Рыцарь Спиркреста (ЛП) - Рид Аврора

Я смирился с этим. Мне было все равно, лишь бы он держался подальше от Софи.

И чем больше я отдалялся от Софи, чем более жестоким становился по отношению к ней, тем меньше интересовал Луку. А быть жестоким по отношению к Софи стало так просто — она сама это сделала. Со своими боевыми взглядами, гордой осанкой, гребаным значком префекта. Все, что мне раньше нравилось в ней, померкло, ее стало так легко ненавидеть.

Но я не переставал желать ее для себя. И поэтому все, что я делал, в тот момент стоило жертв. Потому что моя ненависть держала ее в клетке, и в этой клетке никто другой не мог до нее добраться. Даже Лука.

Это стоило того на протяжении долгого времени.

Но Софи выбралась из этой клетки. Прямо у меня под носом она ее переросла. Она стала красивой и уверенной в себе. И пока я беспокоился о том, что кто-то в Спиркресте обратит на нее внимание, кто-то за пределами Спиркреста — какой-то обычный, случайный парень, которому нечего предложить, — увел ее. А теперь, через несколько месяцев, мы все покинем Спиркрест, и после этого все здесь потеряет смысл. Я провел пять лет рядом с Софи, так и не сумев приблизиться к ней.

И мне кажется, что это уже не стоит того.

Победа

Софи

Весь январь похож на то, как будто на меня снова и снова наезжает грузовик. Между навалившимися курсовыми работами, подготовкой к очередному февральскому залпу экзаменов и сроками подачи документов в университет нет ни секунды, чтобы я не работала или не беспокоилась о том, сколько работы мне еще предстоит сделать.

В воскресенье я получаю два неожиданных сообщения: первое — от Фредди.

Привет, Софи. Просто хочу сказать, что мы все очень скучаем по тебе здесь, в "Маленьком саду". Хотелось бы как-нибудь встретиться за чашечкой кофе, если ты захочешь, и если у тебя будет время. Я знаю, как ты сейчас занята, но, может быть, я смогу поднять тебе настроение — я знаю, что, увидев тебя, я бы точно поднял настроение.

Шквал эмоций вырывается наружу. Мне приходится перечитывать текст пять раз, прежде чем я смогу вникнуть в его смысл. Я решаю дать себе полдня, чтобы подумать и придумать ответ, но вскоре получаю второе сообщение, на этот раз от мамы.

Она зовет меня за пределы кампуса на небольшой ужин сегодня вечером с ней и папой.

У меня замирает сердце, когда я читаю ее сообщение. Мы редко видимся во время семестра, и мои родители обычно не делают исключений из правил, если только что-то не случилось.

Когда такси высаживает меня у небольшого ресторанчика в Фернуэлле, я наполовину ожидаю, что родители будут ждать меня внутри с известием о смерти родственника. Я вхожу в ресторан с замиранием сердца, больше переживая из-за встречи с ними, чем из-за ожидаемых плохих новостей.

Я сразу же замечаю их: Темные глаза мамы и озабоченное лицо отца. Они сидят друг напротив друга, не обмениваясь ни словом, папа постукивает пальцами по белой скатерти, мама нервно потягивает белое вино.

Мое сердце при виде них падает, как метеорит, пробивая грудную клетку, оставляя после себя воронку знакомых эмоций. Чувство вины, страх, тревога.

— Привет, мама, привет, папа…

Они оба встают, чтобы обнять меня, и я сажусь рядом с ними. На заднем плане играет плавный джаз, ресторан освещен мягким светом и хорошо оформлен, но атмосфера в нем удушающая. Я глубоко дышу и не могу наполнить легкие воздухом.

— Софи, как ты, любовь моя? — говорит мама.

У меня щиплет глаза от этого вопроса. Я не расстроена, и она даже ничего толком не сказала, так почему же мне вдруг захотелось заплакать? Но я же не собираюсь рассказывать маме и папе обо всем, что произошло, поэтому я сглатываю комок в горле. — Эм, все в порядке, мама. Просто занята школьными делами.

— Могу себе представить, — говорит мама.

