обещающая самые разнообразные наказания нам обоим, как заговорщикам. – Что дальше?

- А что дальше, ты ни за что не догадаешься, - говорю я, потому что Егор на минуту теряется от внимания брата, а мне, как настоящей женщине, внимание такого мужчины льстит.

- Вечер перестает быть томным, - усмешка Яра достается уже только мне, но действует странным образом.

Мне хочется рукой сбросить на пол посуду и канделябры, выставить Егорку за двери, закрыться, заставить мужа упереться бедрами в этот аристократический дубовый стол и…

- Ох, я поторопился, - говорит Яр, сбивая мой жар, - вечер еще может исправиться.

И мы играем в гляделки до неуверенного «кхе-кхе» Егора.

- Может, я к себе пойду? – спрашивает мальчишка с надеждой, что легко отделается.

- Как?! – всплескивает руками Яр. – И я так и не узнаю новость дня?!

Егор протискивается к двери, с опаской посматривая на меня – не выдам ли раньше, чем он скроется. Но у меня слегка кружится голова от выпитого и от планов на мужа, и я незаметно благосклонно киваю.

- О, нет, - каким-то невероятным образом Яр оказывается у двери раньше, закрыв путь к отступлению. Мы с Егором почти синхронно вздыхаем, понимая, что не удалось объяснения перенести на завтра.

- Ну что, каяться? – шепчет мне мальчик.

- Давай, - пожимаю плечами, а пока каверзник перебирает свой словарный запас для смягчения приговора, любуюсь его будущим истязателем. Какая прыть, какая грация – мой собственный лев, вот же меня угораздило!

- Ну ладно, - сокрушается Егор и начинает исповедь.

Лицо моего мужа с каждым словом мрачнеет и вот когда уже кажется грянет гром, я быстренько достаю из заначки громоотвод.

- А не пора ли ребенку спать? – оттесняю озадаченного супруга от двери.

Ребенок усиленно кивает, мол, да, никто детей до утра на кухнях не держит, вдали от компьютеров, айфонов и телевизоров, и ужом проскальзывает на волю. Я запираю дверь и оборачиваюсь к мужу. По блеску в темных глазах и прищуру догадываюсь, как много он хочет мне сказать, но мне не до разговоров.

- Я соскучилась, - делаю шаг в клетку к зверю, обнимаю его за пшеничную гриву. – Очень.

А дальше не до объяснений становится и ему, потому что я жарко целую его губы и не позволяю отстраниться даже на секунду. Мои руки зарываются под рубашку и брюки, а потом на освобожденные от одежды участки тела набрасывается мой жадный язык. Новый для меня опыт, удовольствие полностью для партнера, но дрожу почему-то я, и желание пронзает меня, и вскрик Яра делю с ним своим приглушенным стоном…

Он поднимает меня с колен, гладит по голове.

- Так что это за страшная тайна? – спрашивает, восстанавливая дыхание.

- Ты же не думаешь, что я…

- Нет, - гладит утешительно по спине, - я не думаю, что ты сделала мне очень приятно и незабываемо ради вашего маленького секрета. Я просто падок на тайны.

- Ох, - выдыхаю невесело и признаюсь: – Яр, тебе очень скоро предстоит познакомиться с моими родственниками.

Замерев на секунду, его руки возобновляют рисование у меня по спине.

- Сразу со всеми?

- Нет, - успокаиваю, - только с некоторыми.

- А по правде?

Мои словечки в его устах вызывают улыбку, и я успокаиваюсь сама.

- А по правде, Егор пригласил тяжелую артиллерию: маму, папу и бабушку.

- Могло быть хуже?

- Могла быть атомная атака, если бы он зазвал мою крестную. Она бы не уехала раньше, чем переженила всех твоих охранников, не выдала замуж повариху и горничную. Да и соседям-холостякам брачного возраста до ста было бы чего опасаться.

- Да с поварихой проблем нет, она-то согласна, - смеется Яр, - это доктор все присматривается к ее пирожкам. Слушай, а как же ты не оказалась замужем при такой свахе?

