Роза в ее руке (СИ) - Астафьева Александра

Я уже не плакала, все слезы забрал и осушил неугомонный ветер. Зубы стучали друг об друга, пальцы занемели на ногах. Ну и пусть. Если бы я умерла, никто бы этого не заметил, как и не замечал моего существования.

Черт бы побрал Флойда!

Всякий раз его слова казались правдой. И то, что было внутри меня, не прошло бесследно.

Ладонь бережно коснулась живота в надежде защитить и продлить маленький комочек жизни. И я почувствовала его…

Бьрон был здесь. В тот же час. В ту же минуту.

Веки сомкнулись непроизвольно, но я старалась изо всех сил не распадаться на части. Невозможно было отрицать моментально настигнувшее облегчение.

Он пришел. И было уже неважно, унизит меня с новой силой или заберет с собой навсегда. Главное, что он был здесь.

Тяжелые приближающие шаги и скрип ботинок неуловимо звучали позади. Обоюдная реакция искрила в воздухе: я замерла, когда, приблизившись, он остановился.

Мы толком ничего не рассказали друг другу. И сейчас молчали, но позади себя я слышала его рваное дыхание.

Почему же продолжал молчать и ничего не делать? Может быть, он боролся с желанием схватить и бросить мое тело в озеро?

Стало бы легче. В конце концов, я обрела бы спокойствие и перестала безуспешно оправдывать себя, продолжать скрываться, минуя действительность. Но теперь мы были наедине со своими разорванными душами. Присев позади, он прикоснулся спиной к моей спине. И больше ничего не происходило. Кроме волшебного соприкосновения таким, казалось бы, обыкновенным способом.

Обездвиженная, я прислушивалась к биению его сердца и колышущемуся дыханию, что постепенно выровнялось в попытке уловить мое настроение. Иногда подобный контакт-прикосновение между людьми давал четкие представления о мыслях человека, чувствах и внутреннем обоюдном состоянии. Тот момент, когда ты не видишь, но отчетливо ощущаешь.

Зачем он был здесь, и как долго будет продолжаться молчание между нами?

Звуки гитарных струн задребезжали по грифу, жалобно подпевая порывам ветра. А затем я услышала его голос, и по всему телу завибрировала знакомая ласкающая дрожь. Он чувствовался таким величавым и мужественным, таким ранимым и уязвимым, что мне тотчас же захотелось обнять его и не дать уйти. Но я не спешила. Продолжала слушать и слышать Бьорна.

Нет, от этого мужчины не исходила опасность. В нем было что-то другое — более печальное и трагичное. То, что не подлежит возврату и восстановлению.

Он пел о своей до смерти холодной любви, что скрывалась от него, словно призрак. Ей не понять, насколько глубоко было ранено мужское сердце. «Куда подевалась моя любовь?» — спрашивал он, когда его постель была слишком холодна от одиночества. Было ли ей известно о его боли? Знала ли она, что он ждал ее, несмотря ни на что? Искал везде и всюду. Днем и ночью. И если она сбежала от него, он умолял вернуться домой. Пусть бы только вернулась домой.

С каждым вдохом его голос становился громче, уверенней, пел на разрыв и одновременно согревал внутреннее возбуждение. Я знала эту песню, ее слова и смысл. И также знала Бьорна, догадывалась, почему он поступил таким образом.

Разделяя нашу боль на двоих, тихонько подпевала ему. И он был счастлив. Его дыхание стало глубже, плечи шире, спина тверже. По ней хотелось вскарабкаться и остаться на вершине его чувств, на пике его боли. В конце концов, быть там. С ним.

Но обессилено сползла, положив висок на его плечо. Он прикоснулся своей головой в ответ, и мы просидели в таком положении, пока звуки гитары не унеслись в прошлое, оставляя для настоящего обоюдное дыхание и стук сердец.

Не двигаясь с места, теплыми пальцами Бьорн нащупал мою холодную руку и легонько сжал.

Сколько раз я заблуждалась, когда находила, как казалось, любовь. Ровно столько же испытывала ее предательство, что сердце невозможно было обмануть. Не в этот раз. С Бьорном все ощущения были другими, непохожими ни на одно из того, что довелось ощутить.

