Другая жизнь (СИ) - "Haruka85"

Однако, признавая на словах, что конфликт с Равацким пошёл в итоге на пользу делу, Эрик продолжал его ненавидеть в глубине души. Не очень глубоко, но и не слишком продуктивно, поскольку Томашевский искренне уважал наставника и позволял выражаться о нём либо хорошо, либо никак. Благодарность и преданность Серёжи этому немолодому уже, но без сомнения умному, интересному и привлекательному внешне мужчине превышала всякие разумные пределы, и Эрик ревновал ещё до того, как имел честь быть представленным профессору.

Во внимательных взглядах Равацкого всегда сквозило что-то большее, нежели допускает отношение учителя к ученику и даже родителя к ребёнку. Подозрения переросли в уверенность, когда однажды вечером после занятий Эрик отправился искать Серёжу, который вроде бы должен был приехать в университет, чтобы провести встречу с дипломником. В начале девятого в университете, пожалуй, оставались только вахтёры да припозднившиеся после турнира волейболисты в спортзале. В лаборатории Равацкого горел свет, и разговор между завкафедрой и аспирантом явно вышел за пределы науки — Серёжин смех был слышен издалека. Эрик, не обнаруживая своего присутствия, дошёл до кабинета и незаметно заглянул внутрь. Томашевский сидел за компьютером и, увлечённо хрустя яблоком, пролистывал свою страницу «В контакте». Он, очевидно, ни капельки не стеснялся профессора, который завис прямо у него за спиной, едва не касаясь грудью его плеча.

— Спасибо за яблочко, вкусное! — довольный Серёжа обернулся, и, почти встретился лицом к лицу с профессором, не выказывая при этом ни малейшей неловкости по поводу нарушения личного пространства. Профессор совершенно будничным жестом забрал у него огрызок и отправил в мусорную корзину.

— Ты не наелся совсем. Поехали куда-то нибудь в тихое место, я угощаю. Посидим…

— «Поговорим…» Не начинай, Игорь, я тебя прошу, — Серёжина улыбка поугасла.

— Знаю, знаю. Но… У тебя кто-то появился?

— Нет. Мы ведь обсуждали уже.

— Я помню, мой мальчик, но ты молод, мог передумать. И потом… Посмотри на себя!

— Что? Что ещё со мной не так? — Сергей недовольно скрестил руки на груди.

— По-моему, тебя кто-то подкармливает! У меня глаз намётанный!

— Это другое! — горячо возразил Томашевский.

— Неужели же бабуля-соседка тебя нянчит?

Сергей предпочёл отвернуться к монитору и промолчать.

— Ладно, ладно, не дуйся, малыш, я пошутил, — примирительно добавил Равацкий после непродолжительной игры в молчанку, когда Эрик уже почти собрался с духом, чтобы войти. Он бы и вошёл давно, но «Малыш», «Игорь, ты…» — детали случайно подслушанного разговора между аспирантом и завкафедрой, приоткрывали совершенно новый пласт их отношений. «Да не может быть того! Это омерзительно!» — вопил внутренний моралист Эрика. — «И почему же нет? Потому что тебе этого не хочется?!» — тут же парировал внутренний реалист.

Прежде, чем войти, Эрик предпочёл постучать — лишь бы не столкнуться ещё с чем-нибудь не менее любопытным; пищи для размышлений хватило с избытком:

— Здравствуйте! Сергей Валентинович, можно вас на минутку? — для начала стоило вызволить Томашевского из лап старого извращенца.

— О, Эрик! Пойдёмте, я уже закончил! — Томашевский, словно только и ждал приглашения, по-быстрому завершил работу системы, подхватил сумку и протянул руку профессору. — Спасибо, Игорь Николаевич, что уделили мне время. Я посижу ночью со статьёй, ещё немного переделаю и завтра перешлю вам на электронку новый вариант.

Профессор пожал протянутую руку и сдержанно кивнул в сторону Эрика:

— Это он?

Томашевский вместо ответа картинно закатил глаза и вздохнул:

— Знакомьтесь, профессор, это Эрик Рау, ваш студент-первокурсник.

Почему-то его попытка уйти от прямого ответа взбесила Эрика окончательно:

— Да, это я!

— Рау, Эрик. Действительно, где-то слышал… — надменно мурлыкнул Равацкий, внимательно разглядывая свой идеальный маникюр.

