Рыцарь Спиркреста (ЛП) - Рид Аврора

— И ты себя тоже.

Он машет рукой и уходит. Я смотрю ему вслед, пока он не исчезает за углом улицы. Когда он уходит, я испускаю долгий, вздрагивающий вздох, не понимая, опустошена ли я или испытываю облегчение.

К счастью, выходные уже закончились, и времени на меланхолию и самоанализ не осталось. Нужно готовиться к экзаменам, выполнять курсовую работу и много внеклассных занятий, которые не дадут мне скучать.

И если я думала, что заниматься с Закари Блэквудом вместо Эвана будет легче, то это оказалось правдой только в том смысле, что между мной и Закари нет никакого напряжения, но только в этом.

На первое занятие он пришел первым, склонившись над книгой. Мы встречаемся в пустом классе английского языка, и его организованность может сравниться с моей: его заметки сложены в папку, сгруппированы и разложены по текстам, затем по персонажам, темам и контексту. Его тетрадь заполнена записями и эссе, схемы отметок прикреплены степлером к последним страницам.

Заняв место рядом с ним, я просматриваю его вещи, а потом все откладываю.

— С какой стати тебе нужны репетиторы? — сспрашиваю я. — Ты, кажется, все успеваешь.

Закари пожимает плечами. — Литература — единственный предмет, по которому я не получаю полных оценок.

— То есть… — Я поднимаю на него брови. — А тебе обязательно получать полные оценки?

Закари некоторое время молча наблюдает за мной. Это безумие, насколько он отличается от Эвана: стройный, смуглый, почти аристократичный. Его форма безупречна, а черные кудри коротко подстрижены, обнажая высокий лоб и умные медово-карие глаза. Даже манера речи у него другая: шикарный, отрывистый британский акцент резко контрастирует с мягким американским говором Эвана.

— Ты знаешь Феодору Дорохову? — спрашивает он.

Я киваю. — Конечно. Старшая девочка.

Теодора — больше, чем просто староста: с тех пор как я приехала в Спиркрест, она всегда занимала первые места в рейтинге по всем предметам. В то время как мне приходится много работать, чтобы получать оценки, Теодора не просто много работает — она обладает безумным природным интеллектом, который просто впечатляет. Если ей не удается стать номером один по успеваемости за год или по какому-то предмету, она не успокаивается, пока не добьется своего.

Я восхищаюсь ею, но о дружбе с Теодорой и мечтать не могла. Среди элиты Спиркреста она находится в стратосфере, она сама по себе молодая королева. Ее родители происходят из английской и русской знати и, вероятно, владеют большим количеством земли, чем английская королева.

Теодора — из тех богатых и шикарных, перед которыми благоговеют даже другие дети Спиркреста.

— А что с ней?

Закари вздыхает, — Она получает полные баллы за все свои сочинения по литературе.

— Правда?

Я пристально смотрю на него.

— Это просто почетно, — с достоинством говорит Закари. — В каждом классе, где мы учились, у нас были общие оценки. Мы сравнялись в программе мистера Эмброуза. Но сейчас она побеждает меня по английскому.

— Ох.

Я уставилась на него. Он кажется слишком взрослым и старше своих лет для такого рода соперничества, но я могу сказать, что он не шутит. И я могу понять, почему он хочет сразиться с Теодорой — похоже, Закари нравится это испытание.

— Хорошо, — говорю я, — Я постараюсь помочь тебе. Я получила хорошую оценку только за одно эссе, так что в следующий раз принесу его копию, а пока, я думаю, нам следует сосредоточиться на критической теории для раздела "Остин". Ты тоже занимаешься?

Закари берет свой экземпляр "Доводы Рассудка» и передает его мне. Я пролистываю его, чтобы увидеть выделенные отрывки, вкладки и изящные рукописные заметки на полях.

— Хорошо, это хорошее начало. Может, для начала обменяемся записями? Возможно, у меня есть то, чего нет у тебя, и наоборот.

Закари кивает, и мы обмениваемся копиями, оба открываем свои блокноты. Мы работаем в тишине: как и я, Закари не очень заинтересован в разговоре, и мы говорим только для того, чтобы уточнить моменты. В конце двухчасовой работы Закари первым закрывает тетради и встает.

