Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян

Дальше кухня, всегда вызывающая у меня смесь озноба с восхищением. Этот народ ни хрена не боится, словно лазить по вертикали они начали раньше, чем ходить прямо. Движения Вано выверены, хоть и резки, пальцы на поясе словно не оттяжки выбирают, а нащупывают пистолет в кобуре. Ни грамма раздумий, только по-хозяйски окидывает взглядом скалу и, подцепив сумку с крючьями, лезет организовывать точки страховки, проверять имеющиеся, уже вбитые в трещины между камней, выщёлкивать играющие заклады. Я только смотрю, как он начинает удаляться, ловко двигаясь вверх. Что мне оставалось делать? За три месяца много чего усвоил, раз мог запросто снять растерявшегося со скалы — жаль покреститься не успел. Чуть дёргаю за верёвку.

— Какого надо? — орёт Ваня метров с пяти уже, и зрачки его как прикуриватели в авто. — Куда тебя несёт?

— Дополнительная проверка!

Отборный мат сыпется градом мне на башку, начинаю подъём. Честно говоря, на этой скале впервые, она для кмсников-виртуозов, а не для упёртых баранов. А дятел-каменщик всё долбит, и теперь вниз летят мелкие обломки породы, что и рот лишний раз не откроешь и глаза держишь долу, как отрок при крещении. Дополз до первого крюка, подёргал, стукнул молотком, швеллер «запел» — значит вбит на совесть, хоть и с психом. По вискам течёт пот, и сказать, что мне стрёмно — не сказать ничего. Боюсь, от слова «очень». До следующего крюка метра через три тянусь уже порядком нетрезвой рукой, в мыслях, как я буду мстить фюреру за себя любимого, висящего между небом и землёй с мокреющими от стекающего пота трусами.

— Слушай, — зову его в полный голос, чуть задрав голову. — А ты чего вообще от Германа хочешь, а? Нормальный, вроде, мужик…

— Знаю я, какой он мужик! — шипит похлеще кобры и шаркает об склон ногой, намеренно сыпя мне на голову камни. — Во всех подробностях знаю, — слышу сарказм и издёвку, с пошловатым привкусом, передёргивает неосознанно, но так, что обратно уже расслабиться не выходит, — строит только из себя не пойми что. Знал бы своё место, проблем бы не имел.

— Ты, что ли, его проблема?.. — выходит не менее доброжелательно. Ползти прекращаю, и так высоко — падать больно будет. Вспоминаю, что успел прищёлкнуться и закрепиться, но представьте себе падение мешка с костями на верёвке.

— Я — её решение. А вот ты мне конкретно мешаешь… — останавливается тоже и тянется к ремню. — Горы, Славик, опасная штука, никогда не знаешь что может произойти, — щёлкает карабином и вынимает нож, а я удар сердца пропускаю. — Теперь всё будет проще. Герман сам ко мне придёт, когда идти будет больше некуда. Ну, а я уж по доброте душевной обогрею. Тебя только жалко, молодой совсем, мог бы жить и жить… Кстати, чтобы немного утешить, скажу: это любимая гора Германии и самый памятный склон. Он его только на нижней страховке одолел, а потом в аварию попал.

Говоря всё это, Ваня ловко, как кошак, залезает на каменный козырёк, сидя на кортах, пристально смотрит на меня, медленно водя лезвием по верёвке, перетирая, а не рассекая, чтобы следы замести. Мне бы зажмуриться и проснуться, так нет же реал, мать его: вжался в скалу, руками нащупав два удобных камня, ногой в аккурат попал на закладку, старую, хорошую, специально для отдыха задуманную. Кто её вбил? По какому велению небес? Мимо змеёй шуршат вниз останки верёвки. Ваня злобно ухмыляется: понимает, что руки у меня не железные, и упасть — дело времени. Только эта падла не в курсе, что жить я планирую ещё лет шестьдесят и помереть в собственном доме, на минуту пережив одного потрясного старикана, сжимая рукой его зад. И гор, блядь, вокруг моего дома в радиусе сто километров не будет!

====== Глава XV ======

Яр

Сколько времени прошло с момента, как аспид этот горный ушёл — даже не задумывался. Отдышавшись, резкими выдохами выгоняя панику из лёгких и башки, осторожно осматриваюсь — высоко, и солнце уже к горизонту сползает. Ландшафт горы довольно удобный, выступов полно, трещин и Ванькиных закладок: ползи — не хочу! А я не хочу! Как, интересно, он собрался объяснять моё отсутствие на базе, а потом хладный труп у подножия? Осторожно подтягиваю край верёвки через свой пояс: я же не просто так его держу, протаскиваю через крюк, закрепляю — уже не свалюсь, повисну, но надо раскачаться и начать движение вверх. Потихоньку. Постепенно. Слепой Гер смог, а чем хуже я?

