Дарованная Гладиатору - Тёрнер Оливия Т.

Кезон пристально наблюдает за мной, когда я скольжу мылом вниз по его груди и твёрдому упругому животу.

— Женщины моют и его тоже? — спрашиваю растерянно.

— Некоторые пытаются, — отвечает он, и оранжевое сияние факелов завораживающе мерцает на его влажной коже, — но я им не позволяю.

— Ох, — отступаю.

— Но ты можешь…

Слова пеленой повисают между нами, тяжёлые и эротичные.

Не говоря больше ни слова, опускаю руку в тёплую воду и обхватываю его древко дрожащими пальцами. Кезон откидывает голову назад, закрывает глаза и издаёт протяжный стон, когда я начинаю нежно ласкать его вверх и вниз.

Моё тело словно оживает, как никогда раньше, когда я скольжу руками вверх и вниз по его огромной длине, надеясь, что доставляю ему удовольствие.

— О, Элоиза, — рычит он, и сладкая тягучая боль у меня между ног усиливается от новых тёмных собственнических ноток в его голосе. Ему это нравится. В этом нет сомнений. Я заставляю этого опасного мужчину так реагировать на себя. Удивительно, но меня это так заводит. А ещё шокирует, насколько это делает меня счастливой.

Опускаю другую руку в воду, Кезон стонет ещё громче, когда я обхватываю полные тугие мешочки, наполненные его могучим мощным семенем.

Жемчужная капля появляется на кончике твёрдой круглой головки древка Кезона, и он вполголоса проклинает богов, когда я скольжу по ней пальцем и размазываю её по шелковистой коже.

Кезоном овладевает крупная дрожь, и я инстинктивно начинаю двигать руками быстрее, сжимая его древко так сильно, что у меня сводит руку от лёгкой боли и начинает гореть ладонь. Но мне всё равно. Я не остановлюсь.

— Элоиза, — стонет он. — Вот так, вот так, моя муза. Сильнее.

Я зачарованно смотрю, как самого сильного смертоносного гладиатора Рима трясёт от моих прикосновений. Его глаза потемнели от вожделения, а челюсти крепко сомкнулись от напряжения.

— Да!!! — глубокий рёв Кезона эхом отражается от каменных стен.

Гладиатор глубоко вдыхает, и я чувствую, как его мешочки словно сжимаются в моей руке. Я глажу древко сильнее, высвобождая всю свою сдерживаемую сексуальную энергию, которая накапливалась с тех пор, как меня впервые бросили к ногам этого чудовищно красивого мужчины.

Кезон стискивает зубы, а потом… издаёт ещё более чем прежде оглушающий рёв, когда густые белые плети его семени вырываются наружу, украшая мои ладони и его живот.

Я задыхаюсь, наблюдая, как древко Кезона продолжает извергаться, и как раз в тот момент, когда думаю, что потоки его семени вот-вот иссякнут, ещё две плети покрывают меня.

— Ох, Гадес, — шепчет Кезон глубоким хриплым голосом, погружаясь в воду до подбородка. Плети семени смываются с его живота и устремляются по воде к стоку позади нас.

Но я не готова отпустить. И ещё немного любуюсь белоснежно-жемчужными плетями семени Кезона на своих руках, но потом всё же опускаю их в воду и позволяю бурному течению смыть их.

Глубокая потеря поражает меня до глубины души, когда вижу, как семя уплывает и исчезает в стоке канализации, но утишаю себя тем, что это не последний раз.

Отныне Кезон не единственный, кто готов сжечь Рим дотла, чтобы удержать нас вместе.

Я сижу на коленях у Кезона, а он тихо напевает мне, играя с моими волосами. Он пропускает их сквозь пальцы и смотрит на них так, словно это золотые пряди волос самой Венеры.

— Кезон, — раздаётся грубый мужской голос с другой стороны решётки.

— Уходи! — рычит Кезон и сильнее прижимает меня к себе.

— Не могу, старина.

Я узнаю этот голос. Это Септимус. Человек, который купил меня и привёз сюда.

Септимус появляется за железной решёткой, разодетый в дорогую красивую красную мантию с золотой отделкой. Весь его вид кричит о богатстве и власти над такими как мы, рабами.

— Генерал Гай Агрикола прибыл в Рим. Он хочет посмотреть, как соревнуется великий Кезон.

