Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Сердце ускоряется. Как и писк рядом со мной. Я тяну затёкшую руку и накрываю свой живот. Он не совсем плоский. Но там однозначно больше нет моего ребёнка.
Я обхватываю живот рукой, чувствую резкую боль. С удивлением смотрю на кровь в районе локтевого сгиба и вырванный от резкого движения катетер.
Мне страшно. Я не готова пока… Не хочу приходить в себя. Хочу спрятаться в своём бессознательном состоянии. Облизываю сухие губы. Чувствую языком грубые неровности. Мои губы покрыты засохшими трещинами.
В палату входит женщина лет тридцати пяти в белом халате.
— Очнулась? Вот и молодец! — говорит она мне, подходя ближе. — А это что за…?
Она осматривает вырванный катетер. Качает головой. Вскрывает новую упаковку и хочет снова вставить мне в руку иглу.
— Где мой ребёнок? — хрипло спрашиваю у неё. — Где мой сын?
Она бросает на меня быстрый взгляд и игнорирует вопросы.
— Сейчас я установлю катетер и поставлю капельницу, — говорит она. — Пожалуйста, не вырывайте снова. Вам необходимо немного восстановиться. У вас было сильное обезвоживание и слабость. Так же нужен окситоцин, чтобы матка скорее сокращалась.
— Где мой ребёнок? — упрямо твержу свой вопрос.
— Я не знаю, извините, — она поднимает глаза на моё лицо. — Я только заступила на смену. Но я узнаю и сразу вам скажу, хорошо? Только не срывайте иглу. Вену порвёте.
Даже если она меня обманывает, я не вижу этого в её открытом взгляде. Она смотрит сочувственно, но без жалости. Возможно, я просто отвратительно выгляжу.
— Если вы будете умницей, к вечеру вас уже переведут в послеродовое отделение.
***
Быть умницей тяжело, когда ты не знаешь, чего ждать от будущего. Но я стараюсь изо всех сил. В палату привозят новую пациентку в очень тяжёлом состоянии, и доктор, та женщина, увивается около неё.
И я вынуждена провести время до вечера в неведении.
Вечером меня переводят на другой этаж. В отдельную палату. Здесь слишком пусто и стерильно чисто. Я смотрю в чёрный экран телевизора, пока санитарка не приносит мне поднос с лёгким ужином.
— Где мой ребёнок? — спрашиваю у неё.
Она смотрит непонимающе.
— Где мой ребёнок? Сын? — снова предпринимаю попытку.
— С утра придёт ваш лечащий врач и ответит на все вопросы. Я не обладаю достаточной информацией, — выдавливает она. — Вам нужно поесть. Моя работа проста.
Она поднимает спинку кровати, ставит поднос на специальный столик и оставляет меня одну.
Я заставляю себя выпить несколько ложек куриного бульона и сгрызть пару сухариков белого хлеба. Выпиваю кружку чая.
Санитарка возвращается с сумкой и букетом.
— От вашего мужа, — говорит она.
Я принимаю букет, и она ставит сумку на кресло. Скрывается за одной дверью, выходит с вазой.
— Давайте я поставлю на столик.
Я протягиваю ей цветы и вижу небольшой конвертик на прищепке. Выхватываю записку.
— Здесь пульт. — Она указывает на стену рядом со мной. — Будет плохо — жмите красную кнопку. Жёлтая — выключает свет в палате, зелёная — вызов персонала, чёрные — регулируют положение спинки кровати.
— Спасибо, — шепчу я.
Конвертик обжигает руку, но я не хочу читать записку Тихона при этой женщине.
— Спокойной ночи, — говорит она и выходит из палаты.
Я торопливо достаю записку. «Севиндж, я люблю тебя. Всё хорошо. Ты — большая умница, моя милая девочка. Я горжусь тобой».
Качаю с досадой головой. Почему нельзя было просто написать, где мой ребёнок?
***
С утра ко мне приходит Герман Олегович. Он так долго рассказывает мне о моём здоровье, что я хочу треснуть врача по голове.
— Ты молодец, Севиндж, держалась, как боец. Думаю, если бы не преждевременная отслойка плаценты и последующее кровотечение, ты прекрасно справилась бы сама. — говорит он с мягкой улыбкой.
— Где мой сын? — устало спрашиваю я.
Уверена, если он сейчас же не ответит мне, я устрою истерику. Неужели я так много прошу? Просто скажите мне правду!
