ВОЛКИ: Братство порока - Стенберг Леа

Тиль осторожно повернулась и взглянула на него еще раз. Высокий, мускулистый. С краешка его губ свисала дымящаяся сигарета. Странным образом она не выпадала изо рта, когда он разговаривал. Девушка опустила взгляд на его пыльные ботинки, затем подняла выше – на лицо и вздрогнула, когда черные глаза парня, опасно сверкнув, впились в нее.

Тиль резко отвернулась. Это заметно позабавило Малин.

– Все мечтают стать одним из них. – Сказала она. – Но везет единицам. Тем, кто получает приглашение. Поговаривают, для инициации нужно пройти множество испытаний. Но если бы мне подвернулся шанс… – Малин закатила глаза, – я бы сделала, что угодно.

– Почему тогда Оливия сказала, держаться подальше от волков? – Почти прошептала Тиль.

Краем глаза она заметила, как один из парней передает что-то Матсу, и тот прячет это в карман.

– Из-за Эрика Аспа. – Усмехнулась Малин. – Вон тот светленький с перстнями на пальцах и длинной челкой. Он волк по праву рождения. Альфа. Главный в их стае. Они с Оливией дружили с детства, а после его инициации все разладилось. Теперь они ненавидят друг друга.

Тот, о ком она говорила, швырнул на ступени окурок, развернулся и направился к входу. Его друзья, попрощавшись с Матсом Нюбергом, тоже поспешили на занятия.

– Или дело в Агнес. – Задумчиво проговорила Малин. – Она много времени проводила с ними и вроде как собиралась стать волчицей. Оливия думает, ее исчезновение как-то с этим связано, но по мне так это все фигня. Ну, что идем?

– Да.

Они отправились вверх по ступеням, а Матс стал спускаться вниз. Он прошел буквально в паре метров от них, даже не взглянув в их сторону. Воздух наполнился ароматом его парфюма – терпким, древесным.

Парень не собирался на занятия. Ну, разумеется.

Она обернулась, чтобы проводить его взглядом. Ей показалось, от него повеяло холодком. Прежде, чем парень успел спрятать руки в карманы, Тиль заметила, что костяшки его пальцев избиты в кровь, и раны были свежими.

Глава 6

Насчет университета Оливия была права: сразу сориентироваться у Тиль не вышло. Если перед занятиями ей помогла найти нужную аудиторию Малин, то после первой лекции девушке пришлось воспользоваться помощью специального приложения, о котором упоминала куратор.

Потолки в старинных корпусах Варстада были высокими, как в соборе, а коридоры казались бесконечными. Естественный свет проникал в здание через бесчисленное количество узких окон, но его тут же пожирали тусклые стены. Обувь грохотала по каменному полу, когда студенты во время перерывов блуждали по этажам, и застывший воздух приходил в движение, наполняясь красками запахов.

Залы, в которых проходила практика искусств, поразили девушку особенно. Просторные помещения, наполненные солнцем, были заставлены по краям столами или печами для обжига, а по центру всегда оставалось много места для мольбертов и для того, чтобы преподаватель мог свободно перемещаться меж занятыми работой студентами, контролировать процессы и давать подсказки и наставления.

Один из них, который преподавал рисунок, взял Тиль к себе на курс и сразу уделил ей особое внимание. Его звали профессор Лудде Кельберг. Пожилой, странноватый господин в очках, клетчатой рубашке, широких серых брюках на подтяжках и растянутом темном пиджаке. Он пригласил Тиль к себе в кабинет и долго мучил ее вопросами о том, как она видит свое будущее в искусстве, и почему отдает предпочтение монохромным иллюстрациям, ведь цвет – главное орудие живописца.

Тиль и сама не знала, почему так любит работать углем. Черно-белая гамма словно усиливала впечатление от рисунка, позволяла передать конкретное чувство, не отвлекала, не сбивала зрителя с толку. Даже нервно потирая ладони в поисках ответа на этот сложный вопрос, девушка заинтересованным взглядом рассматривала жидкие кудри преподавателя, окружавшие его блестящую лысину на макушке, и представляла, как нарисует их – они станут завершающим штрихом в его портрете. Точнее, штрихами: мелкими спиральками, живыми, колышущимися на ветру, который гуляет по коридорам Варстада.

