Ткач (ЛП) - Робертс Тиффани

— Ты ошибаешься, каменный череп.

— В каком смысле, иглоногий?

— Это не для него, и я не прятался, пока работал над этим.

— За последние несколько дней я входил в твое логово восемь раз, и Телок, — Уркот кивнул в сторону их друга, — сказал, что делал это еще шесть раз, но ты ни разу не заметил нашего присутствия.

— Действительно, — решительно сказал Телок.

— Я знал о вашем присутствии, — ответил Рекош. — Я просто решил сосредоточиться на работе.

Судя по тому, как остальные смотрели на него, они поверили его заявлению не больше, чем он сам. Они знали, что он был полностью поглощен своей задачей… И он тоже это знал.

— Ты хоть что-нибудь ел с тех пор, как начал? — спросил Уркот.

Рекош тяжело вздохнул, повернув руку ладонью вверх.

— Я ел достаточно. Я был так сосредоточен, что не чувствовал необходимости есть больше.

Уркот выпрямился и соскользнул с помоста.

— Итак, ты морил себя голодом и прятался в своем логове. Ты вполне мог бы сделать это еще в Калдараке.

— В Калдараке нет всех моих инструментов.

Телок беспокойно поскреб кончиком ноги по полу.

— Здесь у тебя есть все инструменты, которые могут понадобиться.

С низким рычанием Рекош указал на свою сумку.

— Это лучшее изделие, когда-либо производившееся в Такарале. Ему нет равных. Ни здесь, ни там. Его нельзя было изготовить никакими инструментами, кроме моих собственных. И как только я отдам его Ахмье, все узнают, что и ее красота, и ее пара не имеют себе равных.

Уркот защебетал.

— Ты не ее пара.

— Пока, — поправил Рекош.

— И ты не несравненный, — добавил Телок.

Рекош выпрямился, расправив плечи.

— Назови мне того, кто лучше за ткацким станком.

Подняв жвалы в том, что люди называли улыбкой, Уркот сказал:

— Кетан, по крайней мере, равен тебе.

— Кетан давно не практиковался, не то чтобы практика что-то изменила. Это оскорбление, что кто-то из вас даже задумывается о возможности того, что он мне ровня.

Телок щелкнул клыками.

— Я не верю, что он согласится.

Рекош фыркнул.

— Потому что его гордость перевешивает честность.

— Он также равен тебе в непоколебимой сосредоточенности на соперничестве, которое вы двое вновь разожгли, — сказал Уркот.

— Сосредоточенность — это не то слово, которое ты имеешь в виду, Уркот, — сказал Телок. — Это одержимость.

Уперев руки в бока, Рекош свирепо посмотрел на Телока.

— Нет, это страсть. Возможно, однажды ты поймешь.

— Я все еще готов кусаться, Рекош.

— Ах, но ты этого не сделаешь, — Рекош приподнял жвалы. — Ранение только задержит нас еще больше.

— Я воздержусь не потому, что это задержит нас, а потому, что твое мучительное нытье по дороге повергнет меня в безумие.

Уркот скрестил руки в знаке восьмерки — неполный жест, учитывая отсутствие руки.

— Восьмерка, защити нас от этого. Мы бы не пережили такого путешествия.

— Однако если мы будем полагаться на Телока в беседах, то умрем от скуки, — сказал Рекош.

Пренебрежительно махнув рукой, охотник сказал:

— Это было бы менее болезненно.

— Когда кого-нибудь из нас останавливала боль, Телок?

— Кроме как прямо сейчас?

— Ты действительно собираешься подарить платье Ахмье, когда мы вернемся? — спросил Уркот, серьезность в его тоне пробилась сквозь веселье Рекоша.

— Да.

Уркот снова защебетал, в его голубых глазах заплясали веселые огоньки.

— Что такое, каменный череп? Что тебя забавляет? — требовательно спросил Рекош.

— Мысль о маленькой Ахмье, одетой в твой шелк, такой тонкий и причудливый, но с большими черными фотинками на ногах, которые носят все люди.

— Ботинки, — прошипел Рекош по-английски. — Они называются ботинками.

— Да, они. Дотинки. Всегда в грязи. Твой шелк будет сиять по сравнению с ними.

Жвалы Рекоша опустились. В голосе Уркота явно слышалась насмешка, но он не ошибся. Ботинки были прочными покрытиями для ног, которые защищали мягкие ступни людей от бесчисленных опасностей в путешествии по суровой дикой местности между Такаралом и Калдараком. Они были полезны.

