Ядовитые мальчики (ЛП) - Тейлор-Лэйн К. Л.

— Мне не нужно твое гребаное признание, Поппи. — я хмурюсь, морщины прорезают мое лицо. — Это не так, Господи, я просто хотел объяснить, чтобы ты поняла, чтобы ты знала, что это никогда не касалось тебя. И я неправильно направил свой гнев, и я разрушил то, что… что было важно. Я облажался. Я

облажался и настроил этих парней против тебя, а они преданы мне. И они не должны быть такими. Я повел их неправильно, ты пострадала, и это все моя вина. Я не прошу тебя прощать кого-либо из

нас. Особенно меня, но я хочу, чтобы ты знала. — я сглатываю, комок в горле сдавливает горло.

Она понятия не имеет, насколько она хороша. Что она делает со мной. Что она заставляет меня чувствовать. Всех нас. Боже, она такая красивая, и грустная, и испорченная, но такая хорошая.

— Ты такая совершенная. — это хриплый шепот, признание, вырвавшееся глубоко из моего почерневшего сердца. — Ты яркая, и красивая, но потерянная. — затем она смотрит на меня, слезы стекают по ее распухшим щекам. — Потеряться — это нормально. — успокаиваю я ее, прижимаясь головой к ее голове, легкая улыбка кривит мои губы. — Ты заслуживаешь людей, которые полюбят тебя, будут ставить тебя на первое место, которые будут оберегать тебя.

Она дрожит в моих объятиях, моя рубашка так крепко сжата в ее руках.

— Семья, которая будет любить тебя, несмотря ни на что, будет помогать тебе, обнимать тебя и любить тебя.

Я делаю глубокий вдох, наклоняя голову, так что оказываюсь в водопаде ее темных волос. Наши губы почти соприкасаются, когда я отрываю свою голову от того места, где она прижимается к ее.

— Мы можем сделать это для тебя. — говорю я ей, имея в виду именно это. — Даже если мы тебя не заслуживаем. Мы могли бы это сделать. Можем. Сделаем.

Поппи крепко зажмуривает глаза, задерживает дыхание в груди, пытаясь сдержать крики. И с дрожащим выдохом ее грудь, наконец, опускается. Она облизывает губы, глядя на меня, ее образ немного размыт из-за близости, но я выдерживаю ее взгляд.

— Я не могу, — выдыхает она, и мои внутренности тяжелеют, отягощенные, бесполезные. — Я не могу, — она мягко качает головой. — Зная,

что… Я… я не могу.

Мои глаза горят, и я прижимаюсь к ней сильнее, крепче, желая проникнуть в нее своими когтями. Я двигаюсь, сокращая расстояние между нашими губами и заявляя права на ее поцелуй, предназначенный для прощания.

Она застывает, губы не шевелятся, когда я провожу языком по ее рту, ощущая вкус антисептика, железа и боли. Я сжимаю в кулаке ее волосы, нежно откидываю ее голову назад. Мои губы целуют ее лицо, слизывают ее слезы. Провожу губами по ее скулам, вниз по подбородку, и она целует меня в ответ, и я тону в ней.

Она целует меня в ответ, ее губы приоткрываются, мой язык просовывается между ее зубов, и она стонет мне в рот. Моя рука скользит вниз по ее позвоночнику, сжимая ее задницу, и она двигается вместе со мной. Прижимается ко мне на коленях. Легкое дыхание овевает мои губы, когда она прерывает наш поцелуй, распутывая свои пальцы с моей рубашки, чтобы сомкнуть их у меня на шее сзади.

— Беннетт. — выдыхает она, двигая бедрами вместе со мной, когда я хватаю ее за задницу, чтобы насадить на свой член, твердый и пульсирующий под моими узкими брюками.

— Вот и все, Леденец. — шепчу я, прижимая ее к себе, шипя, когда ее трусики соскальзывают в сторону, обнажая совсем немного ее жара. — Черт. — выдыхаю я, снова целую ее, возвращая ее губы к своим, обнимая ее за шею. — Хорошая девочка. — говорю я между поцелуями. — чертовски хорошая девочка, кончай для меня, не останавливайся, Леденец.

Она кусает меня за подбородок, опускает голову мне на плечо, и мы оба наблюдаем за ее движениями. Жар ее влагалища подобно лаве обволакивает меня, дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда ее ногти впиваются в мою кожу.

— Я не прощаю тебя. — внезапно выдыхает она, переводя взгляд на меня. — Это не значит, что я прощаю тебя.