– Вы мне нравитесь, Матильда. – Серьезно сказал господин Кельберг, наклонившись на стол. – Но вам нужно научиться отстаивать свою точку зрения. Гнуть свою линию, иначе, сами не поймете, как окажетесь под чужим влиянием. Взять, хотя бы, профессора Гётзе: он будет вести у вас курс живописи – хитрец возьмет вас в оборот. Не успеете и глазом моргнуть, как попадете к нему на практику в музей, где придется махать кистью круглые сутки, чтобы заслужить его одобрение. Закончится это все тем, что вы забудете про свою страсть к угольной технике и будете оформлять выставки и скучные мероприятия до конца своих дней.

– Я еще не решила, кем хочу стать. – Пожала плечами Тиль. – Я еще в поиске.

– Дизайнером, архитектором, реставратором? – Усмехнулся профессор, почесав лысину. – Вы отнюдь не какая-то там посредственность, деточка.

– Вы поняли это за тридцать минут разговора?

Он улыбнулся.

– Я видел почти все ваши работы, госпожа Хаммар. И был тем, кто ходатайствовал о принятии вас на отделение искусств.

– О…

– И мне будет обидно, если вы попадете на конвейер к Гетзе. Да, его ученики хорошо устраиваются в жизни, но все они лишь номенклатурные работники, занимающие важные посты в департаментах. А вы – штучный экземпляр, вы зачахнете без искусства.

– Мне приятно, конечно…

– В ваших работах есть душа, Матильда. Вы рисуете одним цветом, но удивительным образом передаете разницу тона, это уникальный навык.

– Спасибо.

– Моя студия всегда открыта для вас. – Серьезно заметил профессор. – И вот еще. – Он встал и протянул ей ключ. – Идемте.

Тиль поднялась и растерянно поплелась за ним. Они прошли через зал, в котором десяток студентов корпел над мольбертами, затем вошли в смежное помещение, похожее на кладовую. Куча хлама, бумаги, картона, инструментов, полки с красками, раковина с водой.

Профессор Кельберг провел ее мимо них к закутку, в конце которого показалась дверь.

– Один очень талантливый студент использовал эту комнатку как убежище. – Произнес он, указывая на замочную скважину. – Приходил сюда в поисках покоя и умиротворения. Знаете, художникам это нужно.

Тиль вставила ключ в замок, повернула и посмотрела на преподавателя. Тот улыбнулся.

– Долгие годы убежище пустовало в ожидании нового мастера, но теперь, я уверен, оно вновь наполнится жизнью.

Профессор толкнул дверь, и девушка вошла.

Внутри было тесно, но светло. Из окна открывался потрясающий вид на кампус и реку. Даже, несмотря на то, что тайная каморка, скрытая от посторонних глаз, была не более десяти квадратных метров по площади, и часть ее была занята столом, рядом оставалось еще место для творчества. А одна из стен была обита пробкой, что упрощало крепление на нее набросков, если вдруг захочется смотреть на свои работы и анализировать их.

– Нравится?

– Да. – Пораженно произнесла Тиль.

– Можете работать здесь в свободное время.

– Серьезно?

– Всегда, когда захотите. И не только работать. Если просто захочется побыть одной, приходите.

Она обернулась и посмотрела на профессора.

– Об этой комнате кто-то знает?

– Возможно. – С улыбкой пожал плечами мужчина. – Но это же Варстад. Здесь, как в Хогвартсе, еще столько неисследованных помещений и сюрпризов.

– А это студент… – задумалась Тиль. – Что с ним стало?

– Это был я. – Подмигнул ей Лудде Кельберг. – Варстад стал моим домом, а желание донести до молодых художников мысль о том, что у творчества нет запретов и границ, моей профессией.

– Почему же вы решили, что я достойна того, чтобы стать новым владельцем этой чудесной мини-мастерской?

– Особые таланты требуют особого подхода. В вашем творчестве, госпожа Хаммар, есть что-то такое, что мне хочется понять. Какая-то загадка. Тайна. Какая-то скрытая боль, которую видно в каждом штрихе, каждой линии. Она ведь есть? Верно?