— Всякий раз они клялись, что любили меня, — нарушила я тишину, распространяя слова по ветру. — Сначала Томас, а после Флойд. Они так легко говорили об этом, что им не составило огромного труда исковеркать суть самого прекрасного чувства. Ты тоже собираешься предать меня, Бьорн?

Я и не заметила, как его губы прикоснулись к моему уху, пока он шептал едва уловимые слова откровения. Как, повернувшись, согревали руки, прижимая спиной к своей груди, заставляя вбирать отчетливый мелодичный ритм сердцебиения.

Тут-тук-тук.

— Ни за что на свете, Вивиан.

Терпкий мужской аромат, вперемешку с сигаретным дымом, горячее дыхание, будоражащее кожу и вызывающий отклик внизу живота, — он был прекрасен и талантлив во всем.

— Девочка моя, — от переизбытка чувств чуть сиплый голос сладко ласкал слух.

Мне было мало ощущений и телесного контакта. Я жаждала видеть его. Поэтому без раздумий развернулась, очутившись в больших надежных руках, чтобы окончательно утонуть в омуте самого нежного взгляда.

— Прости меня, — последовало незамедлительное его раскаяние. Глаза непроизвольно опустились на живот, затем вернулись и сосредоточились на мне окончательно. Боль исказила его лицо, когда он понял, на что обрекал, сам того не желая.

Руками я обхватила мощную шею, умоляя:

— Только не прогоняй, пожалуйста. Я не смогу вернуться назад. Мне нельзя.

— Я больше ни за что на свете не отпущу тебя.

Моя ладонь осторожно гладила его щетину, и я слушала, желая, чтобы он продолжал.

— Верь мне.

— Не прогоняй меня, — повторяла вновь и вновь. Боялась, что все происходило не по-настоящему, и мираж вот-вот исчезнет.

— Нет, больше никогда, Вивиан. Обещаю. Клянусь, — проговорил дрожащим голосом Бьорн, упершись лбом о мой лоб.

— Просто не отпускай меня, держи крепче.

Он так и делал. Обнявшись, мы держались друг за друга, как за спасательный круг. Губы потрескались на ветру, соленые слезы скользили по щекам, когда руки крепко сжимали огромные, как скала, плечи мужчины, а его — стискивали мою хрупкую женскую талию.

— Бьорн, чтобы ты знал…

— Т-с-с, — мягким жестом приложил палец к жаждущим его ласки губам. — Не говори ни о чем. Пойдем домой. Ты вся продрогла.

— Домой?

— Да, домой, — он широко улыбнулся и потерся кончиком носа о мою щеку. — Она услышала меня и вернулась в наш дом.

— Наш дом, — повторила я зачаровано.

— Да.

— Означает ли это, что я больше не твоя гостья? — прошептала тихо-тихо, и ветер не помешал ему услышать подлинную песню моего сердца.

— С самого первого мгновения нашей встречи, — ответил, с откровением заглядывая в глаза.

— Тогда, кто же я для тебя?

Непроизвольно прикусив нижнюю губу, я смотрела на него с замиранием сердца. Бьорн провел по моим губам, едва дотронувшись подушечкой большого пальца. Его ладони заботливо придерживали мои скулы, в темных глазах сверкало заклинание.

— Ты Вивиан. Моя Вивиан. И я умру, если ты сейчас же меня не поцелуешь.

Что-то надломилось внутри нас. Как будто пришел конец всему тому, что отчаянно зародилось, как тут же погасло в миг. Один лишь уверенный взгляд Бьорна, его крепкие теплые руки, язык движений тела говорили за себя. Между нами все только начиналось.

Мужчина окутал собой мое продрогшее тело, вобрал в себя, не желая больше отпускать. Внутри приятно клокотало от переизбытка эмоций, позволяя приятным мурашкам ринуться в атаку.

Мы целовались до умопомрачения, раскачиваясь телами, как раскачивался пирс на волнах. Мы целовали друг друга под свист ветра, колышущего и взмывающего вверх наши волосы, переплетая между собой ярко-рыжие и черные в одно целое. И было неважным, что начался дождь, который смешался с каплями слез на наших щеках. Что прогремел гром над головами, и поливало, словно из ведра. Мы заново приветствовали друг друга. Чувствовали единый такт биения наших сердец.