***
Кое-как запихнуть ключ в скважину, с пятой попытки повернув в нужную сторону, ввалиться в квартиру и тут же, сбросив куртку, дёрнуть на себя спешно вылезающее из кед со смятыми задниками тело. Одним резким движением расстегнуть молнию на толстовке и тут же стащить её.
Ладонями по голым плечам, стискивая острые локти, и тут же по торсу, сжимая рёбра. На ощупь шарить, не глядя, приступами дышать, не отрываясь от влажных губ саднящими своими. Шаг, оттесняя к зеркальным панелям, шаг, подталкивая к гладкой поверхности, шаг, вжимая в неё лопатками.
Выбираюсь из собственной обуви, мельком подумав, что придурковатая привычка не завязывать, а просто заталкивать шнурки за язычок никогда не была так кстати.
Под бёдра подхватить и, с трудом удерживая, впечатать в стену около дивана и, запалив краем глаза этот крайне интересующий меня сейчас предмет интерьера, потянуть мальчишку к нему, чтобы наконец-то уже вытряхнуть его из этих блядских джинсов.
– Кровать… – задыхаясь, шепчет мне на ухо, неловко цепляясь за шею, и жмётся, жмётся, путаясь под ногами.
– Какая к хуям кровать, малыш? – проговариваю хрипло, ощущая движение проворных пальцев в районе ремня. Слышу, как расстёгивает пряжку, вытягивая полоску кожи из шлёвки, как следом принимается теребить пуговицу.
– Пожалуйста, Рен! На кровати…
Чертыхаюсь про себя и в три прыжка оказываюсь у этой самой, заваленной испорченными шмотками поверхности и, не разгребая, скидываю всё на пол вместе с покрывалом. Подходит медленнее, колеблется, как если бы и не было ничего. Выдыхаю и развожу руки в стороны, словно в попытке ладонями обхватить весь траходром. Одним слитным движением проводит пальцами по волосам и, оказавшись рядом почти вплотную, цепляется за низ моей футболки и стягивает её. Дыханием проходится по груди и неожиданно сильно толкает на кровать.
Перед глазами мельтешат навязчивые звёздочки, а на бёдра уже опускается приятная тяжесть и, помедлив, плюхается сверху уже всем телом, подбородком больно надавив на ключицу. Перетекает выше, обхватывает поперёк голого торса, ласкается, и мы просто катаемся по чёртовой кровати.
Принимаюсь вслепую шарить под подушкой и понимаю, что, собственно, ничего там не шуршит. Вот же блядство, а! Ну почему вездесущий закон подлости срабатывает именно сейчас?!
– У меня нет резинки, – выдыхаю как раз тогда, когда мальчишка расстёгивает молнию на моих джинсах и, подцепив их, готовится потянуть вниз. Останавливается, легонько прикусывает тонкую кожу за мочкой уха и выдыхает так, что меня невольно прошибает колючими мурашками:
– Да пофиг, давай так.
Вот тут и думать уже как-то не очень выходит, всё сливается в единый поток горячих дразнящих прикосновений. Ведёт по бокам, царапая рёбра, касается плеч, перехватывает мои руки на уровне локтей и, используя их как опору, резко дёргает, перекатываясь сначала набок, а потом и вовсе оказываясь подо мной. Улыбается, уползая повыше и вклинивая колено между моих ног.
– Привстань, – просит, уцепившись за плечо и вжавшись в меня.
Выполняю просьбу автоматически, ориентируясь лишь на его голос и почти болезненные ощущения в штанах. Тянет мои руки вверх, почти всем весом укладывая на свою хилую тушку. Огладив предплечья, сплетает пальцы, с силой сжимая мои, и, выпустив их, снова возвращается к запястьям, ни на секунду не отрываясь от моей шеи, которая наверняка будет разукрашена куда праздничнее обычного. Багряные засосы поверх узора татуировок.
Расслабляюсь, пока позволяя ему вести, и дёргаюсь всем телом от негромкого щелчка. Тут же второй.
Скатывается вниз и ловко в сторону, пока я заторможено соображаю, что произошло и почему запястья так холодит. Холодит двумя полосками металла. Уже знакомыми мне.
Стискиваю челюсти. А в груди колотится, всё не отпускает оплавившая нижние рёбра волна – тело ещё не понимает, почему чёртова заминка никак не заканчивается.
Подаюсь вперёд и, приподнявшись, пальцами ощупываю тонкую цепочку, пропущенную через кованую спинку кровати.
– Повторяешься, – выдаю сквозь зубы только для того, чтобы башню не разорвало от желания оторвать кусок причудливого чугунного орнамента, и, как следует замахнувшись, проломить ему башку.
Закусываю губу, чтобы не ставить себя в ещё более идиотское положение, если это вообще возможно. Протяжно вздыхает, и я, не сдержавшись, поворачиваю голову в его сторону. Валяется тут же рядом на кровати, и, готов поклясться, его глаза блестят как у чокнутого шизоида.
Проговариваю, медленно чеканя каждый слог, тщательно укрывая притаившееся было в интонациях бешенство:
– Отстегни меня.
Тут же кивает, да с таким энтузиазмом, что ещё чуть-чуть, и позвонки хрустнут:
– Угу, а потом сними трусишки и разведи булки?
Упираюсь коленом в покрывало и, сжав кулаки, дёргаю изо всех сил. Разумеется, бесполезно, только запястья словно водкой облили и подожгли – ободрал к хуям.
Усмехается и лениво гладит меня по лопатке. Дёргаюсь, уходя от прикосновения.
– Ласты убрал.
Посмеивается в ответ и, плавно перекатившись на бок, привстает на кровати, опираясь на вытянутую руку, а после и вовсе исчезает из зоны видимости.
Живота касаются тонкие пальчики и, спустившись ниже, хватаются за расстёгнутые края штанов. И чем ниже он их тянет, тем больше я начинаю понимать.
– Эй, только попробуй! Я тебе кадык вырву!
– Ага-ага… Сначала кисть себе отгрызи. Думаю, как раз управлюсь, пока будешь давиться пальцами.
Шлепок приходится на обнажившееся бедро, и я чувствую, как лицо заливает краска. Унижением топит, забиваясь в ноздри и медленно скатываясь по глотке вниз. Словно нахлебался этого мерзкого ощущения, и приходится глотать, чтобы не задохнуться.
– Ну как, нравится? Расскажи мне, каково оно?
Начинаю догонять, проводить параллели. Догадываться, почему именно так.
– Я тебя не принуждал.
Попытка слабая, но больше сказать нечего. Не принуждал, верно…
Заканчивает за меня:
– Ты просто не оставил мне выбора. Так каково оно, Рен?!
Заваливается сверху, растекается по спине, прижимаясь пахом к моей заднице, и ладонями, словно заведённый, монотонно, не меняя темпа, оглаживает меня от груди и до резинки оставшихся на месте боксеров. До этого самого момента, когда цепляется за неё и легко стягивает их вниз, оставляя болтаться где-то на уровне коленей, продолжает ёрзать грубой джинсой по моей голой заднице.
Твою мать, твою бабушку, твоего лешего лысым коленом!