— Он… — говорит Герман Олегович, но в кабинет влетает медсестра.
Она говорит что-то и тянет доктора на выход.
— Извини, Севиндж, я должен идти. Это срочно.
И я снова остаюсь без ответа!
***
Ближе к обеду в приоткрытую дверь всовывается лохматая голова Тихона.
— Не спишь? — он неуверенно улыбается мне и проходит.
— Где он, Тихон? — настойчиво спрашиваю я.
— Малыш пока в кювезе, в детской реанимации. — мгновенно слышу ответ и сжимаюсь от страха. — С ним всё хорошо, Севиндж.
Он берёт мою руку и легонько сжимает:
— Я тебе обещаю, с ним всё будет хорошо.
— Почему он в реанимации?
— Острая гипоксия. Они просто перестраховываются.
— Ты был там?
— Да, я только от него. Внутрь нельзя, но я видел его. Он крупненький, крепенький малыш. С ним всё будет хорошо.
— Слава Богу! — выдыхаю я и начинаю плакать.
— Не плачь, Севиндж, — воркует Тихон и целует меня. — Тебе нельзя теперь плакать. Тебе нужно скорее восстанавливать силы. Ты справилась, девочка. Ты вела себя мужественно. Ты спасла нашего сына и выжила сама.
Я не чувствую ничего из этого. Я чувствую себя слабой и больной. Я чувствую, что провалила миссию.
— Я чуть не потеряла его, Тихон, — вырывается у меня с рыданиями. — Я так боялась! Я не позволяла себе ни на секунду впасть в истерику. Не поддавалась панике. Я делала всё правильно, как учили на курсах, и всё равно не справилась, не смогла родить…
Муж бережно обнимает меня, касается моего лица.
— Севиндж, послушай меня, родная, — от его проникновенного шёпота по моему телу бегут мурашки. — Ты сделала всё правильно. Всё, что было в твоих силах. Использовала все внутренние ресурсы. Когда я нашёл тебя… Я думал, что потерял тебя. Вас обоих. И только благодаря тебе моя семья, моя жизнь остаётся цельной. Я люблю тебя. Даже не думай винить себя. Не сомневайся. Ты невероятно сильная, моя девочка.
— Я так рада, что ты здесь, — шепчу я. — Я боялась, что никогда больше не увижу тебя. Поцелуй меня. Прямо сейчас!
И он целует меня. Сильно. Глубоко. Твёрдо. Жёстко. Вверяя мне все свои эмоции и страхи.
Я вижу животный ужас, что плещется в глубине его глаз. Слава Богу, я справилась! Я не хочу представлять мир, в котором не будет Тихона.
Глава 54
Он.
Вижу, что ей больно, но она упрямо идёт сама. Вдоль стенки. По длинному коридору. До самого дальнего туалета. Хотя в её палате есть своя уборная.
Останавливается. Обхватывает живот руками. И я мучительно хочу прекратить это страдание.
Она поворачивается и машет мне рукой. Улыбается. Успокаивает своим видом. Когда я хочу, чтобы она просто позволила мне поднять себя на руки и утащить обратно в палату. Но она не неженка.
Усмехаюсь ей в ответ. Севиндж отворачивается и продолжает движение.
— Папочка, вы должны дать ей немного независимости, — хмурится пожилая медсестра. — Она быстрее встанет на ноги без вашей гиперопеки.
— Так даю, — бросаю ей и снова устремляю взгляд к удаляющейся хрупкой фигуре, качая головой. — Рано встала.
— Третий день после операции-то? — смеётся та. — В самый раз. Бережёте больно, чай не хрустальная ваза. Как ребёнка на руках носить будет? Или вы на подхвате всегда будете?
Женщина удаляется, и я понимаю, что она права. Севиндж куда сильнее, чем я привык о ней думать.
Захожу в палату и терпеливо жду возвращения жены.
***
Смотрю на Севиндж. Она такая бледная! Прикусывает губу и стонет еле слышно.
— Это настоящее мучение, Тихон, — жалуется она. — Когда мне принесут ребёнка?
— Давай помогу, — я подсаживаюсь ближе и забираю молокоотсос. — Пусть руки отдохнут.
— Мне кажется, они сейчас лопнут, — краснеет Севиндж, — как переспелые арбузы.
Она смеётся, но мне не до смеха. Обхватываю её полную грудь рукой, чтобы удобнее было сцеживать молоко, и чувствую желание.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