Первые три метра промочили мне футболку потом насквозь, когда нет верёвки, становится реально страшно за последствия. Пообламывал ногти, с силой хватаясь за камни, а боли почти не чувствовал, мог бы — и зубами бы вцепился. На секунду представил, что падаю вниз, и тут же с утроенной силой захотел жить. Ползу вверх с грацией и скоростью хамелеона, вгоняя камалот* в любую подходящую щель, пот холодный градом, отдыхать себе позволяю лишь на пару вдохов-выдохов, потому что сумерки не за горами, а с ними придёт пиздец.

Вечер не за горами.

Когда рак на горе свистнет.

Умный в гору не пойдёт — умный гору обойдёт.

Если гора не идёт к Магомету…

Везде эти блядские горы!

Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так…

Парня в горы веди — тяни…

А ведь реально тут на высоте начинаешь видеть мир в другой проекции, хоть и сверху, как сильный и гордый орёл, но на деле полнейшей букашкой себя ощущаешь, ещё и беспомощной. Сила-то важна… но выносливость и дыхалка… Вспоминаю о каждой скуренной пачке в день… а то и не одной, как же теперь царапает под рёбрами лёгкая одышка, и воздуха не хватает до звона в ушах. Решаю бросить. Хотя бы попробовать! Перевожу дух, с ужасом понимая, что не продвинулся даже на двести метров, потому рукой закладка и не нашаривается. Пересыпаю пальцы магнезией, напряжение запредельное, каждая мышца трясётся, едва не роняю банку, замираю… дышу… восстановить дыхание не получается. В обступающем меня пространстве, вроде бы живом и чирикающем, слышу лишь собственное сердце, живой упрямый моторчик.

Собираю волю в кулак, ещё два-три поползновения вверх по скале, и пальцы хватают крюк. Подтянулся, протащил верёвку, прищёлкнулся. Пытаюсь вспомнить, почему нельзя спуститься вниз на нижней страховке. Потому, что я на ручнике сам в одиночку никогда не спускался, верёвка толком не закреплена, перчаток нет, а значит, ожог руки обеспечен, и страхующего внизу нет — побьюсь о скалу. Как хорошо на высоте матчасть вспоминается, даже то, что неважно и мелким шрифтом. Я даже сейчас название типографии и год издания брошюрки вспомню. Покачнулся. Тело немеет. Только этого не хватало — отключиться или словить панический приход. Продышался, слюны во рту нет, язык к нёбу присыхает, за глоток воды яйца отдам… Ой, бля… нет, лучше сдохну! Кислая недобрая усмешка кривит губы. Давай, Соколов, оправдывай фамилию и дерзкий характер! Это раньше тебе нечего было терять, а теперь… Есть Он. И мечта. И инвалидом стать не хочется, лучше сразу разбиться, а ты столько в жизни дерьма сделал, что тебя туда не пустят, тут оставят. И как Герка с этим жил… Я бы не смог. А он смог. И в горы ещё лазит. Лучше бы пазлы собирал!

Время просто тянется, как жвачка, или вообще стоит на месте. Все ощущения — это напряжение, покалывание в сдыхающих мышцах и саднящие стёртые локти и колени. Снова смотрю вверх — вот она, нависающая плита, и как, сука, я полезу по ней… не представляю даже в бурных смелых фантазиях, как секс, стоя в гамаке. Ну привет, пиздец!

Нога срывается подло и неожиданно. А следом мой крик — нецензурный, короткий и хриплый.

Герман

Томящее паскудное чувство не проходит. Почему я места себе не нахожу? Поел через силу — можно сказать, ничего не поел. Котлета по вкусу напомнила мягкую подошву, хотя слышал: у ребят через стол трещало за ушами, и все сбегали за добавкой. У Артемия напротив, по ходу, такие же проблемы с аппетитом, и думаем мы об одном и том же человеке. Что Слава пошёл контролировать Ваню, я вытряс из Артемия на пятой минуте допроса. Просто хотел удостовериться, что человек успокоился, и не нашёл его, хотя раньше было впечатление, будто завхоз постоянно за моей спиной стоит.