— Я знаю, знаю, просто продолжай, Поппи, не останавливайся, красавица.

Она двигается быстрее, толкаясь сильнее, растирая меня по всей длине. Головка моего члена зацепляется за внутреннюю сторону молнии каждый раз, когда она ударяет меня точно в цель.

— Не прощай меня, я этого не хочу.

Она стонет вместе со мной, ее бедра покачиваются, она близко, и я чертовски близко. Я стискиваю зубы, шипя:

— Не останавливайся, блядь.

— Беннетт. — кричит она, моя хватка на ее шее усиливается, мои пальцы впиваются в ее задницу, когда ее темп замедляется.

Она начинает кончать, и я поднимаюсь выше. Мое сердце колотится в груди, пытаясь вырваться, и я тоже кончаю.

Ее хриплый голос у меня над ухом:

— Беннетт, Беннетт, Беннетт.

Она произносит мое имя, когда кончает, и я кончаю прямо в штаны, и мне все равно, что она замедляется, но не останавливается, хныча у моей щеки. Ее губы приоткрыты и влажны. Ее дыхание скользит по моей шее, когда она замедляется, чтобы остановиться, ее грудь вздымается в неровном ритме с моей собственной. Она обмякает в моих руках, моя голова ударяется о стену. Я прижимаю ее к своей груди.

— Позволь мне остаться с тобой, Поппи. Ненавидь меня сегодня вечером, Леденец, утром тоже, но позволь мне остаться.

— Я не прощаю тебя. — шепчет она, но все еще в моих гребаных объятиях.

Это похоже на проигрышную победу.

— Хорошо.

Глава 38

РАЙДЕН

— Что мы должны сказать? — спрашивает Рекс, когда мы направляемся по коридору к последнему занятию Поппи в этот день.

Я смотрю на него краешком глаза, поддерживая заданный мной первоначальный темп, который немного напоминает бег.

— Я не знаю. — признаюсь я.

Шаги Рекса на мгновение замедляются, оставляя его позади меня, но я не останавливаюсь, студенты расступаются, пока я иду по коридорам.

— Подожди, что? Я думал, у тебя есть план. — он подбегает ко мне, пристраиваясь в такт.

Его взгляд обжигает мне щеку, но я не трачу время на то, чтобы смотреть на него.

— У тебя всегда есть план.

— Она провела ночь с Беннеттом. — произношу я сквозь стиснутые зубы, каждой своей частичкой ненавидя это, но также, нет, я не хочу, чтобы она когда-либо снова была одна.

— Что?

— Он ворвался внутрь, а потом так и не ушел. — я сглатываю, и это ощущается как лезвие бритвы на кончике моего языка.

— Ублюдок.

В точности мои мысли.

— Ты думаешь, это потому, что он хотел ее для себя? — Рекс, почти не дыша, идет рядом со мной, пока мы поднимаемся по лестнице на математический факультет.

— Ты слишком много куришь. — сообщаю я ему, но он игнорирует меня, продолжая говорить.

— Я знаю, он объяснил, как они познакомились, но, черт возьми, чувак, она была у нас первой. Если бы не он, мы бы даже не узнали об этой связи. Так было бы лучше, не так ли? Нам даже не пришлось бы сейчас сожалеть, потому что она была бы просто нашей! В безопасности и любима, и мы могли бы помочь ей. Все вместе, мы могли бы помочь ей, и нам не пришлось бы делить ее. Ты так не думаешь, Кинг?

Все вопросы Рекса крутятся у меня в голове, гнев преследует меня по пятам, как собака в погоне, и я почти готов взорваться. Гнев на Беннета, на Флинна, на Линкса, на себя.

Как же я этого не заметил?

Ее использовали.

Почему ее слова не отдавались щелчком в моем тупом гребаном черепе, когда мы разговаривали, признавались шепотом ночью. Она говорила мне тогда, не так ли? Мольба, которую я не мог понять. Безмолвная мольба о помощи.

— Да, теперь я чувствую беспокойство и все такое. — она сильно хмурится, как будто находится где-то в другом месте. — Мне потребовалось много времени, чтобы попытаться преодолеть это. — хрипит она низким и надтреснутым голосом. — Не думаю, что когда-нибудь смогу.

Я не понял, малышка.

Точно так же, как я этого не сделал с Линксом.

— Хендрикс. — я проглатываю его имя, когда оно вырывается из моего горла подобно рычанию, мои ноги замирают. — Пожалуйста, перестань говорить, я не могу… я не могу сосредоточиться, а твой голос похож на отвертку, которую втыкают мне в ухо.