— Да, это я та «бабуля», что подкармливает Сергея Валентиновича, — вот так и только так. Застолбить! И никаких побитых молью докторишек. Его Тома, Эрика. Он демонстративно дождался, когда Томашевский покинет кабинет, и лишь после него вышел следом.

— Ты соображаешь, как и с кем разговариваешь, Эрик?! Ты хоть понимаешь, что университет тебе не школа и не дом родной! Школьные учителя и старушки у подъезда — просто милые феи по сравнению с местными преподами! Сожрут и не подавятся!

— Зато ты исстрадался, бедный, яблочки профессорские лопать. Животик не бо-бо?

— Эрик, опомнись, что ты несёшь? Ты ведь не для того столько сил потратил на поступление, чтобы вылететь отсюда до начала первой же сессии?

— Да этот старикашка говорил обо мне, словно я мебель! Нужно было молчать? Зато к тебе он клеился напропалую! Тебе, видно, нравится, раз ты его защищаешь!

— Ничего подобного!

— Он твой любовник! Я всё видел!

— Что ты видел, Эрик? Секс, может быть?! Уверен, что нет. Поэтому прекрати выдумывать и лезть в мои отношения с научным руководителем! Чтобы ты знал, у него жена и взрослые дети!

Сколько ни старался Эрик, ни единого признания из Томашевского выудить так и не смог. Знакомство с профессором Равацким как началось со взаимной неприязни, так и развивалось в том же направлении все четыре года до защиты диссертации бакалавра. Игорь Николаевич травил жизнь «любимого» студента сотнями изощрённых способов, а Эрик в отместку самозабвенно хамил, мелко пакостил и сходил с ума от бессилия и злости. Он не раз думал о том, что действительно вылетел бы из университета по какому-нибудь ерундовому поводу, если бы только не был лучшим студентом на курсе и если бы Тома не продолжал оставаться главным фаворитом заведующего кафедрой. Выпускную работу он написал под руководством Сергея — любой другой вариант грозил проблемами.

Тем не менее, время шло. Эрик мужал, профессор старел, а повзрослевший Серёжа даже после защиты кандидатской продолжал навещать Равацкого и с величайшим почтением относился к мельчайшим его просьбам. Эрик всё так же ненавидел профессора, но почти смирился, что для мести тот недосягаем.

И тут… Александр Широков, внук профессора Равацкого, целиком и полностью во власти Эрика. Судьба умеет преподносить сюрпризы, когда их не ждёшь. Вот уж подарок, так подарок!

====== “Свободные отношения” – Глава 4 ======

Отомстить никак не получалось. Был момент, когда Эрик на полном серьёзе усомнился в себе: обленился, растерял квалификацию и напрочь утратил способность нести возмездие, — но проблема, по всей видимости, крылась в чём-то другом.

Во-первых, месть не была справедливой. Эрик изначально не взял в расчёт, что собирается сливать негатив не напрямую источнику своих затянувшихся на много лет неприятностей, а невинному, в общем-то, человеку. Он пробовал задевать своего практиканта едкими насмешками и резковатыми придирками, он доводил свою критику до абсурда, но профессору Равацкому от этого не становилось ни холоднее, ни жарче. Вряд ли Шурик (так с лёгкой руки Рау стали звать новичка в коллективе вопреки собственному официальному «Александр») опускался до откровенных жалоб деду, а если и так, то вряд ли достопочтенному Игорю Николаевичу действительно были интересны проблемы своего непутёвого потомка. Равацкий, в принципе, принадлежал к тому сорту людей, которому есть дело только до себя и собственных неприятностей. Другое дело, если бы профессор переживал за внука, но нет, ему было абсолютно плевать. Естественно, накормлен, напоен, устроен и обогрет, но это всё явно ради очистки собственной совести и, разумеется, не пожизненно.

Во-вторых, месть не была увлекательной и удовольствия не доставляла. Мальчишка не сопротивлялся — то есть не сопротивлялся совершенно, абсолютно никаким нападкам. То ли отношение к миру у него было такое — индифферентно-пофигистичное, то ли мозги настолько неповоротливы, что не успевали сфабриковать в короткий срок даже самое простое, детсадовское «сам такой!», то ли… Возможно, Шурик был просто добрый, не способный ответить злом на самую горькую обиду?