И восходит луна (СИ) - Беляева Дарья Андреевна

- Ладно, папа, - сказала Грайс, терпеливо выслушав все его поздравления. - Большое тебе спасибо.

- Изоляция аффекта - плохая защита в этом случае.

- У меня нет аффекта.

- Конечно, ты же его изолируешь. Подобные защиты могут спровоцировать стресс.

- Тогда я выбираю всемогущественный контроль, - сказала Грайс.

- Но это примитивная защита, свойственная асоциальным...

- Пока папа, - сказала Грайс и отключилась. Дайлан сказал:

- Смело.

Грайс моментально почувствовала стыд. Она пробормотала:

- Я бунтарка.

И уткнулась взглядом в окно. Нэй-Йарк ловил свои последние жаркие дни. Грайс спросила у Дайлана:

- Я могу повидаться с Кайстофером? А ты постоишь за дверью коридора. Хорошо?

- Я собирался на съемки, - сказал Дайлан. Его пальцы плясали над бардачком, где лежали сигареты, но в конце концов, он отдернул руку. - Ладно, уговорила меня! Я опоздаю! Но давай недолго, хорошо, Грайси?

- Как скажешь.

Они приехали домой, и вместо семьдесят пятого этажа, Грайс нажала на кнопку с номером сорок три. Она посмотрела в зеркало, достала из сумочки расческу, причесалась. Теперь она чувствовала волнение и не могла найти себе места. Дайлан закрыл глаза и мягко мотал головой, будто слушал внутри своей головы любимую песню.

Когда двери лифта открылись, Грайс вдруг подумала, что, может быть, зря она сюда приехала. Может быть, он сделает с ней что-нибудь, вскроет ее внутренности, к примеру. С него бы сталось.

Эта мысль вызвала в ней внутренний трепет не слишком понятной природы. Не однозначно отрицательный.

Грайс по памяти ввела код. Дайлан спросил:

- Подождать здесь?

- Да, пожалуйста.

Она прикрыла за собой дверь, снова оказавшись в безумии Кайстофера. На этот раз Кайстофер оказался в той же самой комнате, где они с Грайс занимались сексом на столе. Только теперь эта комната выглядела абсолютно по-другому.

Здесь все было белое, как в операционной, и даже имелось кресло, похожее на кресло зубного врача со многочисленными, навевающими ужас на детей и впечатлительных взрослых приборами. На столике рядом с ним в эмалированной посуде лежало причудливое, блестящее железное приспособление, похожее на то, что разжимало Грайс челюсти при болезненной установке бреккетов в подростковом возрасте, только больше. Штука теоретически обхватывала всю голову, и ее металл должен был крючками впиваться в слизистую рта. На кушетке стояли красные женские туфли на высоком каблуке.

Кайстофер был в углу, он раскачивался, останавливаясь всякий раз за миллиметр от того, чтобы удариться головой о стену. Пространство вокруг него снова искажалось. Когда они были вместе, все было нормально. Видимо, порядок и беспорядок взаимно аннигилировались. Теперь Грайс видела радуги, то и дело вспыхивающие вокруг него, слышала крики чаек и хруст стекла.

На Кайстофере была полосатая пижама, белая в широкую красную полоску. Он не замечал ее, и Грайс подошла ближе. Она коснулась рукой стены, стена оказалась липкая. И Грайс поняла - сахар. Все здесь, кроме металла, было сделано из сахара. Сахар, кабинет дантиста - его ассоциации были детскими, дурацкими и жутковатыми одновременно. Грайс лизнула пальцы, почувствовав интенсивную сладость.

Стена легко крошилась под ногтями.

Кайстофер обернулся совершенно внезапно. Он засмеялся, увидев ее, и смех его вызвал с потолка конфетный дождь, а еще наворачивающую круги птицу, похожую на голубя, но в полной мере не являющуюся им, остроклювую, разноцветную.

- О, моя любимая пришла навестить меня в этом одиноком месте? - он склонил голову набок.

- Я беременна, Кайстофер.

Птица превратилась в цветок, в чайную розу, и упала к ее ногам. Кайстофер тоже упал на колени, потом метнулся к ней, схватил за щиколотку и повалил на пол. Он оказался над ней, опираясь на локти, как любопытный мальчишка, смотрел ей в лицо.

- Ты подаришь мне ребенка?

- Я только что тебе сказала.

- Ты пришла сказать, что у меня будет новая куколка? Я люблю игрушки!