- А я ведь первая в семье получала высшее образование, - поясняю, - для замужества рановато было. А потом, сразу по окончании института, сюда уехала. Но можешь себе представить, как крестная расстроилась, узнав, что я вышла замуж, и предполагаемым на меня кандидатам пришлось дать отставку.

- Я оказался прытким, - хвалится Яр.

- Или я? – намекаю, кто с кем познакомился.

- Если бы я не хотел, у тебя бы ничего не вышло. Ты собиралась уйти, если помнишь. Я тебя удержал.

- Да, а я набросилась на тебя прямо у дверей клуба.

- И это видели очень многие, - охотно подхватывает он, видимо, кайфуя от моего смущения. Я-то думала, поспорит для приличия, скажет, что это он все, а я просто поддалась его чарам…

- Не вздыхай, - целует меня в макушку, - они не осуждали тебя.

- Правда?

- Да. Они мне завидовали.

Мы уходим в комнату, и после совместного принятия ванны, лениво лежим в кровати, любуясь, как лунный свет ползет по ковролину. Моя очередь рисовать узоры на теле Яра; расположившись вполне уютно на его грудной клетке, я выбираю вместо холста живот.

- Слушай, - вдруг вспоминаю, - а кто мне чай по утрам приносит?

- Повариха. Я мог бы сам, но пока ты проснешься, он будет совсем остывшим. А записку пишу я, - подмигивает.

- А Лариса тебе звонила сегодня?

- Звонила.

Говорить о моей подруге не хочет, отвечает коротко – да, нет, но этого хватает, чтобы сложить картинку. Зарплату они согласовали, правда, подруга пыталась сумму нагло повысить, но после вопроса, какой у нее опыт в данной сфере, быстро согласилась на все условия.

- А то, говорит, подумала, что еще чуть поторгуемся и ей придется бесплатно на меня работать, - рассказывает Яр. – Сегодня звонила, сказала, что осваивается. Завтра заеду, посмотрю, помогу: в салон все-таки вложены деньги и терять их по дружбе глупо.

Я поцелуями набиваюсь в компанию, и сходимся на том, что когда Яр будет в салоне, меня туда же подвезет Макар.

- Не жалеешь, что уступила работу подруге?

- Нет, это не мое.

- А что твое?

Я надолго замолкаю.

- Уснула?

- Нет, думаю.

- Повторить вопрос утром?

Поднимаю к нему лицо, целую чуть колючий подбородок и пока не завелась, отрываюсь от мужа.

- Знаешь, - говорю, - я не очень люблю говорить об этом… Я сказки пишу.

Яр ждет, а я жду его реакции. Так и молчим, рассматривая друг друга. Наконец он откликается своим фирменным:

- Ну-ну?

А я уже почти все сказала, и как по мне доступным русским языком, но раз нужны пояснения, продолжаю.

- Мне нравится писать сказки. А многие люди считают творческих… эм… странноватыми…

- Правда? Я пока ничего не замечал, но буду к тебе присматриваться…

- Вот ты не веришь, а я когда-то встречалась с одним парнем, а он взял, прочитал некоторые мои сказки и меня бросил.

- Не скажу, что я сожалею о его поступке.

- Яр!

- А что такого было в твоей сказке?

- Да ничего! – возмущаюсь, несмотря на то, что обида старая. – Там просто одна из жаб курила, как паровоз, и от нее несло так, что вокруг все цветы вяли.

- А тот парень был из партии зеленых?

- Да нет, - мнусь, - он тоже курил много и… там еще эта жаба… пыталась поцеловать царевича, который от нее уворачивался… и… жабу тоже звали Толик…

Кровать начинает трястись от хохота, а я волнуюсь, как бы мы не оказались на полу. Там, конечно, мягкий ковролин, и чистенький, и вдвоем везде уютно и тепло, но я как-то быстро разнежилась после свадьбы. В общежитии и солдатская односпалка с одеялом вместо матраса считалась за счастье.