Жюстина, или Несчастья добродетели - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа

Какое это было зрелище! Вдали от людских взоров, ты один мог видеть его, о великий Боже! Но почему не раздался твой гром, почему не сверкнула твоя молния? Выходит, правду говорят о твоем безразличии к злодеяниям людей, если твой гнев был нем при виде этого ужаса!

— Довольно, иначе я кончу, — сказал сын-злодей после нескольких энергичных движений, — привяжем эту потаскуху к деревьям.

Он самолично сделал это, взяв веревку и обмотав ею тело матери и оставив руки ее свободными.

— Прекрасные ягодицы! — повторял Брессак, похлопывая по окровавленному заду несчастной женщины. — Великолепное тело! Отличный обед для моих псов! Ага, шлюха, собака помогла мне разоблачить тебя, и пусть собаки тебя покарают.

Суда по тому, как яростно он тискал бедра, грудь и остальные частя худого тела, казалось, что его смертоносные руки хотели потягаться в жестокости с острыми зубами его псов.

— Привяжи собак. Жасмин; ты, Жозеф, будешь сношать Жюстину в задницу, мы отдадим ее на съедение позже, потому что эта преданная служанка должна умереть той же смертью, что ее драгоценная госпожа, и пусть их навек соединит одна могила… Ты видишь, как она глубока: я специально велел выкопать такую.

Дрожащая Жюстина рыдала, молила о пощаде, и ответом ей было лишь презрение и взрывы хохота.

Наконец собаки окружили обреченную Брессак; натравленные Жасмином, они бросились одновременно на беззащитное тело бедной женщины и вцепились в него зубами. Напрасно она отгоняла их, напрасно множила усилия, пытаясь уклониться от жестоких клыков — все ее движения только сильнее злили собак, и кровь забрызгала всю траву вокруг. Брессак обрабатывал зад Жасмину, а Жозеф содомировал Жюстину. Крики бедной сиротки смешивались с воплями хозяйки; не привыкшая к подобному обращению, девочка вырывалась изо всех сил, и Жозеф с трудом удерживал ее. Жуткий дуэт стонов и криков ускорил экстаз молодого человека, который все это время ожесточенно работал своим членом, травил собак и подбадривал Жозефа. Мать его едва дышала, Жюстина потеряла сознание, и мощнейший оргазм увенчал злодейство самого изощренного злодея, какого когда-либо создавала природа.

— Теперь давайте уберем этих ободранных куриц, — сказал Брессак. — С одной пора кончать, а для другой придумаем что-нибудь еще.

Мадам де Брессак отнесли в ее апартаменты, — швырнули на кровать, и недостойнейший сын, увидев, что она еще жива, вложил в ладонь Жюстины рукоятку кинжала, сжал ее своей рукой и несмотря на отчаянное сопротивление обезумевшей от ужаса сироты, направил смертоносную сталь в сердце несчастной женщины, которая испустила дух, умоляя Господа простить ее сына.

— Видишь, какое преступление ты совершила, — сказал варвар Жюстине, которая вся была измазана кровью госпожи и вряд ли могла что-либо видеть в этот момент, так как лишилась чувств. — Можно ли вообразить более чудовищный поступок? Ты ответишь за это… непременно ответишь… тебя колесуют заживо… тебя сожгут на костре.

Он втолкнул ее в соседнюю комнату и запер, положив рядом с ее постелью окровавленный кинжал. Затем вышел из замка и изображая горе и обливаясь слезами, сообщил сторожам, что его мать убита и что он поймал преступницу. Одним словом, Брессак распорядился немедленно вызвать представителей правосудия.

Но на сей раз Господь Всеблагой и Всемогущий сжалился над невинностью. Мера ее страданий еще не была исполнена, и несчастной Жюстине было суждено достичь своего предназначения, пройдя через другие испытания. Брессак в спешке не запер дверь как следует; Жюстина воспользовалась тем, что вся челядь находилась во дворе замка, выскользнула из комнаты, пробралась в сад, где увидела приоткрытую калитку, и через несколько минут была в лесу.

Там, оставшись наедине со своим горем, Жюстина опустилась под дерево и огласила лес рыданиями; она прижималась к земле своим истерзанным телом и заливала траву слезами.

