Всерьез (ЛП) - Холл Алексис

Я прошел мимо паба на углу, мимо сдающихся в аренду офисов, пиццерии, все уже было закрыто на ночь и зарешечено. И нашел ее. Старую табачную фабрику, переделанную под имиджевые апартаменты.

Дома на кухне это все казалось куда более романтичным и куда менее неловким. Несколько долгих минут я вообще стоял, даже не двигаясь. Просто ждал на пустой улице, пытаясь набраться смелости на глупый поступок. А затем шагнул ко входной двери, нашел звонок для самой верхней квартиры и нажал на него. Спина зачесалась от пота. Сердце бухало в груди.

— Да? — раздался голос, который совершенно точно принадлежал не Тоби.

— Я… Я ищу… Тоби. Тоби Финча.

О боже. Бухнуть такое за полночь и без всяких пояснений... На месте хозяев я бы серьезно задумался о звонке в полицию.

Но секунду спустя пришел ответ:

— Вы разминулись. По-моему, он ушел к своему парню. — Значит, этот грудной голос с нотами Ист-Лондона принадлежал матери Тоби. Ч-черт.

— Эм, я и есть его парень.

Потрескивающая пауза, а затем:

— Вам лучше подняться.

Несмотря на долгий подъем, я все равно рванулся к лестнице, перепрыгивая через ступеньки, пока не добрался — в поту и с нывшими ногами — до лофта за считанные минуты. Дверь оказалась открытой, но я все же постучал, чтобы не вваливаться к матери Тоби, когда она дома одна.

— Открыто.

— Простите. — Я шагнул внутрь и… — Господи, вы голая. — Если не считать завитка краски на одной из грудей.

— А что, у вас какие-то проблемы касательно женского тела?

— Н-нет… Просто не ожидал. — Я все еще не мог толком решить, куда деть глаза. Что невежливее: смотреть на нее или отвернуться? — Вы, э-э, не верите в одежду?

— Когда работаю в уединении собственного дома — нет. — Мама Тоби отложила палитру с кистью и вздохнула. — Я накину халат.

Что-то длинное, шелковое и смутно азиатское было перекинуто через спинку тахты неподалеку. Она подняла его и набросила на плечи, что только подчеркнуло ее обнаженность.

Я не мог удержаться от выискивания черт Тоби в ее лице, но не находил их. Зола оказалась высокой, с длинными руками и ногами, даже, можно сказать, гибкой, как тростинка, в то время как он был небольшого роста, вертлявым и непластичным. Хотя они совпадали по цветам — бледные и темноволосые, только ее глаза оказались черными с поволокой, а не синими, а более темные, чем у Тоби, волосы, слегка тронутые сединой и красками, свободно падали почти до талии. Объективно, она была красива во всех тех аспектах, в которых не был Тоби, а в ее небрежности и уверенности чувствовалось необъяснимое неистовство.

— Значит, — тем временем продолжала она с самым праздным интересом, — ты у нас парень.

Я кивнул, беспомощно чувствуя себя неотесанным мужланом и сомневаясь, стоит ли протянуть ей руку в знак приветствия.

— Лоренс Дэлзил.

— Да, он говорил. — Она прошла через весь лофт к кухне в углу, достала картонный пакет молока из мини-холодильника и стала пить прямо из горла. — Однако не упомянул, что ты старше меня.

А. Я перевел взгляд с голой мамы Тоби на холсты с изображениями голой мамы Тоби и — раз отходных путей, похоже, не наблюдалось — обратно на нее.

— Эм… да… знаю, это неортодоксально, но могу вас уверить… — Господи, какая отчаянная высокопарность. — Видите ли, я правда люблю его, — закончил я жалобно.

Она допила молоко и кинула пустую коробку в раковину. Тоби это точно взбесит.

— Я забеременела Тоби в пятнадцать. Кто я такая, чтобы осуждать его решения?

— Э-э, его мать? — подсказал я.

Она ответила гордым и яростным взглядом засверкавших глаз, и внезапно я увидел в них Тоби.

— Учитывая, что ты трахаешь моего сына, не думаю, что у тебя есть какое-то право учить меня, как его воспитывать.

Боже. И главное, прилетело совершенно заслуженно.

— Простите.

Она пожала плечами.

