Космос. Меридиан (СИ) - "pine wood / limitless the sky"

Чем-то евгеник напомнил Льюису его среднего брата Алекса, тот тоже был немного инфантильным и жутко закомплексованным из-за прыщей, которыми его наградила дурная наследственность, и если Льюис, которого в то время также не избежала подобная участь, бросался в драку из-за любого колкого замечания, то Алекс тушевался и погружался в пучину отчаяния. Лу до сих пор не мог себе простить, что когда они с Крисом нашли у Алекса мамин тональный крем, то запозорили брата, и тот в отчаянии наглотался таблеток, которые, к счастью, оказались маминым импортным травяным слабительным. Отец тогда всыпал всем, включая Алекса, крепких люлей, но Льюис до сих пор вспоминал те дни с улыбкой, тем более что после слабительного прыщей у Алекса почему-то действительно стало меньше и братишка приободрился.

— Может, мне тоже просто просраться нужно, чтобы прыщи прошли? — выдавливая очередной прыщ, протянул крутящийся в их гараже перед осколком зеркала Крис.

— Твоей уродливой роже исчезновение прыщей мало чем поможет! — Льюис вскочил со старой стиралки, на которой сидел, и бросился наутек от оскорбленного брата. — Прости! Прости! Может и поможет! Она станет чуть менее безобразной, чем есть! — Льюис залился смехом и, запутавшись в собственных ногах, шлепнулся на газон, а сверху налетел брат и принялся вколачивать в него кулаки.

Лу поймал себя на том, что счастливо улыбается во все тридцать два и смущает этим не только юного евгеника, но и вставших по бокам от него Августа и Магдала, который вообще-то говорил какую-то очень важную речь про важность традиций, покорность системе, уроки прошлого, и он явно не понимал, почему Льюис так счастлив это слышать. На волне охватившего веселья, которое еще видимо и стресс подогревал, Льюис вспомнил свой фирменный взгляд, которым снимал себе пассию в баре на ночь, и посмотрел так на евгеника, включая весь свой природный магнетизм. Рыженький подросток, закутанный в примерно такое же кимоно, которое у входа стянули с Льюиса, вспыхнул словно факел и резко отвернулся.

Улыбающийся Льюис не сразу заметил, что Магдал замолчал и, судя по всему, не потому, что закончил свою речь. Веселье поугасло, как только Лу поднял взгляд на двух почерневших от ярости гарпий, в которых буквально проступило явное родство. Судя по глазам Магдала, тот намеревался не кинжалом ему волосы отсечь, а повыдирать каждую волосину с головы Льюиса, и судя по пожелтевшим глазам Августа, тот планировал помочь братцу. Смиренно потупив взор, Льюис решил рассмотреть линии на ладони, пока эти двое придут в себя.

Магдал все-таки закончил свою речь, еще раз подчеркнув напоследок важность исторической преемственности традиций. В повисшей тишине все уставились на Августа, который словно пребывал где-то в глубине своих желтых глаз. Чем дольше затягивалось молчание, тем сильнее напрягались все присутствующие, включая Льюиса, который до последнего не был уверен, что Август позволит ему принести присягу.

— Действительно, — наконец заговорил Август, — нам всем стоит помнить свое прошлое, и сегодня, продолжая традиции, мы воскресим кое-что из славного прошлого наших предков, то, о чем мы успели забыть, — лаконично закончил он.

Да уж, Августин никогда не любил много говорить, за него обычно говорили поступки. Льюис думал, что на этом все, но Август вскинул руки и негромко хлопнул в ладони, после чего со стен словно разбитое стекло посыпалась голограмма, обнажая черный облицовочный камень высоченных колон, которые казалось подпирают сам космос и тот черной материей стекает по ним. На каждой колонне был высечен небольшой сюжет из человеческой истории, Льюис предполагал, что сюжеты шли в определенной последовательности и завершались самым главным изображением, находящимся за спиной евгеника.

