Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

Он заговорил о Сэми, и что-то дернулось под ребрами. Стало адски больно. Невыносимо больно… Я открыла было рот, чтобы сказать, где он и… и не сказала. Потому что перед глазами возникла та самая видеокамера, на которой он с карателями пришел проверить, все ли мертвы после взрыва, и я помнила эти красные глаза, горящие, несущие смерть всему живому. Может быть, я сейчас ошибаюсь… может быть, я сама себя возненавижу за это потом. Но мой выбор сделан, и рисковать жизнью сына я не стану. И в этот самый момент я уже точно поняла, что не верю ему. Этому Нику я не верю. И я очень надеюсь, я молю Бога или Дьявола, чтобы он вернул мне веру в него.

Я обхватила его лицо руками, заставляя смотреть мне в глаза.

— Да. У меня дежавю. Проклятое дежавю. Я столько раз тебя теряла. Я столько раз оплакивала нас с тобой. Мне страшно. Я не знаю, во что верить. Я заблудилась, Ник. Я словно в темноте и я не чувствую тебя.

Еще одним поцелуем впиваться в ее губы, не сдерживая жадного стона. Никаких игр, никакой проверки контроля. Слишком изголодался по ней. Раскрытый настолько, что, кажется, чувствую ее не кожей, а сердцем.

И желать. Адски желать, чтобы она поняла это, чтобы почувствовала ритм моего сердцебиения кончиками пальцев.

Спускаться поцелуями к ее шее, зарываясь лицом в шелковые локоны прижимая ее к себе… и замереть. Остолбенеть, ощутив нечто… ощутив нечто, похожее на…

Когда Марианна замерла одновременно со мной, и ее глаза широко распахнулись, мягко отстранил ее от себя, одновременно до боли стискивая ладони на ее запястьях.

— Что это?

Не отрывая взгляда от ее лица. Потому что я ошибся. Потому что я, блядь, настолько явно ощутил этот толчок, что не мог ошибиться.

Тяжело дыша смотреть ему в глаза и видеть это непонимание. Эту беспомощность. Чисто мужская растерянность перед чем-то, для них непостижимым.

Я вспомнила, как он первый раз почувствовал Сэми. Как я боялась его реакции, как ждала ее и как плакала, когда увидела его взгляд… Он был так похож на этот сейчас… и прикосновения к рукам. Мягкие. Горячие.

Я не ответила, притянула его руки и прижала ладонями к своему животу, продолжая смотреть в глаза и чувствуя, как все вдруг исчезает… отходит на второй план, теряет свою значимость. И я знаю, что ОНА его чувствует. Иначе и быть не могло.

Я ощущаю лишь толчки и легкие движения изнутри, а Ник ощутит ее ауру.

Наш ребенок бьется ему в ладони, а у меня дух захватывает и слезы застилают глаза.

"А ведь ты мог узнать о ней совсем иначе… а мог и не узнать никогда… "

Минуты ожидания и страха. Самого примитивного женского страха узнать реакцию своего мужчины.

И не важно, что потом у нас с ним больше не будет ни единого шанса и ни единой вот такой минуты.

Один… два… пять… десять

То же самое молчание. Только теперь оно не впивается колючими шипами в кожу. Оно мягко пульсирует теплом под моими ладонями. Оно отдается в ушах МОИМ сердцебиением. Это молчание… Оно отражается в глазах неуверенностью, напряженным ожиданием. Таким неправильным. Таким чужим. Контрастом с той теплотой, что разливается в руках от ее живота. Медленно большими пальцами проводить по нему, чувствуя, как застряли слова в горле. Встали комом, ни протолкнуть, ни вытолкнуть.

Глубокими вздохами. Тихими. Осторожными. Стараясь не спугнуть это тепло. То, которое под кожу. Нагло. Так нагло рвется в меня. То, которое бьется отчаянно. Колотится сердце с такой бешеной силой, что, кажется, сейчас разорвется. Не ее. Не мое. Наше. Наше? Сильнее прижать ладони, опускаясь на колени, желая услышать что-то большее. И ощутить, как собственное сердце оборвалось. Когда ухо к ее животу прижал. Округлившемуся. Как сразу не заметил? Сорвалось в пропасть и скачет теперь по самому дну. Вскачь. Вслед за ее. Вслед за нашим.