У меня в голове прокручиваются мысли о том, зачем меня сюда вызвали. Неужели мама и папа узнали о моей работе или о том, что у меня были неприятности с мистером Шоукроссом? Узнали ли они, что я не так хорошо, как в прошлый раз, сдала экзамен по математике? Узнали ли они каким-то образом, что я соврала про Рождество и не осталась с Одри?

— Итак, — говорит папа с болезненной неловкостью. — Как продвигаются дела с поступлением в университет?

Мое сердцебиение сбивается. Я неловко ерзаю на стуле.

— Все хорошо. Мой куратор сказал, что документы сильные, а мое личное заявление идеально.

— Да, — говорит мама с улыбкой. — Я столкнулась с Терезой в комнате для персонала, она была полна похвал.

Я глотаю воздух и жду.

— Она была особенно впечатлена тем, что ты подала документы в такое количество университетов Лиги плюща.

Вот оно.

Я жду.

— Я не знала, что ты подаешь документы в университеты Америки, — говорит мама, ее голос звучит воздушно. — Я думала, ты планируешь поступать в Оксбридж?

— Я и туда подала документы, — бормочу я.

— Ну да, да, молодец, милая. — Мама потягивает вино и снова улыбается. — А Лига плюща — это на случай, если ты не поступишь?

Я колеблюсь, облизывая губы.

— Ты должна верить в себя, Софи. — говорит папа, похлопывая меня по руке. — Ты так стараешься, все твои учителя говорят нам об этом. Никто из нас не может представить, что ты не поступишь в Оксбридж.

Я знаю, что сейчас самое время сказать им, что я хочу поступить в Гарвард, но почему-то слова застревают у меня в горле, превращаясь в плотный комок. Как бы я ни старалась, я не могу их выплюнуть.

— Ты амбициозная девушка, Софи, ты всегда была такой. — Ласковая улыбка отца почему-то хуже, чем если бы он был зол. — Нет ничего плохого в том, чтобы иметь амбициозные планы на будущее. Но университет — это дорого, даже с учетом студенческих кредитов, особенно в Америке. И многие твои одноклассники тоже будут учиться в Оксфорде и Кембридже. Нельзя недооценивать силу сильных связей. Я знаю, что ты иногда скучаешь по своей старой школе, и я знаю, что Спиркрест не всегда был для тебя легким, но помни, что все его преимущества находятся там, где ты можешь протянуть руку и взять.

Он останавливается, и они оба смотрят на меня с выжидательными улыбками, как бы ожидая ответа. И я вынуждена ответить. — Я знаю, что Спиркрест — это прекрасная возможность.

Приходит официантка и принимает наши заказы. Когда она уходит, мама протягивает руку через стол, чтобы коснуться моей руки, зажатой в салфетке. — Мы просто хотим, чтобы для тебя было лучше, Софи. Ты ведь знаешь это, не так ли?

Теперь мои слова — это густой, клейкий комок в горле. Слова типа: если бы ты хотела для меня лучшего, ты бы не держала меня в этой дыре все эти годы. Если бы ты хотела для меня лучшего, ты бы не заставляла меня терпеть издевательства, насмешки и оскорбления все это время. Если бы ты хотела для меня лучшего, ты бы хоть раз спросила, чего я хочу.

Но я ничего не говорю.

В конце концов, я знаю, что мама и папа говорят серьезно. Они действительно хотят для меня лучшего. Они предоставили мне возможность, которая выпадает не многим таким людям, как я. Они всегда старались, чтобы обо мне заботились и никогда не беспокоились.

Было бы легче сказать все, что я хочу сказать, если бы они были худшими родителями. Но они не такие.

Поэтому я глотаю все подряд, пока не задыхаюсь, пока не могу с трудом есть из-за комка в горле. Когда приходит время идти домой, я благодарю их, обнимаю и ухожу, а слова все еще застревают у меня в горле.

На следующее утро я просыпаюсь измотанной и трясущейся. Весь остаток дня я не в своей тарелке: Я прихожу слишком поздно, чтобы успеть позавтракать в столовой, отвлекаюсь на уроке математики, а свободное время трачу на перечитывание одних и тех же нескольких предложений из книги по критической теории Остин. Придя на урок литературы на десять минут раньше, я прислоняюсь спиной к деревянной обшивке стены, откидываю голову назад и думаю, смогу ли я заснуть стоя, если просто закрою глаза.