Сокровище для дракона (СИ) - Горенко Галина

Бруно уже ждал нас, нетерпеливо расхаживая по гостиной взад — вперед, заложив руки за спину. Едва нас увидев, он бросился меня обнимать, и бесконечно повторял, как сильно он скучал и как рад, что мы наконец-то соизволили его навестить.

— У нас для тебя новости, Арду, — сразу перешёл к делу Себастьян, — но прежде мне бы хотелось поговорить с тобой.

— Да какие ж это новости, девочка вся сияет, а ваша помолвочная вязь, так вообще, светится как маяк в тумане. Что ж дети, я несказанно рад, что так вышло, вы самые дорогие мне люди в этом мире и я от всего сердца желаю вам счастья.

Было видно, как любимый заметно расслабился. Несмотря на то, что одобрение Ардуано лично для меня не было принципиальным и не сыграло бы решающей роли, свой выбор я сделала уже давно, и вообще я уже в том возрасте, когда разрешение старших спрашивать не требуется, всё же, я была рада его получить, а уж как счастлив был Виверн. Я не погрешу против истины если замечу, что лекарь во многом заменил ему отца, и его мнение было для него чрезвычайно важным. В том, что Бруно одобрит выбор никто из нас не сомневался, а вот не обидится ли он на нас за то, что не посоветовались с ним, не посвятили в свои планы? Так что радость от спокойного принятия новости была непритворной.

— Через двадцать таймов подадут обед в малой столовой, приведите себя в порядок и приходите, я буду выпытывать у вас подробности, — сказал мужчина, и расхохотался, когда я вся покрылась румянцем, и даже мои уши были красными от стыда. Но румянец сошёл очень быстро, когда я вспомнила, о чем я собираюсь поговорить после обеда с обоими мужчинами. Я больше не могла скрывать правду о своем прошлом и том, как сюда попала. Да и не честно это было, не в моих правилах было столько лгать, так что, выдохнув и крепко поцеловав моего дракона перед дверью в свою комнату, возможно в последний раз, я пошла переодеваться к судьбоносному для меня обеду.

Потратив немногим больше условленного времени, я была готова. Простое, нежно-персиковое платье из муслина, с цветочной вышивкой и тонкими кружевами по лифу и подолу шло мне невероятно, розовая жемчужина на витой цепочке — один из «утренних подушечных» подарков любимого мужчины и шёлковые домашние туфельки дополнили мой образ. Волосы я распустила, заколов лишь самые короткие пряди. Мужчины поднялись со своих мест, когда я вошла в комнату, и после того, как я села, продолжили дискуссию, которой придавались ранее, до моего прихода. Что-то о медицинском довольстве армии на границе и трудностях с магами-лекарями коих крайне не хватало. Бруно настаивал на том, чтобы разрешить учебу простым гражданам, не имеющим магических талантов, но душою желающих помогать людям. На самом деле лекари-маги настолько привыкли полагаться на своё колдовство, что порой пренебрегают умением и практикой, во всём советуясь лишь с гримуарами и волшебными методами лечений, не полагаясь на наработанный опыт. Я была с ним полностью согласна и привела Цессу пример из моего потока, в большей массе слушатели моего университета бравировали лишь магическими способностями, а все знания, которые давали опытные лекари-преподаватели считали делом наживным. Моя соседка Катарина, я нисколько не умоляла её способностей, была страшная зубрилка и старалась постичь медицинское дело со всех сторон, получить знания из всех возможных источников, именно поэтому она была лучшей ученицей своего курса, именно поэтому её ждало успешное будущее и обширная практика. Даже сейчас она вела ожесточенную переписку с лекарем волчьей стаи, дискутируя о методах лечения и способах диагностики. Они невероятно разнились в наших странах.

За этой неспешной дискуссией и вкусным обедом настало время десертов и тая, а я наконец-то набралась мужества и попросила внимания, отвлекая мужчин от насущных тем.

— Мне нужно рассказать вам, кто я и откуда, — решительно начала я, пресекая возможные вопросы взмахом руки. Себастьян даже рот раскрыл, желая что-то сказать. — Я всегда помнила свое прошлое, но благоразумно предпочитала молчать, так как боялась угодить в лечебницу, что занимается душевнобольными. Сейчас же, проведя массу времени за историческими хрониками, познав реалии Ориума могу признаться — я не из этого мира.

— Теа… — просипел Себастьян.

