(Не) люби меня (СИ) - Лакомка Ната

— Вы прекрасны, — выдохнул он, — прекрасны и упоительны… Вы кружите голову, как фалернское…

— … одиннадцать, двенадцать…

Дидье покрыл поцелуями ее плечи, потом спустился к груди. сначала губами пощекотав соски, а потом приласкав откровеннее, втянув один из них в рот и ощутив языком нежность и твердость.

Диана порывисто вздохнула и попыталась оттолкнуть его, одновременно считая:

— …двадцать пять, двадцать девять…

— Без хитростей, Диана, — король снова припал к манящему соску.

— …двадцать шесть, двадцать семы… — захлебнулась она словами. — Двадцать…

Продолжая нежную пытку, Дидье слегка прикусил сосок, и Диана выгнулась, словно предлагая себя ему. Сдалась? Тяжело дыша, король окинул ее взглядом. Она вся трепетала, и, зажмурившись, считала дальше, хотя это ей плохо удавалось — она запиналась и забывала счет через раз.

— А теперь повторим то же самое на другой груди, — пообещал Дидье и тут же подтвердил всё действием. Когда его язык коснулся женской плоти, Диана не выдержала.

— О, всё! Хватит! — закричала она. — Мне не нравится! Не нравится!

— Именно поэтому вы сейчас так прерывисто дышите? — спросил Дидье, поднимаясь выше и почти касаясь губами ее губ, так что можно было впитывать ее дыхание — свежее и ароматное, как яблоки, но пьянившее, как вино. — Считайте… — подсказал он, покрывая короткими горячими поцелуями ее щеки, глаза, виски, шею, и опять подбираясь к груди.

— Боже! — всхлипнул Диана, когда он снова приласкал ее языком.

— Значит, вам нравится?

-.. тридцать три, тридцать четыре!.. — торопливо отсчитала она.

Потираясь щекой об ее живот, Дидье не удержался и потер член — игра становилась все жарче, и сам он уже сгорал — в огне немилосердном, мучительном, но таком желанном. Больше всего хотелось сдернуть последний покров, разрушая все преграды, ломая все предрассудки, и войти в нее — сильно, глубоко, утишая свою боль, утоляя жажду… Но он сдержался. Взять ее — не победа, Диана должна сама его захотеть, должна прийти к нему сама.

Когда он повел дорожку поцелуев от пупка и ниже, сдвигая газовый платок, Диана, досчитавшая уже до пятидесяти, залепетала совсем другое:

— Вы же не станете… не станете!..

— Вы забыли считать?

— А… а… — она пыталась что-то сказать, но язык ее не слушался.

— Вы ведь хотите этого, — Дидье продолжал наступление поцелуями, чувствуя, как она дрожит — и это не дрожь страха. Диана хотела его. Она хотела, хотя и не признавалась. Раздвинь он сейчас ее нижние губы — там было бы все жарко и влажно, но он медлил, выжидал, чтобы не спугнуть дичь, которая одной лапкой ступила в силок.

— Нет… — выдохнула она. — Нет…

— Тогда просто досчитайте до ста, — напомнил Дидье, — а я продолжаю…

Еще дюйм до заветной цели, и Диана заговорила — хрипловатым, дрожащим голосом, путаясь в словах:

— Пятьдесят один, пятьдесят два…

— Вы не сдаетесь, — мягко заметил король.

— Ине надейтесь, — она зажмурилась, борясь с собой. — Пятьдесят три…

— Только ваше тело уже сдается, — прошептал Дидье. — Я слышал, что на юге не принято стесняться своего тела, вы ведь тоже его не стесняетесь? Оно прекрасно.

Оно заслуживает, чтобы его ласкали, чтобы им любовались…

— Будем честны, — она приподняла голову, свирепо посмотрев прямо на короля.

Глаза ее лихорадочно блестели, женщина дышала быстро, всхлипывая на каждом вдохе: — Я столько времени была одна… Тело — грешно, оно живет по животным законом, но я не животное, и мой разум отказывается подчиняться вам…

— При чем тут животные? Вы прекрасны, как богиня. На вас хочется молиться. Так примите мою молитву, не отвергайте ее…

— Вы еще и безбожник! — простонала она.

— Вы стали моим божеством. И вы знаете, что произойдет, если я пойду дальше — вам понравится, Диана!..

— Нет, нет, нет!.. — повторяла она, едва не рыдая, но глаза говорили совсем другое, и тело ее выгибалось ему навстречу.

