Выходя в основную комнату, Ново подошла к месту хранения оружия — закрытому огнестойкому сейфу размером с маленький холодильник. Сейф — самое дорогое, что было в этой крысиной дыре: как только она вступила в учебную программу и получила первую стипендию, то сразу же вложилась в эту зверюгу. Меньше всего ей нужно, чтобы какой-нибудь залетный грабитель наткнулся на кучу стволов без серийных номеров, кинжалы, выкованные кузнецом-вампиром, и взрывчатку.
И, будем честны. Этот район — не из лучших в городе.
Ее жилье — обувная коробка сто на сто футов, которую она снимала в подвале дома без лифта, окон здесь не было, что гарантировало безопасность и запах плесени даже в зимнее время года. Но это здание было в собственности у вампира, что многое облегчало, а вишенка на торте? Это ее место.
У ее семьи даже не было адреса.
Скинув покрывало с сейфа — шикарный камуфляж ведь — она ввела код, открыла дверь и взяла девятимиллиметровые и короткий кинжал. Немного подумала… нет, один девятимиллиметровый. Чуть больше амуниции, и ее сестра рискует превратиться в швейцарский сыр.
О, стоп. Так это произойдет при любом раскладе.
Ново закрепила кинжал и пистолет на бедре таким образом, чтобы под одеждой они выглядели как мобильный телефон с одной стороны, и рация — с другой. Взяв кошелек и телефон, она накинула куртку и вышла в тесный холодный коридор. В самом конце располагалась дверь и короткая лестница, ведущая на первый этаж.
Ветер на улице вторил ее настроению — был таким же агрессивным и мерзким, и врезался в ее тело так, словно она ехала в метро, держась за верхний поручень, а вокруг толкались люди.
Перед дематериализацией она подумала о том, что Пэйтон не вышел на связь.
Именно этого она и добивалась. И все же он удивил ее. Ей было стыдно за то, сколько раз она осматривала свой телефон на предмет пропущенных и смс. Слава Богу, что она жила одна.
Что реально бесило? Ее раздражение на каждый звонок или сообщение не от него… что происходило каждый раз, как телефон попадал в ее руки. Она получила много сообщений: приглашение на день рождения от Пэрадайз; Бун спрашивал, не хочет ли она взять у него что-нибудь почитать?; Акс интересовался, не хочет ли она потренироваться?; Пэйтон молчал.
А, ну еще сестра, мать и их Предсвадебный Армагеддец.
О-М-Б, народ, я чувствую себя в разы лучше. Да, я едва не померла, но сейчас уже в норме, а вы оказали невообразимую помощь в моем выздоровлении. Спасибо! *напротив груди жест — сердце из двух пальцев* Люблю вас!
Господи, на фоне предстоящей ночи колотая рана кажется таким пустяком.
Завернув за угол здания, она нашла густую тень и дематериализовалась через весь город…
Святая. Мария. Проматерь эстрогена.
Как пловчиха в океане, окруженная косяком мелких рыб, она оглянулась по сторонам, но не потому, что не видела, как на нее надвигается большая белая акула с гнилой пастью; скорее в поисках спасательной шлюпки на горизонте.
Не-а. Никто не поможет, и еще больше акул — на подходе.
Место тусовки снаружи было розового цвета и подсвечивалось фиолетовыми лампами. Внутри, сквозь окна эркеров она видела кружевные занавески и плакаты в рамках с изображением Парижа. Куча круглых столиков и ярких, несочетающихся между собой стульев. Цветы. Чайные чашечки. Башни из закусок к чаю, хотя на часах уже восемь вечера.
Представьте смесь «Радужных коней» [81] и «Семейства Кардашьян» [82], и безглютеновая еда на закуску.
Удивляло одно — масштабы бедствия. Воздух внутри распирало от запаха сахарной пудры и топленого масла, но, как выяснилось, чайная комната — это только начало. За ней шел французский ресторан с ни капли не мужским баром, где подавали только «Космо» [83], и танцевальной зоной, которая в жизни не видела такого явления как слэм [84].