— О Господи! — взмолилась она. — Ты хотел этого; в твоих вечных заветах было записано, что невинный всегда будет жертвой виновного, так бери же меня, Господи, ибо я еще не испытала страданий, через которые ты прошел ради нас. Пусть мои несчастья, которые я терплю из любви к тебе, когда-нибудь сделают меня достойной вечного блаженства, обещанного существу слабому, если он и в горе не забывает о тебе и славит тебя в своих злоключениях!

Приближалась ночь, и Жюстина побоялась идти дальше, чтобы, избежав одной опасности, не попасть в другую. Она огляделась вокруг и заметила тот роковой куст, в котором скрывалась два года тому назад, будучи в столь же плачевном положении; она забралась в него и, терзаемая горем и тревогой, провела там самую ужасную ночь, какую только можно себе представить.

А когда начало рассветать, ее тревога, усилилась. Ведь она еще находилась во владениях Брессаков! Она вскочила, осознав это, и быстрым шагом пошла прочь; выйдя из леса и решив идти куда глаза глядят, она вошла в первое встретившееся селение: это был городок Сен-Марсель, удаленный от Парижа приблизительно на пять лье. У самой дороги стоял богатый дом. Какой-то прохожий на ее вопрос ответил, что это знаменитая школа, где получают блестящее образование дети обоего пола из самых разных мест, и где хозяин, большой знаток всех наук, главным образом медицины и хирургии, лично дает ученикам не только квалифицированные уроки, но также оказывает помощь, которую требует их телесное здоровье.

— Ступайте туда, — добавил прохожий, — если вы, насколько я понимаю, ищете приют: в этом доме всегда есть свободные места. Я уверен, что господин Роден, хозяин школы, с радостью поможет вам; это очень добропорядочный и честный человек, он пользуется в Сен-Марселе всеобщей любовью и уважением.

Жюстина, не раздумывая больше, постучала в дверь. А то, что она увидела и услышала, то, чем занималась в этом новом для себя доме, будет предметом следующей главы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Что представляет собой новое убежище для нашей несчастной героини. — Странное гостеприимство. — Ужасное приключение

Нашей героине было семнадцать лет, когда она представилась господину Родену, хозяину пансиона Сен-Марсель. С возрастом ее черты приобрели новое очарование, и вся она, несмотря на пережитые страдания, излучала аромат совершенства, который без преувеличения делал ее одной из самых красивых девушек, встречающихся на свете.

— Мадемуазель, — сказал с почтением Роден, увидев ее, — вы, конечно, говорите мне неправду, назвав себя служанкой: ни ваша стройная фигура, ни прекрасная кожа, ни ваши ясные глаза, ни великолепные волосы — все это, разумеется, не дает вам основания прислуживать другим. Природа настолько щедро вас одарила, что не могла сделать жертвой слепого провидения, и мне пристало скорее получать от вас распоряжения, нежели приказывать вам.

— О сударь, тем не менее фортуна жестоко обошлась со мной!

— Может быть, но это несправедливо, и мы исправим это, мадемуазель.

При этих словах Жюстина, обрадованная, поведала Родену все свои злоключения.

— Ах, как это ужасно! — посочувствовал ловкий мошенник. — этот господин де Брессак — настоящий зверь, давно известный своими дикими выходками, и вам очень повезло, что вы вырвались из его рук. Однако, прекрасная Жюстина, я повторяю еще раз, что вы не созданы для услужения: женщина, у ног которой должен лежать мир, которая может поработить его своим взором, должна быть гордой и свободной. Если мой дом вам подходит, тогда я предлагаю вам следующее: у меня есть дочь, которой недавно исполнилось четырнадцать, и она сочтет за счастье разделить ваше общество; столоваться вы будете с нами и будете разделять все трудности, связанные с воспитанием того слоя общества, который вся Франция доверила нашим заботам; вместе с нами вы будете трудиться над развитием талантов молодежи, как и мы, вы будете усовершенствовать ее нравы.

Могла ли найтись на свете роль, более подходящая нежному, сострадательному и чувствительному характеру нашей бедной сироты? Из глаз ее брызнули слезы радости, она сжала руку своего благодетеля и осыпала ее поцелуями благодарности. Но коварный Роден уклонился от таких горячих проявлений, по его мнению вовсе незаслуженных. Позвали Розали и познакомили ее с Жюстиной, и вскоре самая теплая дружба соединила эти очаровательные со— здания.