— Я сейчас занят, — ворчит Кезон, продолжая скользить пальцами по моим волосам.

— Возможно, это попытка Императора вернуть лояльность Генерала, — продолжает Септимус, игнорируя слова Кезона. — Ходят слухи, что Генерал Гай готовит захват власти…

— А ещё ходят слухи, что мой член длинный, как копье, — перебивает Септимуса Кезон, и я подавляю смешок, который срывается с моих губ.

Могу только предположить, откуда пошёл слух о длине древка Кезона. Любой, кто видел моего мужчину обнажённым в бане, поклялся бы, что это правда.

— Может быть и так, — вздыхает Септимус, — но Император приказал тебе выступить на арене через три часа.

— Нет.

— Ты говоришь «нет» Императору?!

Испепеляющая ярость вспыхивает в смелых карих глазах Кезона.

— Я готов сказать «нет» всем богам Олимпа. Прямо им в лицо!

— Ну, может им ты и можешь сказать «нет», но только не своему хозяину. Вставай!

Кезон не двигается.

— Ещё два боя, и ты свободен.

Это привлекает внимание моего мужчины. Он оживляется и впервые смотрит на Септимуса.

— Когда я завершу свой сотый бой и завоюю свободу, — прожигает он Септимуса взглядом, — ты отдашь мне Элоизу. Она будет моей. Ты откажешься от всех прав собственности на неё и отдашь мне.

— Эту рабыню? — ухмыляется Септимус, глядя на меня так, словно я и гроша ломаного не стою. — Если это заставит тебя драться сегодня, тогда конечно. Она будет твоей.

— Она уже моя, — рычит Кезон. — Никто не посмеет её тронуть.

Мне становится страшно, и я не хочу отпускать Кезона на бой.

— Ладно, скажу всем стражникам, что любой, кто прикоснётся к этой женщине, столкнётся с гневом величайшего чемпиона Рима, — скалится Септимус. — А теперь мы должны идти.

— Я скоро вернусь, моя Венера, — шепчет Кезон, прежде чем поцеловать меня в лоб и отпустить.

— Будь осторожен, — шепчу ему, сквозь захватывающую меня панику.

Мне претит мысль, что Кезон должен подвергать себя опасности. Что, если он не вернётся ко мне? Что я тогда буду делать?

Страх и паника разрывают меня, но эти чувства немного ослабевают, когда Кезон встаёт, и я вижу поистине впечатляющий размах его роста.

Могли ли сами Боги победить этого мужчину в поединке? Сомневаюсь в этом…

Всё, что я могу сейчас сделать, это верить, что он вернётся ко мне живым.

И в глубине души знаю, Кезон так и сделает. 

Глава 4

Кезон

— Идущие на смерть приветствуют тебя! — подняв меч, приветствую Императора Веспасия.

Колизей битком набит людьми со всей Римской Империи. Все они словно сходят с ума, аплодируя и крича гораздо громче треска молнии Юпитера, когда я выхожу в центр арены. Бесконечные ряды тянутся к небу и все они заполнены людьми, которые пришли поглазеть на то, что я умею делать лучше всего – убивать.

Рядом с Императором Веспасием в его роскошной ложе сидит гость – Генерал Гай Агрикола, командующий Южными армиями. Я не очень-то интересуюсь политикой, но слышал сплетни стражников. Ходят слухи, что Генерал Гай не поклонник Императора и предпочёл бы править Империей сам. Может быть, Император пригласил его в город, чтобы укрепить их союз.

И на сегодня их развлечение – я.

— Величайший воин Рима, — ревёт ведущий глубоким проникновенным голосом. — Который не нуждается в представлении. Смотрите как он будет сражаться в своём девяносто девятом поединке на песках Колизея...

Гром толпы нарастает.

— Кезон Винициус!

Я чувствую возбуждённый рёв пятидесяти тысяч римлян, кричащих во всю мощь. И единственный урон, нанесённый мне сегодня, будет не от меча или стрелы, а этими несчастными людьми, которые своими кровожадными воплями повредят мои уши.

— Но сегодня, — продолжает ведущий, — у нашего любимого непобедимого гладиатора будет три противника, которые заставили бы самого Марса бросить оружие и молить о пощаде. Генерал Гай прочесал дикие земли Африки и добыл там самых свирепых воинов и самых диких зверей.