Пол тоже был сахарный, и Грайс чувствовала, как липнут к нему волосы. Кайстофер взял розу, пристроил ее Грайс за ухо, а потом поцеловал Грайс в губы.

- Я люблю тебя! Ты подаришь мне хоть что-то, а то я много тебе дарю, а у тебя ничего нет.

Вокруг валялись конфетки в разноцветных обертках. Грайс взяла одну из них, развернула и отправила в рот. Конфета оказалась мятной карамелькой. Грайс уже поняла, главное не показывать страха. И тогда будет даже интересно.

Кайстофер положил руку ей на живот.

- Ты же меня не обманываешь? Что мне делать, если ты меня обманываешь?

- Я говорю тебе то, что сказал мне врач.

Отчасти Грайс чувствовала себя очень смелой - как если бы вошла в клетку с диким животным.

Лицо Кайстофера приняло озадаченное выражение. Он вскочил, схватив ее за руку, потащил к креслу.

- Что, наденешь на меня эту штуку? - Грайс кивнула на жуткое железное приспособление.

- Нет, конечно, - засмеялся Кайстофер. - У тебя такие хорошенькие зубки. Я лучше вырву их, если решу поиграть в зубного. Положи руку на стол.

Грайс сделала то, что он говорил. Ее одолевало неумолимое любопытство. Кайстофер взял один из острых приборов, похожих на ножницы. Лезвия резко опустились между пальцами Грайс. Кайстофер с точностью повторил процедуру еще несколько раз. Похоже было на детскую игру с ножичком, только антураж куда более жуткий. Грайс смотрела поверх головы Кайстофера, пространство за ним искажалось, стена то приближалась, то отдалялась. Грайс видела цветные вспышки всякий раз, как лезвие втыкалось в сахарный стол.

- Ты мне не врешь?

- Не вру.

- Ты меня любишь?

- Люблю.

- Ты меня понимаешь?

- Не понимаю.

Кайстофер засмеялся, а потом сказал:

- А доверяешь?

Грайс задумалась, не зная, что сказать, затем улыбнулась:

- Да.

За этим она сюда и пришла. Руку пронзила жуткая боль, лезвия вошли до кости, Грайс закричала. Она посмотрела на стол, сахар таял от крови, а в ее руке была развороченная, глубокая, хоть и не большая, рана.

Болела она невероятно, Кайстофер воткнул лезвие ей в руку с такой силой, что мог повредить даже кость.

А потом Грайс ощутила тепло, такое нежное, такое приятное. Будто руку ее опустили в нежное, чудесное, летнее море. Грайс видела, как ткани срастаются, схватываются, и вот никакой раны уже не было, даже кожа не была повреждена. Грайс свободно двинула рукой. Под пальцами сахар стал мягким от ее крови.

- Это ты сделал?

- Это наш ребенок. Он защищает тебя.

Кайстофер поцеловал ее, принялся гладить по волосам. Он поднял Грайс на ноги, нежно, как ребенок любимую игрушку.

- Спасибо тебе, я так тебя люблю. Если бы ты соврала мне, я убил бы тебя. У моей жены будет мой ребенок.

- Да. Так обычно и бывает.

Он снова дернул Грайс за руку, прижал к себе, сделал пару танцевальных шагов, потом остановился.

- Дай мне увидеть Дайлана. Он же там? Я знаю, он там. Я слышал его голос. Дай мне увидеть его. Я должен сказать моему брату, как я счастлив. И трахнуть его. Ну или просто сказать. Неважно. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-препожалуйста!

Кайстофер достал из кармана помаду и принялся красить Грайс губы.

- Ты - хорошенькая. Давай, соглашайся. Я никуда отсюда не уйду, только увижу Дайлана.

Грайс помолчала, давая ему докрасить ей губы алой помадой. И тут же поцеловала его, когда он отвлекся. Теперь и его губы были красными. Грайс улыбнулась ему.

- И ты только увидишь Дайлана и вернешься сюда?

- Разумеется.

- Пять минут.

- Не больше. Обещаю.

Грайс вздохнула, а потом сказала:

- Договорились.

Она повела его за руку по коридору. Ей нравилось ощущать над ним некоторую власть, власть слова. Он не мог нарушить данное ей обещание, ровно как и обещание, данное Дайлану. Они вышли в пустой, ничем не примечательный коридор. Из-под пижамной штанины Кайстофера прямо на пол выпрыгнула лягушка.