— Это было полезно, — торжественно говорит он. — Спасибо.

— Хорошо, не за что. Увидимся в четверг.

Он кивает, берет свои вещи и уходит. Я удивляюсь его суровому профессионализму и серьезной торжественности. Почему все студенты здесь не могут быть такими? Легко забыть, что он один из так называемых молодых королей, когда его поведение такое взрослое и вежливое.

Вместо того чтобы последовать за ним из класса, я складываю руки на столе и опускаю голову на предплечья. Как Беатрис ладила с Эваном? Позволял ли он ей учить его, или отвлекал ее своими большими голубыми глазами и кокетливой улыбкой? Это похоже на то, что он мог бы сделать.

И разве я не сказала ему, что он может пользоваться всеми девушками, какими захочет? Уверен, что он не нуждается в моем поощрении.

Но вместо того, чтобы думать об Эване и Беатрис, мой разум устремляется на грязную, мутную территорию, прямо в воспоминания о ярких голубых глазах Эвана и его напряженном взгляде, когда он обрабатывал меня своими пальцами. Агрессия и голод в его голосе. Его лицо между моих ног, его губы, блестящие от влаги моего собственного оргазма.

Его хриплый голос, когда он сказал: — Я, черт возьми, только о тебе и думаю, все время.

После всей той лжи, которую Эван произносил на протяжении многих лет, это не было похоже на ложь. Это прозвучало как чистая, болезненная правда. Даже если подумать об этом сейчас, сердце начинает биться быстрее, а на щеках и в груди поднимается жар.

Разве кто-нибудь еще может заставить меня чувствовать себя так, как он? Сможет ли кто-нибудь еще возбудить меня так сильно, так разрушительно, как он? Что, если мое проклятие заключается в том, что, хотя я ненавижу Эвана всеми фибрами своего существа, он — единственный человек, который может заставить меня чувствовать?

Это похоже на греческую трагедию, которая могла бы произойти со мной.

Я энергично тряхнула головой и встала.

Мне нужно взять себя в руки. Чтобы отвлечься, я иду купаться. Только вот когда я оказываюсь в бассейне, он тоже полон воспоминаний об Эване. Кривая ухмылка Эвана в голубоватом свете, злобный смех Эвана, когда он затащил меня в воду, Эван, прижавший меня к себе за талию, его твердые мышцы, пульсирующие на мне.

Я ныряю в холодную воду, пытаясь вытрясти из головы все воспоминания. Я быстро проплываю круги, надеясь, что смогу как-то перебороть эти глупые воспоминания. Дыхание обжигает легкие, и я заставляю себя продолжать плыть.

Когда я выхожу из бассейна, глаза болят от хлорки, сердце колотится, мышцы дрожат, но я чувствую себя гораздо лучше. До тех пор, пока я не дохожу до трамплина, на котором я оставила свое полотенце. Потому что когда я беру в руки полотенце, которое случайно взяла из гардероба, то замечаю в углу золотые буквы.

Я с минуту смотрю на полотенце, а потом зарываюсь в него лицом с долгим вздохом отчаяния.

Убеждения

Эван

Утром в среду я выслеживаю Закари в том углу библиотеки, где он обычно проводит свободное время. На улице идет сильный снег, и я топаю ногами у входа и смахиваю снег с плеч, прежде чем войти внутрь. Хоть я и не провожу много времени в библиотеке Спиркреста, здесь практически святая земля, и я знаю, что лучше не разбрасывать снег повсюду.

Внутри все теплое, коричневое и золотое, тишина не нарушена, а воздух насыщен запахом бумаги и кожи.

Закари сидит на своем обычном месте за столом, спрятанным среди книжных полок, и я придвигаю стул, чтобы сесть рядом с ним. Он не поднимает глаз от эссе, которое спокойно набирает на ноутбуке.

— Ну что? — спрашиваю я.

— Ну, что? — спрашивает он, приподнимая бровь, но не отрываясь от своего сочинения.

— Ну, что произошло вчера?

Закари перестает печатать. — Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что я имею в виду, придурок. Репетиторство. Би сказала мне, что она занималась с тобой до того, как поменялась с Софи.