— Маленькая упрямица, — сказал король, с усилием отрываясь от нее и нависая над ней. — Мне ничего так не хочется, как вознести вас на небеса наслаждения. Почему вы противитесь? Вы ведь хотите этого, желаете этого так же страстно, как я.

Она покачала головой, не в силах произнести ни слова.

Дидье поцеловал ее в уголок губ, на мгновение замирая в опасной близости от нее и наслаждаясь этим мгновением. Жестокая, как же она его истерзала!

— Когда вы придете ко мне, — сказал он тихо, — я повторю всё, и сделаю даже больше, обещаю.

— Никогда! — тут же отзывается она.

— Лгунья, — мягко упрекнул он ее. — А теперь я все-таки поступлю, как вор… — ион поцеловал ее в нежный, алый рот, потому что не смог сдержаться.

Этот поцелуй был вовсе не нежным, и в него Дидье вложил всю свою неутоленную страсть, все дикое желание, проникая языком в горячую глубину женского рта.

Диана застонала, но не отвернулась, и это оказалось последней каплей — король дернулся всем телом, застонал сам и излился в простыни.

Блаженное опустошение, успокоение после стольких дней воздержания.

Он с трудом пришел в себя и обнаружил, что держит Диану в объятиях, уткнувшись ей в плечо, а она замерла, боясь пошевелиться.

— Вы и, правда мастерица сводить мужчин с ума, — сказал он, вставая с кровати.

Достав нож, он в два счета перерезал путы, удерживающие руки Дианы, и положил нож рядом с ней.

— Вечер был сладостный и мучительный, — сказал он, одеваясь. — Но леди Бригитта зашла слишком далеко. Я накажу ее.

Диана тем временем уже села, прикрывшись волосами и растирая запястья. Потом она несмело потянулась за ножом, и когда пальцы ее оплели рукоять, вскинула голову:

— Накажите себя.

— Не понял вас, — Дидье затянул пояс и нахмурился. — Никому не позволено принуждать женщину. Я желаю, чтобы вы пришли ко мне сами, и подобной помощи не приемлю.

— Она сделала так в угоду вам, — сказала Диана, разрезая узлы на щиколотках. — Только вы — причина того, что случилось. Если бы не вы, моя свекровь не осмелилась бы на такое. Накажите себя.

— Я предлагаю помощь. Вы не хотите…

— Не хочу! — выкрикнула она ему в лицо. — Уходите! Уходите же!

— Хорошо, — сказал Дидье, помедлив. — Доброй ночи.

Диана без слов указала ему на дверь.

Он покинул спальню, и, несмотря на телесное успокоение, покоя в его душе не было. Наоборот, его заполняли ненависть и гнев.

По пути ему попался кто-то из слуг королевы, и Дидье велел позвать к нему мажордома.

Сэр Лиммерик не заставил себя ждать и вскоре явился, готовый исполнить любой приказ.

— Ты говорил, что с ней все хорошо, что она живет, как королева, — заговорил Дидье, не сдерживая ярости, — а сегодня я нашел ее в слезах, привязанную к кровати!

— Кровати? — мажордом изумленно вскинул брови.

— Голую и с кляпом во рту! — рявкнул Дидье. — Это, по-твоему, по-королевски?!

— Мне ничего об этом не известно, — покачал головой Лиммерик. — Это сделал Верей?

— Это сделала его маты! Чертова баба уже давно мне против горла. Отошли ее.

Сегодня же. Пусть убирается к чертям, если не хочет, чтобы я свернул ей голову.

— Мы уже обсуждали это, — деловито сказал сэр Лиммерик. — Пока здесь леди Бригитта, репутация леди Дианы формально не запятнана. Она живет с родственницей, можно утверждать, что все разговоры — просто сплетни. Но если леди Диана будет жить одна…

— Будет счастлива, — отрезал Дидье.

— Это она вам так сказала? — осторожно поинтересовался мажордом.

— Нет, — ответил король, немного остывая. — Я предлагал помощь, но она отказалась.

Сказала, что это я во всем виноват. Если бы не я, ее свекровь не осмелилась бы на такое.

— Отчасти она права, — философски заметил мажордом. — Все убеждены, что вы с ума сошли из-за этой женщины. Граф Вига умер, Верей ждет обещанного графства. Леди Бригитта подсуетилась ради сына вам в угоду.

— Старая ведьма, — процедил Дидье сквозь зубы.

— Мне кажется, вам не надо торопиться. Торопливость всегда портит охоту. Леди Диана должна понять, что кроме вас у нее нет защитников. Жестоко, но если вы хотите ее получить…