Музыка. Такая оглушительная в этой мертвой тишине леса. Мелодия жизни. Вскинул голову, глядя на Марианну. Вот так выглядит чудо? Хочется спросить. Нужно спросить. А я не могу. Ничего не могу. Только чувствую, как растягиваются губы в улыбку.

"Слышу тебя. Слышу. Дьявол… я тебя слышу"

Оно откликается. Бьет ножкой прямо в центр моей ладони. А у меня от этого толчка горло перехватывает, и в груди так непривычно больно становится.

"Я с тобой. Я рядом"

Оно успокаивается. Оно довольно. Маленькое сердце под моими пальцами успокаивается. Тепло больше не обжигает, оно пульсирующим шаром вертится в руках, согревая.

А мне его стиснуть в ладони хочется, чтобы удержать, не дать потухнуть. Чтобы продолжать сердцебиение слышать. Вот как звучит чудо.

Губами по ткани платья, лаская это тепло. Вбирая его в себя губами. Нежно-голубая энергия. Зарождающаяся жизнь. Она пульсирует совсем рядом со мной, и я зажмуриваюсь, чтобы увидеть, как переливается голубой разными оттенками, окрашивая воздух вокруг нас, рассеивая тот мрак, в котором тонула комната.

Чувствуя, как Марианна зарылась ладонями в мои волосы. Молча.

Снова в ее глаза, ощущая, как печет в горле. Я не знаю, что сказать. Я впервые не знаю, что сказать. Будто забыл слова. Буквы.

Притянуть ее к себе на пол, опуская перед собой. Носом по скулам, по шее, впиваясь пальцами в затылок.

— Но как… Дьявол, Марианна, как?

Сцеловывая остатки напряжения с ее кожи, продолжая лихорадочно касаться водопада волос.

Мне вспомнилось, как при страшной засухе, когда все живое сгорает от палящих лучей солнца, самые жуткие звери у водопоя забывают о том, что они хищники, и не трогаю добычу.

Так и я сейчас… я была той самой добычей, которая неотрывно смотрела, как жуткий зверь жадными глотками выпивает нашу бесконечность. Для него это стало шоком… Я никогда не видела Ника таким. Он растерялся. Растерялся до такой степени, что у него дрожал подбородок и ладони вздрагивали каждый раз, когда наша дочь пинала нас обоих. Я бы могла в этот момент простить ему все… вот за это выражение лица, за этот сумасшедший блеск в синих глазах, за этот трепет и трогательную нежность в каждом прикосновении. Наверное, так реагируют на чудо, когда видят его собственными глазами. Опустился на колени, и я невольно зарылась пальцами в его волосы, пока он слушал нашу девочку, пока говорил с ней. Я знаю, что говорил… я ощущала это по ее толчкам.

Могла бы простить… если бы не трое других детей, которых он обрек на погибель. Если бы не Сэми застрявший в ловушке. Если бы не предательство Ника, променявшего нас на другие блага… хотя именно в этот момент я готова ему снова поверить. Так лгать невозможно.

Потянул меня к себе вниз, и я покорно опустилась на пол, чувствуя, как трется об мое лицо, щека к щеке, вниз, по шее, как впивается пальцами в мой затылок.

Он дрожит… И я дрожу. Потому что мне невыносимо больно понимать, насколько это скоротечно.

Обхватила его лицо ладонями, чтобы видеть этот восторг. Считывать его голодным взглядом и на какие-то минуты опять ощущать себя счастливой.

— А как обычно получаются дети, Николас Мокану?

Провела языком по губам и одновременно большим пальцем по его чувственной нижней губе. С ума сойти, но даже сейчас, даже в этой невыносимой и ужасной ситуации каждое прикосновение к нему обжигало пальцы.

Не сдержался. Улыбнулся в ее губы. Улыбнулся, чувствуя, как в груди то самое тепло разливается. От него. Или от нее. От ребенка. От моего ребенка. Это тепло все выше. К самому сердцу. Согревая до костей. Заставляя улыбаться все шире. Вырывается из груди смехом. Тихо. А потом все громче и громче. Оно управляет мной, наполнив ощущением триумфа. Ощущением самого настоящего счастья. Дерзкого. Невероятного посреди всей той черноты, которая вьется вокруг нас клубами черного дыма. А оно рассеивает его. Я вижу, как черный цвет бледнеет, истончается, как вспыхивает светло-голубыми шарами.