"Загадочный и задумчивый?"
Неудивительно, что она не чувствует, что может открыться мне.
"Так это не то, что ты хотел сказать? Потому что я услышала именно это".
Игривый блеск возвращается в ее глаза.
"Не совсем, но это лучше, чем, то, как добрая половина людей называют меня здесь, так что я согласен".
"Как люди называют тебя?"
"Если ты еще не знаешь, то уверен, что скоро узнаешь".
"Как загадочно".
Она причудливо улыбается, и я не могу не улыбнуться в ответ.
"А о какой роли ты мечтаешь?"
"Ну, сейчас это прозвучит так, будто я пытаюсь произвести на тебя впечатление".
"Правда?"
"Немного, но не настолько, чтобы изменить свой ответ".
"Ценю честность. Тогда продолжай."
"Вероника, из "Heathers".
Чтобы поцеловать ее и иметь сценарий, за которым можно спрятаться. Хм. Почему нас прервали в пятницу? С тех пор я только об этом и думаю.
"Я не из тех, кто любит типажи, но ты была бы очень хорошей Вероникой".
"Правда? В смысле, я уже практически она. Социально неловкая, а еще у меня ужасный вкус на друзей и мужчин"
Ее щеки раскраснелись, как будто она говорила не подумав; как будто этот разговор она уже вела раньше, что вполне возможно, учитывая, что это любимая тема для разговоров влюбленных, и это заставляет меня теперь быть уверенным в двух вещах: Том был ужасным выбором; и он не первый, кто причинил ей боль. А что касается ее друзей? Мне это ни капельки не нравится. "И я отлично выгляжу в голубом". Она заправляет воображаемую прядь волос за ухо, фальшиво хвастаясь, что заставляет меня смеяться.
"Невероятно точно. Я позвоню своему старому агенту и договорюсь о встрече".
"Фантастика. Я буду ждать звонка".
"Хотя должен сказать, что у них строгая политика "никаких актерских приемов".
"Правда? Черт. Я как раз собиралась начать совершать серию убийств против людей, которые мне перешли дорогу".
"Лучше спрячьте те пули Ich Lüge, которые вы привезли с собой".
"И средство для чистки канализации".
Мы немного посмеялись, и настроение у нас стало легче. Это один из первых случаев, когда она обращается со мной скорее как с равным, чем как с начальником, которым я, между прочим, не являюсь. Но по тому, как она напрягается рядом со мной и делает паузу, чтобы подумать, прежде чем заговорить, видно, что она видит во мне человека, который судит или оценивает ее. И да, меня попросят высказать свое личное мнение в конце тренинга, но, поскольку я отвечаю за ее успех, это плохо отразится на мне, если я не буду считать, что она хорошо справляется со своей работой.
"Ты в порядке?" — спрашиваю я и тут же ругаю себя за то, что делаю это; вдруг она снова почувствует напряжение. Но если она только что потеряла единственного человека, с которым, как ей казалось, она может поговорить, мне нужно сейчас как никогда постараться, чтобы показать ей, что я здесь ради нее. Это не потому, что я хочу лезть не в свое дело. Надеюсь, она это понимает.
Она делает глубокий вдох.
"Да."
На выдохе кивает, не вдаваясь в подробности, но и не отрицая ничего и не отгораживаясь от меня. Она плотно сжимает губы.
"Не будь слишком строга к себе. Никто другой не будет".
Она благодарно улыбается и делает глоток чая, тут же хмурясь от привкуса "Эрл Грей", который давно пора было попробовать
С самого первого утра это превратилось в ежедневную борьбу за то, чтобы заварить другому не тот чай. Не то чтобы я имел что-то против обычного чая, я просто притворяюсь, потому что мне нравится видеть, как она радуется, когда хитрит. Хотя само собой разумеется, что сегодня утром я приготовил ей "Английский завтрак".
"Опять?" — спрашивает она.
"Забыл. В следующий раз не забуду". Забуду. Наши чайные войны — моя любимая часть дня.