— Нет! Позволь мне, я знаю, это звучит крайне странно, удивительно, невообразимо, но это правда. Последнее, что я помню, это как мы днем собирали раненных на поле и под моими ногами курился снаряд, затем раздался взрыв… Когда я пришла в себя — над головой было чужое ночное небо, незнакомые созвездия, вокруг удивительные растения и странные деревья. Потом ты, и… хвост. Боже, знал бы ты, как я испугалась хвоста! Дальше вы знаете. Простите меня. Я боялась. — Хлебнув остывшего тая, я продолжила рассказ и поведала им о солнечной системе, о том, как называется мой мир, краткую историю Империи Российской, про войну в которой служила сестрой милосердия, про будни и тягости, про радости и счастливые мгновенья, про родителей и сестру с братом. Я старалась не торопиться, но очень волновалась и перепрыгивала с мысли на мысль, запинаясь и путаясь. — Я не имею ни малейшего понятия, как я здесь оказалась. Ни единого намека, но знаю наверняка, из хроник и летописей — Великие обладали свойством пересекать пространство, и даже время. Сейчас эти знания утеряны, по крайней мере, за несколько месяцев мне не удалось найти ни одной ниточки, которая бы привела меня к этим знаниям.

На последних словах Виверн заметно напрягся, его рука слишком сильно сжала фарфоровую чашечку, и та треснула, порезав острым осколком ладонь мужчины. Махнув рукой «пустое», он промокнул кровь салфеткой и попросил меня продолжить, но… Я выдохлась! Переживания стольких месяцев, опасения, что меня разоблачат, невозможность раскрыть правду даже самым близким — все это стало для меня столь тяжкой ношей, что казалось, облегчив душу из меня выпустили весь воздух. Я ждала вердикта самых близких мне в этом мире людей с замиранием сердца, и казалось даже перестала дышать.

— Татьяна, — словно пробуя на вкус произнес моё имя Себастьян. Господь Всемогущий, как же приятно было вновь его слышать. — С моей стороны было не совсем честно умалчивать, но я боялся тебя спугнуть: то, что ты не отсюда, мы с Бруно поняли практически сразу. Проведя анализ дробин из бедра, мы выяснили, что на Твердыне нет таких сплавов, к тому же, порох у нас, никогда не содержал калиевую селитру, её залежи ничтожно малы, а дороговизна искусственного синтеза делает его производство бессмысленным. — Я благоразумно промолчала, что для получения этого вещества достаточно навоза и известки. И того, и другого в этом мире было предостаточно, но я не хотела становиться кем-то вроде ангела смерти принося с собой в этот мир, разрушительные знания моего. И хотя стреляет не оружие, а человек*, эти знания не пойдут на пользу Твердыни. — Твое воспитание, пусть и немного эксентричное, просто вопило о том, что ты из благородной дворянкой семьи, но, если бы в Оруме пропала несса брачного возраста, об этом стало бы известно по крайней мере в Магуправлении. Я могу привести ещё массу причин и доводов: одной из странностей было то, что ты узнав кто я, не свалилась мне спелым яблочком в руки, Я не набиваю себе цену, но любая девица, узнав, что наследник к ней неравнодушен, воспользовалась бы ситуацией, и как минимум стрясла с меня довольствие побольше, нежели морскую ванну и учебу в университете! Но по большому счету, милая, для меня, как и для Бруно, я смею говорить за нас двоих, кто ты и откуда не имеет большого значения. Я тебя люблю. Бруно ты словно дочь.

— Ты моя Сальватор, ты моя Теана, ты моя любимая и будущая Цесса. Я рад, что между нами нет более этой недосказанности и стены из отчуждений и опасений, но боюсь она была лишь в твоей голове, я сделал свой выбор. — резюмировал Себастьян. Мой Себастьян…

— И я, дочка, — сказал Бруно, стараясь сдержать слезы. Я же вовсю плакала. Облегчение затопило меня словно весенняя река в полноводье, голова счастливо кружилась, а в животе порхали бабочки. Казалось я сейчас взлечу вместе со стулом. Мои сладкие слезы смахнули сильные пальцы, родные руки притянули к своей груди, крепко усаживая на свои колени. Сегодня можно. Сегодня мне не будет стыдно пред Арду, за то, что мы попрали приличия, в конце концов, правила нужны лишь для того, чтобы иногда их нарушать.