Ничего лучше этой ночью с ней произойти не могло: если исходить из модели инфекционных болезней, то никакая прививка не спасет от возбудителя Полианны [85], поэтому спасет только изоляция.
Чем дальше в лес, тем страшнее, но декор оставался в детсадовских, розово-фиолетовых девчачьих тонах. Персонал также менялся в каждой зоне, по нарастающей: в передней зоне женщины были одеты в розовые платья в духе сороковых, с фартуками; в ресторане — мужчины и женщины вырядились в пин-ап стиле; и, наконец, охрана возле танцпола — эти шестидесятикилограммовые тросточки в футболках с экологическими лозунгами и бородами прямо как у Пола Баньяна [86].
С другой стороны, эти парни вряд ли попросят кого-нибудь выйти, и уж тем более не выведут под руки. Приглашенные были в формате Софи, на восемьдесят процентов женщины-болтушки с такой активной жестикуляций, что за их руками уследит не всякий профессиональный боксер.
Ново чувствовала себя мухой в чашке с вишисуазом [87]… и когда она шла по ресторанной зоне, то привлекала столько же внимания. На нее смотрели все милашки в красивых платьицах, их взгляды варьировались от «кто пустил Вот Это сюда?» до «Господи помилуй!», в зависимости от уровня стервозности по шкале «Дрянных Девчонок» [88].
Она нашла сестру среди своих единомышленников-интеллектуалов за рядом столов, выставленных у танцпола.
Их было достаточно, за дюжину — ничего удивительного. Королеве нужна свита.
Когда Софи увидела ее, то сразу окинула взглядом расположение мест за столом. Потом посмотрела на девушку, сидевшую у правой руки, словно набираясь сил. Когда женщина, очень похожая на старую-добрую Линду Картер [89], кивнула и сжала ее плечо, Софи отложила салфетку на стол и поднялась.
Ее улыбка была яркой и фальшивой как вставная челюсть.
— Ново, я тааааак рада, что ты пришла!
Она словно обняла пуховку для пудры, и когда отступила назад, цветочный аромат парфюма сестры задержался на коже ее куртки, словно ее макнули головой в клумбу с лилиями.
— Я заняла тебе место. Вот здесь.
Ново посмотрела в конец стола. Там осталась пара свободных мест, и Ново могла поспорить, что это сделано специально.
— Спасибо.
Позоришь себя, Софи, — подумала Ново, направляясь к дурацкому стулу.
***
— Ну, что скажешь?
Озвучив вопрос, Сэкстон посмотрел поверх ресторанного столика на Рана: мужчина медленно жевал и выглядел так, будто пытался понять диалект языка, с которым он был знаком постольку-поскольку.
— Изумительно, — заявил он, проглотив. — Скажи еще раз, как это называется?
— Курица тикка масала.
— А это?
— Чесночная лепешка наан.
— Все ли вам нравится? — подошедший официант обратился к ним голосом с прекрасным, плавным акцентом.
— О, да, — ответил Ран. — Можно мне еще одну порцию этого? И риса?
Мужчина поклонился.
— Сию секунду, господин.
Сэкстон улыбнулся про себя. И все еще улыбался двадцать пять минут спустя. А Ран заказал себе третью порцию.
Он был аккуратным едоком, неряшливость и небрежность в обращении со столовыми приборами и руками — это было не про него, и он постоянно вытирал губы салфеткой. Он также задавал правильные вопросы.
— И как поступил отец? — спросил мужчина.
И в свете свечи, стоявшей между ними, он был невероятно красивым, его глаза блестели, на лице играли тени от пламени на фитиле. Уставившись на его губы, Сэкстон вспоминал, как они провели день в обнимку в подвале Минайны на старенькой, расшатанной кровати, жара от их тел было достаточно, чтобы не замерзнуть, их страсть поутихла, но не исчезла вовсе.