— Родители держали меня в ежовых рукавицах. Не позволяли говорить или делать ничего, что мне бы хотелось, ни одной чертовой вещи. Я в жизни не обреку на подобное собственного ребенка. Кстати говоря, куда он отправился, если не к тебе?

— Не знаю, — простонал я. — У нас произошла… произошла ссора, и он убежал, а теперь не отвечает на мои звонки.

— А, тогда он может быть где угодно.

Я уставился на нее.

— Разве вас это не беспокоит?

— А должно? У него есть мобильный телефон, кредитная карточка, мозги.

— Так значит, — нетерпеливо спросил я, — вы совсем не знаете, куда он мог бы пойти?

— Как и ты, так что перестань осуждать. — Быстрым шагом она вернулась обратно к холсту, над которым работала и который занимал большую часть стены, и всмотрелась в него, склонив голову на бок в немом размышлении — еще один момент, напомнивший мне о Тоби.

Спустя пару секунд, когда стало очевидно, что больше говорить она не собирается, я опять попытался:

— А нет ли кого-то, кому я мог бы позвонить или еще что? Друг? Член семьи?

Она бросила на меня взгляд через плечо.

— Не могу понять, то ли ты такой лапочка, то ли настоящий прилипала.

Самое ужасное, что я и сам не могу.

— Мы первый раз так поругались.

— Да что ты.

Ее голос переполняло абсолютное безразличие, но я сходил с ума от страха за Тоби и непонимания, а поэтому все равно сказал:

— Я только хотел узнать, почему он работает в том кошмарном кафе, а не… занимается чем-то, более подходящим к его талантам и способностям.

— Я всегда предполагала, что ему там нравится.

— Не… эм, не уверен, что это так.

— Тогда пусть бросит. — Она вновь взялась за кисть. — А сейчас, если только ты не хочешь стать человеком из Порлока[35], мне нужно закончить эту картину.

Понятия не имею, что она имела в виду, но и без того стало ясно, что мне указали на дверь. Сердце рассталось с немногочисленными последними надеждами.

— Простите. Э… не могли бы вы передать ему, что я заходил? Или… попросить его…. не знаю…

— Лучше подожди здесь. Если будешь вести себя тихо и не мешаться.

— Правда? Я… Да… Спасибо.

— Шшш.

Я зажал рот ладонью, прежде чем из него вырвалось еще одно инстинктивное «простите».

Лофт Золы представлял собой главным образом свободное пространство и вид.

Великолепный вид, но не уверен, что мне было бы комфортно жить здесь. В одном углу притулилась маленькая кухонька, неподалеку — что-то, похожее на отгороженную ванную, и штора, которую я на пробу отдернул в сторону, открыв взгляду, должно быть, спальню Тоби. Очень неловко переступать ее порог в отсутствие хозяина, но других мест просто не оставалось.

Уголок дома у Тоби оказался на удивление аскетичным: длинная вешалка для одежды, раскладной диван-книжка для сна, небольшой книжный шкаф, забитый, в основном, сборниками поэзии и книгами по кулинарии, и восседающий на его подушке плюшевый медоед, которого так и хотелось потискать. Стены были беспорядочно увешаны накопившимися за девятнадцать лет увлечениями. Судя по целому ряду звездных пейзажей, видов Земли с Луны и карт Солнечной системы, когда-то Тоби, очевидно, хотел стать космонавтом. А может, если взять схемы эволюции динозавров и справочные таблицы по окаменелостям — палеонтологом. Был здесь и постер о биоразнообразии глубоководных видов у берегов западной Австралии, плакат с рыбами-ангелами от National Geographic и изображение кораллового рифа в разрезе, оставшиеся от, вероятно, его периода морского биолога.

Ох, Тоби. Тоби.

Менее поддающимися классификации оказались постер обложки сборника произведений Дороти Паркер, изданного Penguin, кадр Фреда Астера и Джинджер Роджерс, который я вспомнил из «Времени свинга», концертная афиша Руфуса Уэйнрайта — «5 ночей бархата, гламура и вины в Королевском оперном театре» и цитата из доктора Сьюза: «Вот всамделишная правда — ты сегодня самый Ты. И Тебяшнее созданья в целом мире не найти»[36]. И наконец то, что оказалось фрагментом с изображением Святого Себастьяна из полиптиха Аверольди Тициана — о чем я узнал только благодаря подписи внизу. Где весьма мускулистый, слегка варварского вида Себастьян мучился от пронзившей его стрелы.