Трон, на котором сидел евгеник, показался до нелепости маленьким и до бутафории дешевым. Сразу стало ясно, что и трон, и платформа, и еще позже появившийся огненный цветок не имели к дворцу и смыслу, вложенному его создателями, никакого отношения, потому что все в величественном дворце Селесты было пропитано триумфом человеческого разума и единством противоположностей, отраженных в невероятной фреске за спиной евгеника, где, вскинув руки вверх, стояли три гиганта. Они были настолько огромными, что макет твэла для ядерного космического двигателя, который они держали в руках, едва различался в сумраке потолочного свода дворца.

Гиганты были настолько искусно выполнены, что казалось, кто-то из них вот-вот шелохнется и, ожив, выйдет из темного камня, неся потомкам в руках техническую установку, с помощью которой начали покорять дальний космос. Но совсем не это было главным и не об этом хотел напомнить Август. Главным было то, что лишь только один из троицы подходил под современные стандарты системы и мог бы называться «человеком», справа от него стоял явно киборг с полностью измененным модификациями телом.

Посмотрев на величественную фигуру модификанта, Льюис вновь задумался над тем, что и эта категория разумных угнетена не меньше мутантов, потому что они внесли изменения в свои тела, намеренно нарушив их «чистоту». Да, модификанты не являлись минусами с нижних ярусов, у них вообще своя правовая система, но они также были презираемой частью общества, потому что мало кто согласен просто так модифицировать свое тело. Если на это и соглашались, то лишь для того, чтобы с помощью технологий победить или исправить какую-то свою мутацию, либо вырваться из нищеты, пройдя оплаченную военным ведомством КС модификацию и фактически подчинив себя КС.

Многие более-менее свободные главы семей с нижних ярусов так и делали, чтобы прокормить свои семьи, и теперь это стало особой проблемой для Льюиса, потому что на Земле осталось много семей, чьи родственники улетели служить и теперь не могли вернуться или за их возвращение требовалась внушительная сумма отступных. Положение модификантов усугублялось еще и тем, что их здоровье и благополучие сильно зависело от технического обслуживания их модификаций, которые простые разумные себе не могли позволить, это оплачивала рекруту система КС или если он по каким-либо причинам выходил из нее, то ему приходилось либо скитаться космическим пиратом, получая там некачественное обслуживание, либо брать на себя огромные долги, дабы купить его у сертифицированных дистрибьюторов.

К счастью, не иначе как в волшебной лаборатории Августа помогли найти решение этой проблемы, создав альтернативные технологии, благодаря которым можно было помочь модификанту, но это не решало проблемы того, что модификант мог быть засланным шпионом или, того хуже, невольным носителем взрывчатки. Несколько таких счастливых разумных, вернувшихся на родину, подорвались в крупных транспортных развязках, после чего всех модификантов срочно сослали на военный полигон, где нашли еще одного, который не подорвался лишь потому, что его система была в слишком плохом состоянии и он буквально вышел из строя, готовясь умереть, если ему в ближайшие часы не помогут.

В любом случае это были счастливчики, которым удалось вернуться на родину, но сколько еще оставалось тех, кто не мог, тех кого подвергли репрессиям просто потому, что они были с Земли… Льюис старался просто не думать об этом, потому что сейчас не мог никак повлиять на это, и вот теперь, в благоговейной тишине, они стоят перед фреской, которая фактически ровесница стоящего перед ней Льюиса, и вспоминают о том, что именно благодаря модификантам осваивались первые богатые минералами и другими полезными ископаемыми метеориты. Где в тяжелейших условиях погиб бы простой человек и мутант, там прогрызал дорогу в космос модификант, рискующий своей жизнью и здоровьем ради воплотившейся мечты всех поколений человечества, смотрящих в небо и мечтающих о космосе, представляющих его местом обитания богов…

Крылья вздернувшего руки вверх мутанта были инкрустированы белоснежным камнем, который, мягко мерцая, создавал эффект, будто его перья шевелятся от легкого ветерка и сам он, вполне себе живой, стоит на равных с обычным человеком и модификантом. Фигуры были настолько огромными, что кресло евгеника едва ли доставало до их ступней, под которыми было выгравировано самое древнее религиозное послание из Ригведы на нескольких языках, ни один из которых, кроме Льюиса, не могли прочесть присутствующие в зале современники.