Отведя Элизу в ее комнату, я отправляюсь по коридору в свою. Мне приятно проводить с ней время, особенно после того, как в последние несколько дней она стала более свободной. Остальной персонал из отдела развлечений замечательный, но порой за ними трудно угнаться. Они меня не понимают, и я с этим смирился. Бывают дни, когда я тоже не понимаю эту новую версию себя.
Актерство сделало меня эгоцентричным. Слишком долго я ходил и думал, что я — Божий дар. Если бы я мог вернуться назад и никогда не брать ту роль в "Бриолине", я бы сделал это в одно мгновение.
Это шоу стало моей гибелью.
Люди относились ко мне по-другому только потому, что я был исполнителем главной роли. Актеры, гости, другие члены съемочной группы постоянно лезли своим носом, и самое ужасное, что я всему этому верил. Я возвращался домой и не понимал, почему не выстроилась очередь из режиссеров, заказывающих меня на следующее шоу. Я винил своего агента, требовал, чтобы он устроил мне прослушивание, а потом отказывал тем, кого считал ниже себя. Можно сказать, что мама была потрясена моим отношением к этому.
Она сказала, что я превращаюсь в своего отца, и это должно было стать для меня тревожным сигналом, но я был слишком упрям, чтобы прислушаться. Вместо этого мне пришлось пережить унижение, когда меня отвергали на все ведущие роли, и мне предлагали только участие в хоре — если мне вообще везло. И тогда я понял, каким самодовольным я стал, и возненавидел себя за это. Поэтому я сделал единственное, что знал. Я побежал к маме, чтобы она снова собрала меня, как жалкого идиота, коим я и являлся. Я поручил ей свой эмоциональный труд, потому что не мог взять на себя достаточно ответственности, чтобы сделать это самому. Я извлек из этого урок, причем большой.
Мне потребовалось время, чтобы понять, что я хочу делать дальше. Я не мог переехать.
По идее, у меня должно было быть много денег, учитывая, что я полгода не платил за квартиру, не оплачивал счета и не тратился на еду, но я тратил почти все, что зарабатывал, в баре или на большие праздники со своими товарищами по актерскому составу. Я не хотел сидеть сложа руки, в ожидании своего следующего большого успеха. Отчасти потому, что мое эго не могло этого вынести — хотя оно этого заслуживало, — но в основном потому, что я больше не думал, что мне нужен большой успех. Я уже получил его и превратился в монстра.
Проходили месяцы, пока я искал любую работу, ни разу не позволив себе по-настоящему рассмотреть другие доступные мне вакансии на судах, но я все время возвращался к этому. Я любил круизы, даже просто, как отвлечься от актерской работы. Для меня это способ быть у моря, но не застревать в родном городе. К тому же я смогу применить свой диплом в другом качестве. Понятно, что мама была настроена скептически, но я пообещал ей, что все будет по-другому.
И конечно, на этот раз у меня тоже не все получилось — по противоположной причине, — но так определенно лучше.
"Харви!" — окликает меня один из тех немногих людей, которые не перестают приглашать меня на всякие мероприятия, несмотря на то, что я никогда на них не прихожу.
Я делаю два шага назад, чтобы выглянуть в соседний коридор, и обнаруживаю, что Оби вместе с Валентиной что-то пишет на доске объявлений экипажа. "Что это?" спрашиваю я, подходя к ним.
"Регистрация на уборщиков".
Глаза Оби загораются коварным азартом.
"Ты участвуешь в этом?"
"О, черт возьми, нет, дорогой!"
Я смотрю на лист, и мое сердце сильно бьется, когда я вижу, что он уже записал имя Элизы.
"Вы спросили ее об этом?"
"Мы скажем ей позже".
"Ты думаешь это хорошая идея?"
Уборщик — это не то, на что можно легкомысленно подписаться. Но он игнорирует меня, наклоняясь, чтобы записать еще одно имя.