Но они не были элегантными, грациозными или украшающими. Они были бы полной противоположностью платью, сшитому Рекошем.

А в случае Ахмьи они были слишком большими. Сколько раз за время их путешествий ботинок соскальзывал с одной из ее изящных ножек? Если он собирался подарить ей платье, ей нужна была подходящая обувь к нему — подходящая как по функциям, так и по внешнему виду.

— Ты сокрушил его дух, Уркот, — сказал Телок. — Он не подумал о ее ногах.

Сузив глаза, Рекош раздраженно фыркнул и щелкнул клыками.

— Если вы закончили бросаться колкостями, давайте уйдем. Мои сердца рады этому путешествию. Мы воссоединимся с нашим племенем, и я заявлю права на свою пару и положу конец любым вопросам о том, кто лучший ткач. Даже Кетан не сможет отрицать, что мое мастерство выше.

— Это зависит от того, о каком умении ты говоришь, Рекош, — сказала самка глубоким, теплым голосом у него за спиной.

Он защебетал, чуть приподняв жвалы, и повернулся лицом к новоприбывшей.

— Умения, моя королева. Есть несколько дел, в которых я лучше вашего брата.

Ансет, королева Такарала, остановилась в двух шагах от Рекоша и остальных. Она вместе со своими братьями по выводку Кетаном и Ишкалом, который пал во время войны с Зурваши, были старейшими друзьями Рекоша, Уркота и Телока.

Хотя прошло несколько лунных циклов с тех пор, как она в последний раз надевала золото, кожу и бусы, что обычно носили Клыки Королевы, все равно было странно видеть ее без этих украшений.

На ней было свободное белое шелковое одеяние, закрывавшее грудь и спускавшееся ниже талии, стянутое голубым поясом. Люди называли это туникой. Это казалось идеальным сочетанием простоты, скромности и элегантности для такого создания, как Ансет.

Верховный Клык Корахла, супруга королевы, стояла рядом с Ансет. Склонив голову, она постучала костяшками пальцев по головному гребню в знак уважения и приветствия Рекошу, Уркоту и Телоку. Она тоже избавилась от атрибутов, которые когда-то ассоциировались с ее положением, в пользу туники, похожей на одеяние Ансет, но все еще держала боевое копье, древко которого было зажато в сгибе нижней руки, а наконечник направлен вниз.

Единственное золото, которое носили обе женщины, — одинаковые золотые обручи — один вокруг правого жвала Ансет, другой вокруг левого Корахлы.

— Могу ли я угадать, какие именно? — весело спросила Ансет, ее фиолетовые глаза задорно сузились.

— Я бы не осмелился навязываться, прося вас об этом, — Рекош склонил голову и коснулся костяшками пальцев головного гребня.

Ансет выставила переднюю ногу вперед, мягко коснувшись ею ноги Рекоша.

— Ты же знаешь, я не хочу, чтобы между нами были такие формальности.

— Он ничего не может с собой поделать, — сказал Уркот, слегка поклонившись, прежде чем вытянуть переднюю ногу и коснуться конечности королевы. — Распушенный шелк в его голове занимает все пространство, поэтому слова просто слетают с его губ.

Телок оттолкнулся от колонны, к которой прислонился ранее, и поприветствовал королеву таким же образом.

— Она знает, Уркот.

— Да. Ансет прекрасно осведомлена, — сказала Корахла.

— Это бóльшая честь, чем мы заслуживаем, — сказал Рекош, делая шаг назад. — Сама королева Такарала пришла проводить нас.

— Значит, ты уходишь, — жвалы Ансет отвисли. — Как это ни глупо, я надеялась, что ты передумаешь. Здесь еще так много предстоит сделать.

— Мы нужны в Калдараке, — сказал Телок. — Диего сказал, что у Айви скоро родится птенец.

Уркот задумчиво промычал.

— Мы намерены присутствовать там и сделать все возможное, чтобы помочь им.

— Хотела бы я сама быть там, — ответила она низким и хриплым голосом.

— Мы понимаем, Ансет, — сказал Рекош. — Я знаю, Кетан пригласил бы тебя туда, если бы это было возможно, но ты несешь ответственность перед Такаралом. И, между нами и Корахлой, об этом городе хорошо заботятся. Вы двое более чем способны сделать то, что должно быть сделано.